Солнышко! Благодарение всем богам, это был он. Я оставила поиски оружия, только сердце колотилось как сумасшедшее. Солнышко… и женщина. Кто такая?
Я мысленно воспроизвела ее ответ на мое приветствие, и все стало ясно. Этот скрежещущий, ржаво-приторный голос… Лил! У меня дома! Завтрак мне готовит! После того, как сожрала нескольких Блюстителей Порядка, угробленных Солнышком!..
— Во имя Вихря, что ты тут делаешь? — спросила я требовательно. — И, проклятье, да покажись уже наконец! Не смей прятаться от меня! Ты в моем доме!
Она весело ответила:
— А мне показалось, я тебе не понравилась.
— Правильно показалось. Но я хочу знать, что ты, по крайней мере, не облизываешься, поглядывая на меня!
— Ты этого не поймешь, даже если сможешь видеть меня, — ответила Лил.
Но все-таки проявилась в окружавшей меня черноте, приняв свою обманчиво-нормальную личину. Кто ее разберет, подумалось мне, может, для нее обычной является как раз та, другая внешность — с чудовищной пастью, — и она пытается быть со мной вежливой? В любом случае я была благодарна.
— Насчет того, что я здесь делаю, — продолжала она, — я доставила его домой.
И она кивнула туда, где рядом со мной слышалось дыхание Солнышка.
— Вот как. — Я начала понемногу успокаиваться. — Ну… Тогда спасибо. Однако… э-э-э… леди Лил…
— Просто Лил, — просияла она, отворачиваясь к печке. — Ветчина!
— Что?..
— Ветчина, — повторила она и посмотрела мимо меня, на Солнышко. — Я бы ветчинки съела!
— В доме нет ветчины, — сказал он.
— О-о, — убито простонала она, почти смешно изобразив на лице мировую скорбь.
Я, однако, не обратила на это внимания: главным для меня было то, что Солнышко заговорил. Вот он прошел к буфету, что-то вытащил и поставил на стол.
— Есть копченая рыба велли, — сказал он.
Физиономия Лил немедленно прояснилась.
— О-о! Да это еще лучше ветчины! Позавтракаем как следует!
И она вернулась к готовке, мурлыча про себя песенку без мелодии.
На меня напало какое-то бездумное настроение, да еще голова начала кружиться. Я уселась за стол, отчаявшись понять происходившее. Солнышко сел напротив, и я ощутила на себе его тяжелый взгляд.
— Я должен извиниться, — проговорил он негромко.
Я так и подпрыгнула:
— Итак, ты у нас теперь говоришь!..
Он не ответил ни да ни нет — все было очевидно и так.
— Я не думал, что Лил решит злоупотребить твоим гостеприимством. Это не входило в мои намерения.
Я ответила не сразу — пыталась собраться с мыслями. Он впервые заговорил на месте убийства Роул, но только сейчас я услышала от него несколько предложений подряд.
И — боги мои! — до чего прекрасен был его голос! Вообще-то, я ждала баритона, но у него обнаружился тенор. Удивительно звучный, богатый. Каждое четко произнесенное слово, влетев в мои уши, прокатывалось до самых пяток, многократно отдаваясь в костях. Такой голос я согласна была слушать день-деньской.
Или всю ночь до утра…
Я самым суровым образом разогнала подобные мысли. Хватит уже в моей личной жизни богов!
Тут до меня дошло, что я просто сижу и хлопаю перед ним глазами.
— Ну… в общем, я… я как бы не возражаю, — выдавила я наконец. — Хотя, вообще-то, не грех было бы для начала спросить.
— Она настаивала.
Вот этого я точно не ожидала.
— С чего это?
— Я должна передать предупреждение, — вмешалась Лил, подходя к столу.
Поставила передо мной тарелку, потом подала тарелку Солнышку. У меня на кухне было только два стула, и она уселась на кухонный столик, взяв порцию, отложенную для себя. При виде еды ее глаза разгорелись, и я на всякий случай отвела взгляд — а ну сейчас ка-ак разинет…
— Какое предупреждение? — спросила я.
Несмотря ни на что, завтрак умопомрачительно благоухал. Я отщипнула кусочек и обнаружила, что она положила в яичницу рыбу, добавив перец и пряности, о присутствии которых в буфете я давно успела забыть. До чего вкусно!
