А в следующий миг я стояла на твердом камне и вдыхала пропитанный знакомыми запахами воздух, и ночь была теплой и влажной, и я разом взмокла. За моей спиной тянулись улицы Арребайи, их замыкали в кольцо городские стены — город занимал плоскогорье почти целиком. Здесь ночь близилась к концу — а в Небе до рассвета оставалось еще прилично времени. Улицы вымерли. Передо мной уходили вверх каменные ступени, по краям выстроились лампы, а увенчивали лестницу ворота Сар-энна-нем.

Я обернулась к Нахадоту — тот принял свой обычный почти человеческий облик.

— Д-добро пожаловать ко мне домой, — выдавила я.

Меня все еще трясло — уж больно необычным вышло наше путешествие.

— Я знаю, что это твой дом.

И он пошел к ступеням. Меня это почему-то застало врасплох — и я долго таращилась ему в спину. Он успел сделать шагов десять, когда я опомнилась и потопала следом.

Ворота Сар-энна-нем — штука жуткая, должна вам сказать. Толстенные, высокие, из прочного дерева, обитого металлом, — новодел, конечно. Камень стен гораздо древнее. Подъемный механизм проворачивали аж четверо женщин — большой прогресс по сравнению с древними временами, когда створки были из камня и открывали их двадцать стражей. Кстати, о страже — они меня не ждали, все же ночь на дворе, и наш приход их как пить дать переполошит. На нас уже несколько веков никто не нападал, но дарре не зря гордились своей бдительностью.

— Они могут нас не пропустить, — пробормотала я, поравнявшись с Ночным хозяином.

Мне пришлось попотеть, чтобы его догнать, — он перешагивал через две ступени.

Нахадот ничего не ответил и не замедлил шага. Я услышала, как с громким, гулким скрежетом выдвинулся огромный засов и ворота растворились — сами по себе. Я застонала — ну понятно, магия и все такое. Естественно, изнутри тут же послышались крики и топот ног. Мы вошли и ступили на зеленую травку переднего двора Сар-энна-нем. Навстречу из дверей древнего здания вылетели два отряда стражи. Один — привратная стража, состоявшая сплошь из мужчин: их набирали на низшие должности, требующие применения грубой силы.

Второй отряд — телохранители, туда брали в основном женщин и совсем немного зарекомендовавших себя мужчин. Им полагались белые шелковые рубашки под доспех. И вот этим отрядом командовала старая знакомая — Имиан, из того же племени Сомем, что и я. Она проорала команду на дарре, и отряды разделились и окружили нас. Очень быстро мы оказались в плотном кольце нацеленных в наши сердца копий и стрел.

Хотя… нет. Острия стрел и копий метили в мое сердце. На Нахадота они оружие не наставляли.

Я выступила вперед и заслонила Нахадота — а то мало ли что. Ну и чтобы показать, что я пришла с миром. Первые слова на родном языке дались мне почему-то нелегко.

— Рада видеть тебя, капитан Имиан.

— Я тебя не знаю, — резко ответила она.

Я едва сдержала улыбку. Девочками мы чего только не вытворяли, а вот поди ж ты, прошли годы — и как она предана своему делу. Как и я, впрочем.

— Когда ты в первый раз меня увидела, то чуть со смеху не померла, — сказала я. — Я пыталась отрастить волосы, чтобы больше походить на маму. Но ты сказала, что моя шевелюра похожа на курчавый древесный мох.

Имиан прищурилась. Она заплела свои волосы — длинные и, как у настоящей дарре, прямые — в практичные косички и закрутила в пучок на затылке.

— Что ты делаешь здесь, женщина, если ты Йейнэ-энну?

— Ты же знаешь, я больше не энну, — проговорила я. — Жрецы Итемпаса объявляли это целую неделю, через глашатаев и с помощью магии. Даже на Дальнем Севере уже должны знать об этом.

Направленная на меня стрела задрожала и медленно-медленно опустилась. Остальные стражи последовали примеру Имиан. А она посмотрела на Нахадота. Потом снова на меня. И тут я почувствовала, что ей не по себе.

— А как ты объяснишь это?

— Ты знаешь, кто я, — проговорил Нахадот на нашем языке.

