Я так люблю твою книгу, хотела сказать Мари, но промолчала.

У Бенуа с ней интрижка. А у нее с ним? Этого Мари не знала.

После площадки они возвращались обратно, в дом из красновато-коричневого кирпича, и все вместе принимали ванну. Кейтлин была чистеньким, ухоженным, счастливым ребенком.

На пятый день Мари вдруг заплакала, когда они с Бенуа занимались любовью, и сама себе удивилась. Каждая минута, что они проводили вместе, в постели, в парке, в ванне, была проникнута острым ощущением ностальгии. Бенуа не спросил, почему она плачет, он только нежно слизывал ее слезы. Мари открыла глаза и увидела, что он плачет сам.

– С тобой ведь тоже это происходит, правда? – спросила она.

Мари так и не сказала ему про «Вирджини на море». Стало быть, он не мог знать, чем он для нее является. Но может быть, то, что было между ними, уже значило для него больше, чем секс. Может быть, он тоже мог бы полюбить Мари. Она так этого хотела. Бенуа скрылся под одеялом. Он начал целовать икры Мари, легонько покусывая их, постепенно продвигаясь вверх. Она почувствовала, что влюбляется все больше и больше, совершенно теряя голову.

Опять.

– Je t’aime,[4] – сказал Бенуа.

Мари была уверена, что не ослышалась, хотя голос его был приглушен. Je t’aime. Он не мог этого сказать. Она уйдет, и его жизнь никогда не станет такой же, как раньше. Он будет по-прежнему спать в одной кровати с Эллен, но всегда будет помнить, как хорошо ему было с Мари. Мари оставила след в его жизни. Зияющую дыру. Он будет скучать по ней.

Бенуа впился зубами ей в ляжку. Больно. Мари шлепнула его по голове.

– Дурак!

Эллен решила закончить все на два дня раньше, чем они условились.

Она подошла к Мари на кухне. Мари как раз кормила Кейтлин завтраком – экологически чистые хлопья без химических добавок и яблочный сок. Бенуа Донеля она еще не видела, но слышала его шаги в коридоре. Мари знала, что он отправился в душ. Она всегда знала, где он находится и что делает.

Эллен выложила на кухонный стол пять новеньких хрустящих стодолларовых банкнотов.

– Агентство подобрало нам другую няню, – сказала она. – Она приступит к работе с понедельника.

– О… – Мари взглянула на деньги. – Я тебе нужна на этих выходных?

– Будем считать, что твои обязанности заканчиваются сегодня. Спасибо, что согласилась поработать еще неделю. Жаль, что все так получилось, – сказала Эллен. По голосу, однако, чувствовалось, что ей совершенно не жаль.

Кейтлин прожевала хлопья и улыбнулась Мари.

– Привет, Мари, – сказала она.

– Привет, Фасолинка, – улыбнулась ребенку Мари.

Иногда Мари расстраивало, что Кейтлин всегда так беззаботна и счастлива. Она была слишком мала, чтобы понимать, что такое неотвратимая судьба.

– Привет, Мари, – сказала Кейтлин и помахала ложкой.

– Привет, Фасолинка, – ответила Мари.

Эллен сунула руки в карманы.

– Итак, как я уже сказала, новая няня приступает к работе в понедельник. Надеюсь, ты уже определилась со своим местом жительства. Ты могла бы отправиться домой, к своей матери.

Мари промолчала. Она не могла отправиться домой. К своей матери. К матери, которая решила, что Мари должна платить ей за комнату, после того как она вернулась домой, закончив колледж. Которая отказалась платить за хорошего адвоката, когда Мари арестовали. Которая не приехала, чтобы встретить Мари в день, когда ее выпустили из тюрьмы. Мари всегда поражало материнское безразличие. Она посмотрела на Кейтлин – девочка ела хлопья руками – и подумала, что могла бы простить этой малышке все на свете.

– Мне пора на работу, – заявила Эллен. – Бенуа обещал вернуться домой пораньше, так что, когда он придет, ты можешь начать собирать вещи.

– Привет, Мари, – сказала Кейтлин.

Мари улыбнулась Кейтлин и разгладила деньги на ладони. Новенькие хрустящие банкноты. Она аккуратно сложила их и убрала в задний карман джинсов. Так, значит, Эллен считает, что ей некуда отправиться, кроме как к матери? Довольно оскорбительно. Но Эллен всегда недооценивала Мари. А Мари была способна на большее.