— Тебя кое-кто ищет, — сказала Лил.
Я не сразу сообразила, что она имеет в виду меня, а не Солнышко. Потом пришло понимание, и я сразу насторожилась.
— Все видели, как превит Римарн вчера со мной разговаривал. Теперь, когда он… э-э-э… когда его не стало, полагаю, ко мне могут явиться его собратья-жрецы…
— Да нет, он вовсе не умер, — удивленно ответила Лил. — Те трое, которых я употребила вчера вечером, были простыми Блюстителями Порядка. Молодые, здоровые ребята, сверху корочка, внутри сочная плоть…
Она так сладострастно вздохнула, что я едва вилку не выронила: у меня начисто пропал аппетит.
— И никакой магии, способной отбить вкус, только та, что их и прикончила. Полагаю, они пришли туда с целью избить…
Я мысленно застонала. В смерти жрецов я усматривала одно несомненное благо: Римарн был единственным, кто распознал мою магию — и заподозрил меня в убийстве несчастной Роул. Теперь, потеряв своих людей, он уж точно примчится по мою душу!
Мне тотчас вспомнились слова Сумасброда: «Уезжай из города». Ну хорошо, уеду, а на что жить?.. И потом, я не хотела никуда уезжать. Тень успела прочно стать моим домом.
— Да я вовсе не его имела в виду, — прервал мои размышления голос Лил.
Я удивленно подняла голову. В отраженном сиянии ее тела была видна тарелка — пустая и абсолютно чистая, словно отполированная. Теперь она облизывала вилку — длинными, плавными движениями языка. Эти движения некоторым образом казались непристойными.
— Что-что?..
Она посмотрела мне прямо в глаза. Взгляд у нее, если можно так выразиться, был пестрый. Темные точечки в ее глазах двигались, вертясь вокруг зрачков в беспокойном медленном танце. Я невольно задалась вопросом: а не двигаются ли пятнышки в ее волосах?
— Сколько голода, — промурлыкала-проскрежетала она. — Он окутывает тебя, словно плащ о многих слоях. Гнев превита… вожделение Сумасброда…
Я почувствовала, что краснею.
— И еще кое-кто, самый голодный. Он могуч и опасен… — Лил содрогнулась, а за нею и я. — С таким голодом он мог бы преобразить этот мир, в особенности если получит желаемое. А желает он — тебя…
Я смотрела на нее, встревоженная и окончательно запутавшаяся.
— Он — это кто? И на что я ему сдалась?
— Я не знаю. — Лил облизнула губы и задумчиво уставилась на меня. — Если я останусь подле тебя, то, возможно, сумею встретиться с ним.
Я нахмурилась, но ничего не сказала. Мне было не до того. С какой бы радости кому-то могущественному домогаться меня? Я же никто, и звать меня никак. Даже Римарн разочаруется, если разберется, что за магию он почуял во мне. Я всего-то и умела, что
видеть!
И… Вот тут я помрачнела. Еще у меня были мои картины. Я их никому не показывала. Об их существовании знали только Солнышко с Сумасбродом. Вот в картинах моих определенно было нечто волшебное. Что именно — понятия не имею. Просто отец давным-давно мне внушил, что такие вещи нужно прятать получше. Я так и поступала.
Неужели могущественный некто ими и хотел завладеть?..
Нет-нет, надо воздержаться от поспешных выводов. С чего я взяла, что этот некто вообще существует? Положилась на слово богини, которая, не поморщившись, закусывала человеческими телами? Она небось и соврет точно так же — не поморщившись.
Солнышко по-прежнему сидел за столом, только я не слышала, чтобы он ел. Я кашлянула, надеясь добиться правды хотя бы от него, и спросила напрямик:
— Ты знаешь, о ком она говорит?
— Нет.
Вот так, чем дальше, тем веселее. Я спросила о другом:
— Твои раны…
— Он в порядке, — косясь на мою недоеденную яичницу, сказала Лил. — Я его убила, и он воскрес совершенно здоровым.
Я недоуменно сморгнула:
— Ты исцелила его… убив?
Она пожала плечами:
— Оставь я его как есть, он бы не одну неделю пластом провалялся. Он ведь не то что мы: он смертный.
— Только не на рассвете…