Никто даже не дернулся от звука его голоса. Даррские стражники чересчур хорошо вышколены для такого. Но я видела, как люди растерянно переглянулись. Лицо Нахадота, как я слишком поздно заметила, снова поплыло, черты текуче изменялись в свете факелов. Ну да, конечно, вокруг так много смертных, и каждому надо понравиться…

Имиан пришла в себя первой.

— Лорд Нахадот, — сказала она наконец. — Добро пожаловать обратно.

Обратно? Я вытаращилась — сначала на нее, потом на Нахадота. И услышала знакомый голос — меня тепло приветствовали. С облегчением я выпустила между зубов воздух — надо же, а ведь я не чувствовала, что так напряжена.

— Воистину, мы рады вас видеть, — сказала бабушка.

Она спустилась по невысокой лестнице, ведущей в жилые покои Сар-энна-нем. Стражи расступались перед низенькой пожилой женщиной в ночной рубашке — правда, кинжал она на пояс привесить не забыла, это я тоже заметила. И хотя бабушку отличало хрупкое телосложение, которое я, увы, унаследовала, она излучала внутреннюю силу. Ее хотелось беспрекословно слушаться — всегда.

Она кивнула мне, когда я подошла.

— Йейнэ. Я очень скучала по тебе, но не настолько — ты быстро вернулась.

Она коротко взглянула на Нахадота, потом снова посмотрела на меня:

— Пойдем.

Вот и все приветственные церемонии. Она пошла к обрамленному колоннами входу, и я двинулась было вслед за ней, но тут заговорил Нахадот.

— В этой части света утро наступает быстрее, — сказал он. — У вас есть час. Не более.

Я развернулась — это что еще за новости? В смысле, не только про час времени, но и…

— А ты что же, не идешь с нами?

— Нет.

И он пошел прочь — на край двора. Стража разбегалась у него с дороги с таким проворством, что впору было засмеяться. Но как-то не хотелось.

Я посмотрела ему вслед, а потом пошла за бабушкой.

*

Мне тут вспомнилась другая сказка — из тех, что рассказывали в детстве.

Говорят, Ночной хозяин не умеет плакать. Никто не знает, отчего так, ибо среди множества даров, какими Вихрь одарил самого темного из своих сынов, способности проливать слезы нет.

А вот Блистательный Итемпас может плакать. В легендах рассказывается, что Его слезы — это дождик, который иногда капает с безоблачного неба при свете солнца. Я, правда, легенде этой никогда не доверяла — уж больно часто тогда Итемпас плачет. Энефа Хозяйка Земли могла плакать. Ее слезы — это желтый жгучий дождь, который изливается на мир после извержения вулкана. Такой дождь до сих пор время от времени где-нибудь выпадает — тогда погибает урожай и воды становятся горьки. Но теперь это ничего особенного не значит.

Нахадот Ночной Хозяин — первородный из Трех. Прежде чем Вихрь породил других, он несчитанные эоны оставался единственным живым существом во всей вселенной. Возможно, поэтому он и не умеет плакать. Наверное, когда ты настолько одинок, понимаешь, что лить слезы — бесполезно.

*

Сар-энна-нем некогда был храмом. Через главный вход человек попадает в просторный зал со множеством арок и бесчисленными колоннами, вырубленными из цельного камня. Все это мой народ построил задолго до того, как амн одарили нас такими благами цивилизации, как письменность или часовой механизм. Раньше мы довольствовались собственными умениями. А храмы, которые мы возводили, дабы почтить богов, выглядели весьма величественно.

После Войны богов мои предки поступили так, как должно. В Сар-энна-нем заложили кирпичом Сумеречное и Лунное окна — а ведь они славились своей небывалой красотой. Оставили лишь Солнечное. К югу от прежнего храма поставили новый, не оскверненный поклонением прежним божествам, — там люди приходили молиться Итемпасу, и только Ему. Тот новый храм и стал центром паломничества и поклонения. Сар-энна-нем превратился всего лишь в дом правительства. Там собирался наш Совет воинов, и я, как энну, правила именно оттуда. Святость давно выветрилась из этого старинного здания.

Зал пустовал — еще бы, в такой поздний час. Бабушка отвела меня к возвышению, на котором днем заседал — на толстых тканых коврах — Совет воинов. Она опустилась на пол, я села напротив.