- Что ты сделал?

- Не все побежали за «тобой», Дор. Этих пришлось вырубить.

- Твой отец разозлится.

- Он всегда на меня злится. – Парень прыскает и прибавляет скорость. – Надеюсь, ты уже придумала, как убрать людей с площади за тридцать минут.

- Нет.

- Нет? Отлично. А чем ты черт подери занималась? Магией? Что за ворон у тебя был в комнате? Принес вести из-за стены? Голуби закончились?

- Господи, ты так нервничаешь, что сразу выдаешь все свои шутки?

- Да. Знаешь ли, мы можем умереть. Будет нечестно, если не все мои мысли найдут самовыражение. – Конрад отталкивает ногой дверь, и мы оказываемся на свободе.

Холодный ветер врезается в тело, будто кувалда. Я упрямо поджимаю губы и бегу за парнем, надеясь, что часы у него спешат, и у нас осталось больше тридцати минут. Улицы пусты и одиноки, покрытые тонким слоем льда, который, порой, поблескивает от тусклых лучей ленивого солнца. Ветви деревьев трещат. Сплетаются и, будто бы корявые пальцы, тянутся высоко в небо, пытаясь достать до пропавших звезд. Я чувствую, как в груди тихо и запоздало стучит сердце. Словно в анабиозе я переставляю ноги, гляжу по сторонам и не понимаю абсолютно ничего. Куда мы несемся? Почему щеки краснеют, а дышу я хрипло и тяжело, будто страдаю астмой? Почему ноги ноют, волосы царапаются, превратившись в острые иглы, а руки немеют от мороза? Все кроется в одном слове – искупление. Я знаю, что должна нестись вперед, не останавливаясь и не сетуя, потому что это последний шанс стать той девушкой, которой я когда-то была: немного наивной, но страстной, рвущейся в бой, понимая, что победа маловероятна. Я бегу за Конрадом, а он молчит, наверняка, как и я ничего не осознавая. Но одно я знаю точно – в этот момент, в эту самую секунду, мы не просто подростки. Мы, сражающиеся с несправедливостью, романтики, готовые умереть за то, что важно. Вдохновленные книгами и идеями авторов, обманутые обществом и им не принятые. Потерянные для людей, но обретенные друг для друга.

Шум с площади слышен уже сейчас. В ужасе я распахиваю глаза, когда замечаю то, что не похоже на черные буквы, написанные на белой бумаге; то, что не похоже на кадры, сменяющийся в ленте. Это другое. Ужасное и реальное, пахнущее яростью и безумием.

Трудно понять, что именно происходит. Площадь завалена людьми, дерущимися и кричащими, сумасшедшими и испуганными. С битами, острыми ножами они налетают на препятствия, не до конца понимая, что препятствия – другие люди.

Они рычат, будто звери. Кидаются вперед, оскалив зубы. Конрад старается прикрыть меня, но я то и дело сталкиваюсь с кем-то, кто пытается оттащить меня в сторону, ударить или повалить на ледяной асфальт. Недовольно отпихиваю от себя толпу и едва сдерживаю слезы. Что же за безумие? Так и хочется заорать: прекратите! Но меня не услышат. Люди одержимы невидимой идеей, сражаются за человека, который никогда бы не сразился за них. И глаза у них горят неоправданной свирепостью, которая граничит с диким ужасом. Они переступают через поваленные тела своих же друзей и кидаются на рожон, надеясь, что им повезет больше. Но им не повезет.

- Конрад, время! – Кричу я.

- Пятнадцать минут!

- Что? – Я в панике распахиваю глаза. Нет, нет! Все эти люди погибнут! Я перевожу взгляд на высокое, старинное здание, поддерживаемое толстыми колоннами, и растеряно застываю. Что же делать? Думай, думай! Внезапно замечаю, как мужчина замахивается на незнакомку. Глаза у него налиты слепой яростью. А шея окровавлена. Девушка лежит на асфальте, пытается встать, но каждый раз валится вниз, морщась от боли. Неужели он ее ударит? Неужели расшибет голову этой битой? Я подхожу ближе и вдруг понимаю, что у девушки довольно знакомое лицо.

- Рушь, - шепчу я. Грудь вспыхивает. Он ведь убьет ее! Не знаю, зачем делаю это. Я срываюсь с места, налетаю на мужчину и сбиваю его с ног. От поднявшейся пыли щиплет глаза. Порывисто потираю их и перевожу взгляд на Дамекес. – Вставай! Слышишь, ну же, вставай, или никогда не встанешь больше!

