—Ты че, капитан, не понял, да? Я на фронт сам, доб­ровольцем пошел! — не выдержал Малахов, склонившись над столом особиста. — Ты меня арестуй, а старшине ста­тью не шей!

— Охрана! — вскочил Шульгин. И в кабинет тут же вошли два мордастеньких сержанта с погонами НКВД. Он кивнул им на Малахова.

Те стали его грубо выволакивать, но он их так умело растолкал под одобрительный смешок старшины, что один из охранников оказался на полу.

— Полегче... Сам пойду.

— Дисциплины, конечно, никакой, — крякнул Иван Безухов, когда они с Шульгиным остались вдвоем. — Но ничего, обломается. А так парень боевой...

— Тогда ответьте мне вы, Иван Семенович, почему его товарищи погибли, почти вся штрафная рота там полег­ла, раненых полно, а он остался жив и здоров, будучи от­ставшим? — Капитан Шульгин швырнул на стол папку с тесемками, на которой значилось

«Дело №...».— Уж очень вовремя он покинул свое подразделение. Будто заранее знал о готовящейся засаде!

— Что-то не похоже... — почесал в затылке Безухов. — Он же сам принял геройское участие в ликвидации пуле­метной засады. Рискуя молодой жизнью.

Шульгин не сразу ответил. Закурил папиросу. Нако­нец сказал:

— Чтобы втереться к нам в доверие... Вот это и насто­раживает, если честно. Вот почему он, никогда не вое­вавший, вдруг проявил себя умелым и храбрым бойцом? В том числе только что в моем кабинете? Значит, обучал­ся этому? А где и кем?

Старшина неопределенно хмыкнул и покрутил голо­вой, удивляясь изощренности особистской фантазии.

— Да какой там обучен... Смелый — это да. Кажется вам это все... Он злой. И драться горазд. Особенно за дру­га, которого власовцы там убили. А так сущий пацан. Он же там, когда к церкви с лейтенантом бежали, как в прят­ки играл со смертью. И как только его там пули ни разу не зацепили!

— Вот! А вы все еще, между прочим, ухмыляетесь, — заметил капитан Шульгин, ничуть при этом не обидев­шись. — Вы же долго были в госпитале и не знаете, что сейчас происходит накануне наступления нашего и со­седних фронтов.

— А что происходит?

— Черт знает что... Набирают в действующую армию каких-то уголовников, а ты с ними разбирайся. Кто чем дышит. А если кто собрался нам мстить?.. Его товарищи погибли, а он почему-то остался жив! Почему-то своевре­менно покинул свое подразделение в боевой обстановке.

Он явно избегал встречаться взглядом с Безуховым и сейчас думал о чем-то своем.

— Все-таки считаете, он знал о предстоящей засаде? — осторожно кашлянул Безухов, напоминая о своем суще­ствовании. — И о нападении на его роту?

Шульгин не ответил. Загасил папиросу.

— Ведь как дело было, — терпеливо продолжал Безу­хов. — Он, этот Малахов то есть, стоял на обочине и го­лосовал, будучи отставшим от своей роты. И хотел дог­нать. Мы остановились, и он к нам присоединился. Пос­ле чего ехал с нами в одной машине. Запросто мог сесть и не к нам, в машину другой части... И только потом мы увидели, как власовцы расстреливают грузовики, в кото­рых ехала его рота.

— Это для вас все просто, — сказал Шульгин. — Иван Семенович, еще раз повторю: вас давно здесь не было, и вы не знаете, какая творится неразбериха... Мы наступа­ли слишком быстро, сплошной линии фронта до сих пор нет, и командир нашего полка тяжело ранен немецким снайпером. Хорошо, что замещающий его майор Ино­земцев так быстро прибыл... Вы просто не представляе­те, сколько развелось всякого отребья вблизи наших час­тей, всяких агентов, говорящих на чистейшем русском языке, вот с такими же красноармейскими книжками, как у вашего Малахова! — Он помахал малаховской книжкой в воздухе. — Там все доподлинно, комар носа не подто­чит, все печати и подписи на месте. Если хотите знать, я однажды собственную подпись увидел у захваченного агента!

— Вона что делается... — сокрушенно покачал голо­вой Безухов. — И что, вы действительно подписали фаль­шивый документ?