– Привет, Кейтлин, – произнесла она, подумав.

– Привет.

– Не думай, что я ничего не понимаю, – сказала Эллен. – Я прекрасно знаю все твои уловки.

– В самом деле? Ты знаешь все мои уловки?

В первый раз Мари засомневалась в том, что Эллен действительно умна. Да, возможно, в определенном смысле так и было – Эллен была достаточно умна, чтобы получать хорошие оценки в школе и в университете, чтобы иметь так называемую хорошую работу и прилично зарабатывать. Даже более чем хорошо. Замечательное качество. Но Эллен абсолютно ничего не понимала в людях. Ей несказанно повезло выйти замуж за Бенуа Донеля, самого привлекательного и самого недооцененного в мире французского писателя из ныне живущих. Но разве она была благодарна судьбе за такую милость? Разве ценила то, что ей досталось? Разве старалась она день и ночь доказать, что достойна Бенуа? Нет. Она стояла здесь, в своей собственной прекрасной, уютной кухне, и предлагала деньги женщине, которая трахалась с ее мужем.

Эллен совершенно ничего не понимала в жизни. Причем с рождения.

Мари даже пожалела ее.

– Кстати, и не вздумай брать мою одежду, – сказала Эллен. – И не смей трогать мои драгоценности. И книги. Вообще ничего. Я серьезно. Я все проверю. После того как ты уйдешь, каждая вещь должна остаться на своем месте. Я прекрасно помню, где что лежит.

Мари широко улыбнулась.

– Ненавижу, когда ты так делаешь, – сказала Эллен. – Эта твоя улыбка – просто издевка.

Но Мари не могла сдержать улыбку. Это происходило помимо ее воли. Через пару секунд улыбка перешла в нервный смех. Мари смеялась громко, почти истерически, хотя ничего смешного в ситуации не было. Кейтлин тоже засмеялась.

Эллен закусила губу.

– Мне хочется тебя ударить.

– Так ударь, – посоветовала Мари и прикрыла рот ладонью. На нее вдруг напала икота.

– Мне правда очень хочется.

– Ну ударь. Давай. У тебя ведь масса причин.

На мгновение Эллен смешалась.

Мари снова икнула.

– Я почти утопила твою дочь. Я переспала с Хэрри Элфордом. Это очень веский повод. Это было больше десяти лет назад, и он меня напоил, но все же. Может быть, тебе стоит врезать мне за это. А, да, и еще. Я надевала твое кимоно. Красное шелковое.

Мари остановилась. Дальше заходить не следовало.

Эллен затрясло. Все ее тело дрожало.

– Ты была права. Мы уже давно не подруги, – добавила Мари. – Ты меня никогда не любила. Я была просто объектом благотворительности для твоей матери. Она вечно нас сравнивала, и всегда выходило так, что ты лучше. У меня не было ни единого шанса. И я считаю, ты должна радоваться хотя бы этому. В любом случае это твой единственный шанс. Завтра я буду уже далеко.

Эллен ударила Мари по щеке. Сильно. Мари почувствовала, как щека тут же загорелась. Она понятия не имела, что будет дальше, но ощутила почти ликование. Эллен действительно думала, что у нее есть все: счастье, семья, благополучие. Она думала, что имеет на это право. Мари прижала руку к горящему лицу. Эллен молча взяла свою сумку, ключи и направилась к двери. Идиотка даже не поцеловала на прощание Кейтлин – хотя бы мимоходом; она даже не оглянулась в дверях, чтобы сказать «до свидания».

Мари, тоже молча, смотрела ей вслед. Хоть бы Эллен уже скорее убралась.

Только после того, как она уйдет, Мари сможет решить, что ей забрать с собой.

– Я люблю свою жену, – сказал Бенуа Донель.

– Разумеется, – согласилась Мари. – Это очевидно.

Она заправила за ухо Кейтлин прядь ее мягких светлых волос. Они решили отвести Кейтлин в зоопарк. Бенуа сделал свои фирменные сэндвичи с яйцом и завернул их в фольгу. Еще они захватили с собой молочный шоколад и маленькие бутылочки с «Оранжиной». Это был их последний день. Первый и последний выход «в люди». Бенуа предложил пойти в какое-нибудь особенное место, чтобы как следует проводить Мари.