Годы в тюрьме оказались лучше и полезнее долгих лет, проведенных в школе и колледже. Иногда, стоя перед холодильником Эллен, набитым едой, или перед шкафом, полным одежды, или перед целой шкатулкой с украшениями, Мари, растерянная, не знающая, чему отдать предпочтение, скучала по тюрьме.

Хотя Бенуа Донель и не имел работы, каждое утро он уходил из дому. У него был офис, маленький кабинетик в центре города. Там он работал над своим вторым романом. Мари это знала. Она слышала, как он рассказывал Эллен, как продвигается роман, хорошо или плохо сегодня работалось. И сердился, когда Эллен задавала ему слишком много вопросов.

На протяжении того времени, пока Мари была няней Кейтлин, Бенуа отсутствовал ежедневно не меньше шести часов. Но она нисколько не удивилась, когда на следующий день после того, как Эллен ее уволила, он вернулся гораздо раньше обычного. Как раз к обеду Кейтлин.

Мари предложила ему кофе, и он стал пить его из большой синей пиалы. И не отказался от макарон с сыром. Он добавил в макароны масла и ел с огромным удовольствием. Бенуа был французом до мозга костей. Эта дополнительная ложка масла, кофе из пиалы, акцент. И вдобавок Бенуа курил за едой. Кейтлин старалась повторять за отцом, делая вид, что затягивается маленькой морковкой. Мари, откинувшись на спинку стула, наблюдала за ними обоими.

Обед. Трое за столом. Семья. Бенуа курит. Прихлебывает кофе. Никуда не торопится. Он протягивает руку и нежно касается щечки Кейтлин. И Мари это нравится.

Ничего еще не случилось, но скоро случится. Мари была уверена в этом. Она оделась вызывающе: короткая красная мини-юбка, открытая белая маечка, отделанная белым кружевом. Грудь выставлена напоказ. Она знала, что Бенуа придет раньше, ждала его и выбрала свою самую откровенную одежду. У макарон с сыром был мягкий сливочный вкус. Мари смотрела на Бенуа, даже не пытаясь скрыть желание. Все это время, долгие три недели, она изо всех сил старалась не привлекать его внимания. Ее поведение даже могло показаться грубым.

– Как нам здорово, правда? – сказала Мари.

Она потянулась и раскинула руки, как будто хотела обнять все вокруг – солнечный свет, заливающий кухню, Кейтлин с ее морковкой.

– Нам втроем.

– Раньше мы никогда не разговаривали, – заметил Бенуа. – Ни разу за все время, пока ты живешь в моем доме и присматриваешь за моей дочерью. С Кейтлин ты говоришь постоянно, болтаешь без конца, бла-бла-бла, но со мной – никогда. Мы не разговариваем. Я смотрю на тебя – ты отворачиваешься. Интересно, почему? Почему ты со мной не разговариваешь?

Мри обхватила ладонями кружку с кофе.

– Мне самой интересно.

Ей пришло в голову, что Бенуа избегал ее по той же самой причине, что и она его. Он давно ее разглядел. И они специально не заговаривали друг с другом. Потому что знали, что должно произойти. Двое нормальных людей, пытающихся соблюсти приличия.

– Я не помню – почему тебя не было на нашей свадьбе? – спросил Бенуа. – Ты очень давно дружишь с Эллен. Почему же я не встречал тебя до сих пор?

Мари покачала головой.

– Она тебе не сказала? – Впрочем, ее это не удивляло. Естественно, Эллен не хотелось говорить о Мари. – Когда вы поженились, я сидела в тюрьме.

Бенуа потушил сигарету и немедленно закурил следующую. Кейтлин забарабанила кулачком по своему высокому стульчику.

– Я! – закричала она. – Покорми меня!

– Да, конечно. – Не глядя, Бенуа сунул ложку макарон ей в подбородок.

– Нет, – сказала Кейтлин. – В рот. В рот. Глупый папочка.

Кейтлин, разумеется, знала, как именно нужно ее кормить. Она широко открыла рот, и Бенуа сделал вторую попытку.

– Ты сидела в тюрьме. – Он затянулся, хлебнул кофе и проглотил немного макарон. – Так, значит, это правда? За ограбление банка? Эллен сказала мне вчера ночью. Но я не поверил. Мне показалось, что это… не знаю, не похоже на тебя.

– Эллен никогда не рассказывала о том, что со мной случилось?

