Есть переводы просто блестящие. В первую очередь к ним принадлежат ранние, сделанные еще до наступления рыночного беспредела. Переводчики «Мертвой зоны» и «Воспламеняющей взглядом» Сергей Таек и Олег Васильев сумели сохранить дух и стиль оригинала, несмотря на продиктованные журнальным объемом сокращения, и при этом сделать романы и их героев близкими и понятными российским читателям. Это фирменный знак советской школы перевода, прославленной множеством громких имен. К той же старой школе принадлежат и Васильев с Таском: оба окончили филфак МГУ, писали собственные стихи и прозу. Родившийся в 1952 году Таек, кроме того, сочинял пьесы. Еще лет десять назад он переехал в Штаты, хотя с Кингом, говорят, так и не встретился.

Кроме двух романов Таек перевел повесть «Способный ученик» (к сожалению, тоже с сокращениями) и несколько классических рассказов Кинга— «Дети кукурузы», «Бука», «Иногда они возвращаются». По его стопам пошел родившийся в 1957 году Александр Корженевский — потомок дворянского рода и выпускник МВТУ, позже основавший первое в России литературное агентство. В числе многих англоязычных авторов, в основном фантастов, он замечательно перевел и Кинга — «Туман», «Кэрри» и несколько рассказов. Упомянутые книги еще успели издаться нормально — то есть с редакционной правкой, корректурой и прочими «условностями », отмененными за ненадобностью в рыночные времена. Поэтому их продолжают переиздавать и читать, даже не пытаясь перевести заново.

Вслед за первыми переводчиками Кинга на сцену вышло новое поколение, в спешке набранное издателями буквально с улицы. К нему принадлежали работавшие на «Кэдмен» Алексей Медведев, Ольга Аежнина, Александр Филиппенко и другие, не исключая и меня. Все мы были молоды, имели определенную гуманитарную подготовку и большие амбиции. Перевод рассматривался нами не как профессия на всю жизнь, а как средство временного заработка. Отсюда проистекала изрядная небрежность, к которой добавлялось незнание американских реалий. Интернет, из которого сегодня вольготно черпают любые сведения, тогда делал лишь первые шаги. Не было и страноведческих словарей типа вышедшей позже «Американы». О значении многих слов приходилось просто догадываться. Кинг, тексты которого полны сленговых выражений, упоминаний торговых марок и цитат из репертуара позабытых рок-групп, в этом смысле был особенно труден. До сих пор со стыдом вспоминаю, как в «Кладбище домашних животных » перепутал спортивные тапочки (sneakers) с одноименными шоколадками, которые как раз тогда наводнили московские ларьки. В итоге в трагической сцене гибели Гэджа Крида с него от удара грузовика не слетали тапочки, а вылетали из кармана батончики «Сникерс».

Но это были цветочки по сравнению с халтурными переводами, заполонившими книжный рынок (к чести «Кэдмена», здесь их было сравнительно немного). Порой роман делили между собой 10—12 человек и переводили кто во что горазд, иногда даже не сверяя после имена персонажей. Уровень знаний и добросовестности у них был очень разный, и вполне приличный текст буквально на полуслове сменялся полным бредом. Таким был «Талисман», которому мне путем титанических усилий удалось придать (хочется верить) удобочитаемый вид. С еще худшим по качеству «Оно» этого не получилось. Там в первых же строках по разлившейся реке поплыли не только «куски дорожного покрытия» (то есть асфальта!), но и «оранжевые козлы для пилки дров» — имелись в виду деревянные турникеты, которыми отгораживали опасные зоны. Отсюда и до самого конца перевод периодически тонул в волнах бессмыслицы, не говоря уже о неверной и никак не поясненной передаче массы имен и названий.

Еще чаще перевод представлял собой вполне аккуратный подстрочник, какой лет на пять позже мог бы сделать компьютерный переводчик Promt. Его авторы не только не знали материала, но и не озабочивались элементарной логикой повествования. Корявость их языка была невероятной. В одном из переводов «Кэрри» школьницы, увидев пятна крови на ногах героини, начинают скандировать: «Срок! Срок!» Оказывается, они вовсе не предлагают отправить ее за решетку — английское period означает, как легко догадаться, «месячные». Дальше переводчик уныло мямлит: «Она была нескладной приземистой девушкой с прыщами на шее, спине и ягодицах. Она стояла неподвижно, тупо позволяя воде стекать по своему телу. Кэрри выглядела как мишень для издевательств, типичный козел отпущения, посмешище всего класса, вечно обманываемая и унижаемая — на самом деле такой и была». Немудрено, что после таких текстов многие сочли Кинга бездарным ремесленником от литературы. Стоит отметить, что по ходу дела переводчик более-менее овладел текстом. Но в конце не удержался и передал надпись на развалинах города следующим образом: «Кэрри Уайт поджаривается за свои грехи» (по-английски честно сказано burning). Похоже, гомерическим зрелищем барбекю из героини добряк хотел скрасить тягостное ощущение от своей интерпретации романа.