Девушка судорожно дышит. Ее красивое лицо покрыто кровавыми разводами. Руки дрожат. Она прикасается пальцами к ноге, и только сейчас вижу, что ее голень проколота толстым осколком. Потому она не может встать.

Конрад налетает на меня со спины.

- Какого черта ты отошла от меня!

- Ей нужна помощь, - я смотрю на парня, - ее надо увести, она тут погибнет.

- Ты спятила? – Бофорт вскидывает брови как раз в тот момент, когда по площади проносится голос его отца. Мы выпрямляемся. Шериф стоит на крыше одной из машин и говорит в рупор. Лицо у него красное от бешенства.

- Никто не смеет посягать на нашу территорию! – Дерет глотку он. – Никто не имеет права бросать нам вызов!

Дикари, животные, бессердечные создания.

Конрад смотрит на своего отца и не узнает его. Нас толкают из стороны в сторону, люди кричат, орут, просят о помощи, плачут, и никто не пытается остановить это безумие. Внутри у меня вспыхивает что-то, но я беру себя в руки. Морщусь, пусть страшно, пусть больно и гляжу на парня. Я знаю, что мы можем сделать. Я придумала, как спасти людей! Открываю рот, но вдруг застываю. Я замечаю его невольно. Привязанного к столбу около центрального входа в здание администрации. Голова Эриха опущена. Его волосы свисают вниз, прикрывают вспотевшее лицо. Сердце у меня взрывается на тысячи осколков, и мне вдруг становится так больно, что колени подкашиваются. Я падаю.

- Ты чего? – Бофорт ловит меня и встряхивает. – Что случилось?

Губы не шевелятся. Я начинаю дико злиться, как сумасшедшая, как ненормальная, как одержимая! Эриха никогда не было в моей жизни. А потом он появился. И мне только и приходится, что терять его, обретать вновь, опять терять, опять находить. Не понимаю, сколько можно? Сколько можно!

- Адора! – Кричит мне на ухо Конрад. – Какого черта?

Я встряхиваю головой и смотрю на парня.

- Уведи ее. Слышишь? А потом забери рупор у отца. Ты должен предупредить всех о том, что здание скоро взорвется.

- Что? Но…, но ты куда?

Я крепко стискиваю зубы. Собираюсь сорваться с места, но Бофорт ловко тянет меня обратно и возмущенно восклицает:

- Что ты делаешь?

- Я должна помочь ему.

- Ему? – Конрад смотрит мне за спину и вдруг усмехается. – Нет. Забудь. Здание вот-вот взорвется. У нас пять минут, может, десять! Его не спасти.

- Ты тянешь время.

- Ты меня вообще услышала?

- Отпусти.

- Адора…

- Отпусти меня, Конрад!

- Ты умрешь! – Парень резко тянет меня на себя, и мы едва не сталкиваемся лбами. Он с ужасом глядит мне в глаза и шепчет, - не делай этого.

- Пожалуйста, я должна спешить.

- Я не отпущу тебя.

- Отпустишь. Конрад? Отпустишь. – Я смотрю на парня и прикасаюсь ладонью к его щеке. Мои губы дергаются, и я прикусываю их изо всех сил. – Предупреди людей. А мне нужно торопиться. Я не уйду без него. Я не смогу без него уйти.

- Принцесса…

- Со мной ничего не случится. – Отстраняюсь от парня. Он не выпускает мою руку. – Все будет в порядке. Слышишь? Завтра еще посмеемся над этим.

- Пожалуйста.

Я улыбаюсь.

- Скоро увидимся.

Я поворачиваюсь к парню спиной и срываюсь с места, глубоко вдохнув воздух. Мы, ведь и, правда, завтра увидимся, и сегодняшний день покажется нам ночным кошмаром. Я знаю. И Конрад наорет на меня, они с Эрихом по-прежнему будут друг друга ненавидеть. А Лиза расскажет о том, как убегала от охраны в медовом парике. Так и будет. Я уже жду этого момента. Момента, когда я сяду рядом с близкими людьми и успокоюсь, наконец.

Я поднимаю взгляд на Эриха и не свожу его, решительно стиснув зубы. Наплевать, сколько метров мне придется преодолеть, сколько людей оттолкнуть. Я справлюсь. Нужно просто идти. Переставлять ноги и не думать.

- Пропустите, - прошу я, прорываясь вперед. Люди зажимают меня со всех сторон, я едва дышу, то и дело, спотыкаясь о чьи-то ноги. Трудно избегать столкновений. Мое тело горит от боли, а руки взывают от холода. Над нашими головами серебрится мороз, а внизу под ногами плавает пар. – Пропустите!