— Оказалось, искусная подделка, — пробурчал Шуль­гин. — Вам легко говорить, а знали бы вы, сколько я пе­режил, когда был временно отстранен до разбирательства

и выяснения и пока не сделали графологическую экспер­тизу.

— Откуда мне было знать, — сочувственно вздохнул Безухов. — Я ж в это время по госпиталям прохлаждался.

Шульгин подозрительно взглянул на него: смеется, нет?

— Зато когда вы были на передовой, до ранения, то вам, и не только вам, казалось, будто мы шпионов сами для себя выдумываем. А знали бы вы, скольких мы ра­зоблачили в последнее время!

— Вроде Малахова? Я опять же извиняюсь, а много среди них было бывших заключенных, добровольно от­правившихся на передовую? — поинтересовался Безухов.

Шульгин не ответил. Вытащил дрожащими пальца­ми новую папиросу из пачки «Казбека».

— Вы извините, но вот же, прямо перед вами лежит красноармейская книжка и продаттестат на имя Нико­лая Малахова, — продолжал старшина. — И я вижу у вас на столе списки его сто четвертой штрафной роты. Ма­лахов там, в списке, есть, верно?

Особист неопределенно кивнул:

— Опять не понимаете простых вещей, Иван Семе­нович. Дело в том, что настоящего Малахова, уголовни­ка, добровольно попросившегося на фронт, могли убить, а его документами воспользовались. Вы еще не знаете, на что они способны... Ладно, можете его забрать под свою ответственность и на свое усмотрение. И до перво­го замечания, вы поняли? И глаз с него не спускайте! И никаких ему серьезных заданий... Вообще, вы зря за всех заступаетесь, Иван Семенович. Вы человек добрый, а многие этим пользуются.

— Так, может, я тоже агент? — добродушно засмеялся старшина, чтобы скрыть беспокойство.

— Может, и так.. — неохотно улыбнулся Шульгин. — Но пока мы вас не разоблачили!

— Еще раз извиняюсь, что лезу не в свое дело, но по­чему бы вам тогда не расспросить уцелевших бойцов лич­ного состава штрафной роты? — не отступал старшина. — Может, не все там погибли... Может, они его узнают и подтвердят, что Малахов из их роты?

И, как он говорит, отстал от своего подразделения?

— Вы еще не знаете, на что способна их агентура, — повторил особист, глядя в сторону. Похоже, он был уже не рад, что затеял этот разговор

— А вот есть еще на его руке наколки, которые, как он сам говорит, ему сделали специалисты там, где он си­дел. Уж их-то не подделаешь.

— Ладно, хватит о нем. — Шульгин махнул рукой. — Слишком много времени мы ему уделяем, вам не кажет­ся? Все-таки не понимаю, если честно, что у вас может быть общего с этим уголовником. Чего уж так за него за­ступаетесь, а он за вас? Вам хорошо смеяться... И еще вот кстати... — Он показал старшине документ, отпечатанный на папиросной бумаге. — Только сегодня утром поступила оперативка: противник усилил охоту на представителей высшего командования... Вот: «О переодетых в красно­армейскую форму диверсантах, подготовленных в развед­центрах абвера»... А к нам завтра прибывают для реког­носцировки офицеры из дивизии и корпуса. Именно в нужное время и в нужном месте оказался этот ваш Мала­хов... Я не прав? Или вот еще одна группа... Недавно заб­росили в наш тыл... Документы у них в полном порядке, говорят на чистом русском и в нашей полевой форме. Похищают и убивают наших офицеров... Лучше бы вы с вашими бойцами помогли нам их поймать.

— Поможем чем сможем, — кивнул Безухов.

— Так как мы решим с Малаховым?.. Кстати, угощайтесь, — велико­душно сказал он, заметив вожделенный взгляд старшины на раскрытую коробку папирос «Казбек» на его столе.

— Я с вашего позволения, товарищ капитан, не одну, — сказал Иван Безухов, запуская в коробку пятерню. — Не одолжите ли и для моих ребят? Нам скоро в сек­рет на всю ночь...

Шульгин кивнул, и старшина вытащил несколько папирос, сунув одну в рот и по две за каждое ухо.

— Для ребят, которые не могут взять путевого «языка»? И свободное время проводят на хуторе у местного кулака?

— Как так? Это вы о чем?

— Будто не знаете. Да уж, слишком долго пробыли в госпитале... Есть у нас такие сведения, есть...