Переводчик Александр Тишинин «затемнил» для читателей один из лучших кинговских романов — «Кладбище домашних животных» (в его варианте ставшее «Кошачьим кладбищем»). Вот с какой нудятины начинается текст: «Луис Крид, потерявший отца в три года и никогда не знавший своего деда, не ожидал найти «отца», став взрослым, хотя произошло именно так... он называл этого человека другом, как должен делать любой взрослый, когда сравнительно поздно в жизни встречает того, кто становится ему «отцом ». Персонажи романа говорят языком, немыслимым для нормальных людей. Вот как изъясняется Джуд Крэндалл, речь которого Кинг называет «образцом новоанглийского юмора»: «Я не хотел пугать вас, Рэчел... ни вас, ни вашу дочь. Не нужно бояться лесов. Тут есть хорошая тропа: она становится слегка болотистой весной и всегда немного грязна... Но, черт возьми, тут нет ни ядовитого плюща, ни одного ядовитого вяза из тех, что вызывают аллергию и растут на заднем дворе школы... а ты, Элли, должна держаться подальше от тех деревьев, если не хочешь недели три провести, принимая разнообразные ванны ». Под занавес переводчик каким-то непостижимым образом перепутал карточную масть «пики» (spades) с пауками (spiders), заставив Луиса Крида перед смертью мелодраматически воскликнуть: «Вот она, Королева Пауков!» Другие переводы — мой и Игоря Багрова («Кладбище домашних любимцев»)[3] — тоже не идеальны, но их хотя бы можно читать, не спотыкаясь на каждом абзаце.

В «Темной половине», переведенной для «Кэдмена» Виктором Сухоруковым, известное выражение bullshit (лучше всего передаваемое по-русски словом «фигня») везде переводится дословно. В результате текст был усеян фразами наподобие такой: «Между нами нет никакого бычьего дерьма ». Или: «Осталось еще одно бычье дерьмо ». Дело усугублялось отсутствием в новых издательствах корректоров и редакторов. В «Кэдмене» обе эти функции совмещал многострадальный Аеша Шубин, которому к тому же приходилось набивать наши тексты, написанные на машинке, а то и вручную, — компьютеры в ту пору были далеко не у всех. Разбирая мой не самый лучший почерк, он то и дело выдавал шедевры наподобие этого: «Нам придется оборонять этот торт вчетвером » (это уже не Кинг, а Баркер). Исправить неуместный комизм могла бы всего одна корректура, но на нее никогда не хватало времени. Большие романы печатались порциями, и я одну за другой отвозил свои тетрадки в заставленную руинами компьютеров каморку Шубина, тоскливо думая, что на его месте давно бы меня задушил.

Особо следует сказать о переводе ненормативной лексики, которой у Кинга хватает, — именно за это в некоторых штатах его романы были изъяты из школьных библиотек. В пуританскую советскую эпоху все «этакие » слова тщательно вымарывались, и с наступлением новых времен многие решили, что нужно делать наоборот. Переводчики, включая и меня, аккуратно воспроизводили все авторские fuck, suck и cock, не заботясь, что в английском их обесценный смысл давно приглушен (именно поэтому в «Заводном апельсине» Берджеса герои ругались по-русски). Там подобные словечки просто служат для речевой характеристики персонажей, зато в мозгу неподготовленного (во всяком случае, в ту пору) русскоязычного читателя они вспыхивали красным фонарем, застя смысл. Где-то на «Длинном пути» я это понял и перестал аккуратничать. Хотя и сейчас не понимаю, когда чересчур целомудренные переводчики украшают текст «экскрементами» вместо «дерьма» и «совокуплением» вместо «траха». Во всяком случае, кинговским текстам подобные кружавчики точно не идут на пользу.