Только на подходе к самому Тлеммоку они встретили наконец военный патруль. Их проводили кначальнику округа, багроволицему майору, видимо, из тех, что приказывают выщипывать травку, проросшую в неположенном месте. В гражданских делах он ничего не понимал. Опереться на профсоюзы? На приходские советы? На лице майора изобразилось крайнее напряжение мысли. Госпиталь? Да-да, кажется, ему говорили. Надо будет спланировать выезд. Так, чтобы исключить возможность дезертирства…
Вот что они сделали в Рэли — они дали людям порядок вещей. Веру в свои силы, способность самим устраивать пусть примитивный, но все-таки уклад общей жизни. Во имя им самим не ясной, но кем-то «наверху» осмысленной общей цели.
Здесь, в Линкенни, было относительно спокойно, но наметанный глаз Спринглторпа всюду находил упущения, которые легко можно исправить: тысячные очереди к цистернам с водой, отсутствие постоянных постов связи, кое-где те же баррикады у магазинов, — поветрие это, что ли? Баунтон незамедлительно принял его, но за советы не благодарил, исправлять положение не устремлялся, только кивал головой и время от времени глотал пилюли.
В Рэли земля тряслась непрерывно. Здесь она судорожно и коротко подергивалась раз в десять — пятнадцать минут. Везет же людям! На целых четверть часа можно забыть о том, что происходит.
— У нас серьезнейшая проблема, Спринглторп. Здесь ведь каторжная тюрьма. Пять тысяч всякой нечисти. В основном, рецидивисты. Кой кого я, так сказать, заочно знаю: я член верховной апелляционной коллегии. Мы им объявили: малейшее неповиновение — расстрел на месте. Но во время толчков все сходят с ума, возможно всякое. Мы оцепили тюрьму войсками, говорим, что готовим перевод в специальный лагерь. Но лагеря у нас нет. Я ничего не могу пока придумать. — И сенатор, вздохнув, проглотил очередную таблетку.
— И они что? До сих пор в здании?
— Да. Сооружение крепкое. Все еще держится.
— Может быть, вывести группу более или менее безвредных? Пусть сами себе строят лагерь.
— Честно говоря, лагерь изолировать нам будет намного труднее. Все это крайне сложно, так что будьте к нам снисходительнее. Да, вот, кстати. У нас тут в политехникуме довольно сильная группа преподавателей естественных наук. Вы знаете, что они говорят? Оказывается, есть такой закон. Кажется, Перэ. Толчки происходят в момент прохождения Луны через меридиан. Простая штука, когда тебе об этом говорят другие, не правда ли? Они составили расписание ожидаемых сильных сотрясений. У вас есть своя связь с Рэли? Вот копия, передайте.
Это уже было кое-что! Даже более, чем кое-что И в Тринити-Майнор Спринглторп отправился приободренный.
Дом Уипхэндла в трех местах треснул на всю высоту, кусок стены на втором этаже обрушился, сквозь пролом был виден ковер на стене и люстра. Жену полковника и двух его дочерей Спринглторпу помогли найти в лагере за городком. Они жили в своем летнем трейлере. Да, ей уже все известно. Муж — в Виши, месяца через три встанет на ноги. Со спутника передали. Переехать в Рэли? Нет, в этом нет нужды. Здесь у них много родни. Единственное, чего они хотели бы, это передать благодарность всем, кто позаботился об отце Медб и Грайне. Спринглторп кивнул.
— Ваш муж, мадам, — человек весьма высоких достоинств. Мы все и я сам многим ему обязаны. Может быть, вы переберетесь к нам? Это была бы честь для всего нашего округа.
— Не будем больше говорить об этом, мистер Спринглторп. А с вами это его солдаты?
— Да, мадам.
— Они прекрасно выглядят. Так редко сейчас видишь спокойных людей.
В городок они отправились на бронетранспортере. Спринглторп предложил послать за портфелем солдата.
— В этом нет никакой надобности. Я сделаю это сама. До толчка еще три часа, так что никакой опасности я себя не подвергну.