– Эллен мало о тебе говорила. Но опля! В один прекрасный день Эллен увольняет Берту – кажется, она не очень ей нравилась – и берет на работу тебя. Но теперь, как я понимаю, ты больше не будешь здесь работать. И жить. Правила изменились. – Бенуа пожал плечами. – Мне нравится моя жизнь. Здесь. Этот город. Эта кухня. Моя американская жена. Моя маленькая дочка. – Он, как и Мари, обвел руками кухню, словно обнимая ее, и Кейтлин, и свою синюю пиалу с кофе. – И я не люблю ссориться. Эллен, ты знаешь, быстро выходит из себя. Поэтому я не стал задавать вопросов. Но сейчас… сейчас мне любопытно. Мне хочется узнать о тебе больше, Мари. Мне нравится твое имя – Мари.

– Что ты хочешь узнать? – спросила Мари. Она решила, что расскажет Бенуа все, о чем бы он ни спросил. – Я расскажу тебе все, – пообещала она.

Она сунула руки под себя. Ей невероятно хотелось дотронуться до Бенуа. Но еще рано. Скоро. Но не сейчас.

Но она все же не смогла удержаться и коснулась его. Погладила его ладонь. Бенуа вздрогнул. Кейтлин затянулась морковкой.

– Ты ограбила банк?

Мари покачала головой:

– Мой друг ограбил банк. Небольшой банк, на окраине города. Его звали Хуан Хосе. Ему было всего двадцать два. Он был очень симпатичный. Как картинка. И я была ненамного старше – мне было двадцать четыре. Я понятия не имела, что он собирается ограбить банк. Я его почти не знала, по правде говоря. Мы познакомились в баре, всего за неделю до этого. И среди ночи он появился у меня на пороге. Напуганный до смерти. Весь в крови. Я не стала раздумывать. Я была нужна ему, вот и все. Мы сбежали в Мексику. Потом нас нашла полиция, и меня отправили в тюрьму. Но я не пожалела о том, что сбежала с ним. Я и сейчас не жалею.

Бенуа посмотрел на Мари, потом перевел взгляд на ее пальцы, которые только что коснулись его ладони. Он отложил сигарету и откинул волосы со лба.

– Где он теперь?

Мари отвернулась. Она не могла ответить на вопрос Бенуа Донеля, глядя ему в глаза. Да, она решила рассказать ему все, но не могла собраться с силами, чтобы произнести это вслух. Она подумала, что она сама – это просто совокупность событий в ее жизни. Причин лгать у Мари не было. Особенно этому человеку. Все, что происходило сейчас между ними в этой кухне, залитой ярким полуденным солнцем, было настоящим. Она скажет Бенуа правду, поделится с ним своей печалью. Преподнесет ему свою откровенность, словно подарок.

– Он повесился, – сказала Мари. – В тюрьме.

– Merde,[1] – сказал Бенуа.

Мари подтянула колени к подбородку и уткнулась в них губами. Потом задумчиво поцеловала свою коленку.

– Я тебя понимаю, – сказал он. – Понимаю, что значит такая потеря.

Мари подняла голову и снова посмотрела на него.

– Моя сестра, – пояснил Бенуа.

Он зажег еще одну сигарету. Мари молчала, ожидая продолжения. Кейтлин высунула язык.

– Моя младшая сестренка. Ma petite soeur.[2] Натали. Она покончила с собой.

Теперь они не улыбались. Небо, как будто в унисон с их настроением, тоже вдруг затянуло тучами. Мари так никогда и не узнала, что заставило Хуана Хосе свести счеты с жизнью. Ей казалось, что этот его поступок что-то сломал в ней, сломал навсегда. Она пообещала, что дождется его. Она сказала это прямо и ясно.

– Она была поэтессой, – продолжил Бенуа. – Такой хрупкой, чувствительной.

– Я! – выкрикнула Кейтлин. – Говори со мной! Я, я, я!

– Ты, – кивнул Бенуа.

– Я! – снова выкрикнула Кейтлин.

– Ты, – сказала Мари.

Кейтлин швырнула пустую миску из-под макарон с сыром на пол. Миска загрохотала, но не разбилась.

– Послушай, ma petite,[3] – сказал Бенуа. – Я могу обедать с тобой и разговаривать с Мари. У нас очень интересный разговор. Кури свою морковку, пей яблочный сок и тихонько слушай. Как хорошая девочка.