Что-то в повадках мадам Уипхэндл и в ее манере говорить напомнило Спринглторпу Памелу Дэвисон. Эльза была совсем не такая. Как повела бы себя Эльза, окажись она на месте сержанта Дэвисон? Он поймал себя на том, что уже неоднократно пытался это себе представить. И не получалось. Эльза предвидящая, Эльза рассчитывающая, Эльза, владеющая людьми и машинами, которые в первый раз видит, — нет, это невозможно, невероятно. Будь Эльза сейчас жива, кем бы она стала? Сиделкой в госпитале? Швеей? Поварихой? Или в оцепенении ждала бы, когда же он, вывалянный в тысяче дел и столкновений, ввалится и рухнет на пороге? Само появление этих мыслей было изменой, изменой человеку, который беззаветно отдал их союзу свою жизнь. Единственное, чем он должен был отплатить, — это сохранением памяти об этом человеке, вознесением его образа надо всеми прочими, живыми и мертвыми. Но он не мог, не получалось. И душу его терзало чувство вины перед Эльзой, уничтожаемой забвением. Забвением стремительным, беспощадным, всепроникающим, как кавалерийская атака. Как буря!
Нет, Эльза умерла не тогда, в постели. Она умирала сейчас в нем. Лишенная речи, она тянула к нему руки, а он позволял этой буре гнать ее прочь, не защищал, не сражался. Она глядела на него с немой удивленной укоризной — а вокруг были тысячи! Тысячи людей, живых людей, ничего об этом не знающих и зависящих от него. Он должен был принадлежать им. Исключительно и самоотверженно. Что значила для них вся «та» его жизнь. Жизнь, никому не нужная, ничего не означавшая. Которой не должно было быть…
…Синяя папка оказалась полупрозрачной пластиковой обложкой, в которой лежало несколько листков бумаги. Первой по счету была вырезка из какого-то журнала — карикатура: роденовский «Мыслитель» отпиливал сук, на котором сидит; на земле под суком стоял человечек, обвитый геликоном; щеки человечка были раздуты, глаза лезли из орбит от натуги, а из жерла геликона извергалась нотная запись знаменитого марша «Преславное дело».
Следующие несколько листков были, по-видимому, рукописным черновиком письма, начинавшегося со слов «Ваше высокопревосходительство». Затем следовал лист атласной бумаги с грифом «Управление по делам президента республики». Доктору Фиаху Дж.Дафти сообщалось, что его докладная записка была передана на рассмотрение в Высший лицей наук и ремесел, откуда получен ответ за подписью профессора М.Д.Литтлбрэйна, копию какового имеют честь ему препроводить. И наконец, шли машинописные странички, подписанные профессором Литтлбрэйном.
«Заявитель считает опасной технологическую схему атомной электростанции Арк-Родрэм мощностью четыре миллиона киловатт, проект которой подготовлен группой ведущих специалистов… Он считает опасной схему закачки отработанных вод через восемь скважин на глубину до шести километров — прием, успешно примененный на всемирно известной… Ссылаясь на теорию Флетчера-Сэксби, согласно которой геологический массив острова располагается на наклонной плоскости, обращенной в сторону абиссальных глубин западноевропейской котловины Атлантического океана и образованной наклонно-восходящей палеоморфной оливиновой плитой, заявитель считает, что отработанные воды могут привести к усиленной серпентинизации поверхностного слоя плиты и вследствие этого к нарушению спайности, и вследствие этого к нарушению геостатического равновесия массива острова…
Теория Флетчера-Сэксби, в свое время пользовавшаяся популярностью, является всего лишь живописной гипотезой, основанной на недостаточном числе экспериментальных данных… Неоднократное всестороннее исследование свойств отработанных вод не подтверждает… Механизм нарушения спайности, предлагаемый заявителем, как показано в небезызвестном труде… следует считать сомнительным…
Остается лишь сожалеть, что заявитель, по-видимому, недостаточно информирован о… поскольку он не является специалистом в данной области… Математическая модель варианта, убедительно подтвержденная на прототипе, несомненно подтверждает применимость проекта в условиях района Арк-Родрэм…
Отдавая должное гуманным чувствам заявителя и отнесясь к его аргументации со всем вниманием, которого он заслуживает, будучи автором известных работ… комиссия рассмотрела высказанные положения и на основании вышеизложенного пришла к единодушному выводу, что выдвигаемые возражения недостаточно обоснованы и спорны…»