– Какого черта ты так долго возился? – сурово поинтересовался Семен. – Вы что, с ним беседовали? Договорились же: пока никто не разобрался, всех мочить и сматываться!

Хью не ответил – только смиренно опустил голову, как обычно делал, когда его ругали. Впрочем, глянуть в глаза Семену он мельком успел, и тому стало понятно, что ни о чем парень не жалеет. Скорее всего, он испытывал себя – нарочно длил, растягивал момент смертельной опасности.

– Давай так: больше никаких вольностей. Действуем строго по плану! Делаешь только то, что скажу! – Ругаться всерьез Семену не хотелось, и он решил смягчить тон: – Ну, куда теперь двинем?

Хью поднял голову, как-то странно посмотрел и произнес на языке неандертальцев:

– Домой.

– Не получится, – вздохнул Семен. – За нами может быть погоня, а вести ее к поселку нельзя. Они, конечно, его все равно обнаружат – рано или поздно. Но поздно – это лучше, чем рано. Так что надо забрать груз и где-то отсидеться или, по крайней мере, двигаться окольными путями.

– Домой надо, – обнажил зубы в улыбке Хью. – Там хорошо.

«Скальпами похвастаться не терпится?!» – хотел возмутиться Семен, но сообразил, что на родной язык парень перешел не зря. «Дом» на этой «мове» вовсе не означает «крышу дома своего». Скорее уж, это хорошо знакомая, освоенная, точнее, мистически опробованная местность, на которой известны все «плохие» и «хорошие» места.

– И где же это? – с некоторым недоверием поинтересовался Семен.

– Там, – кивнул парень куда-то в южном направлении. – Хью помнить хорошо.

– Тогда веди, – принял решение Семен. – Может, у нас, как у партизан, будет преимущество в знании местности?

То, что погоня за ними все-таки организована, волки сообщили на следующий день утром. К вечеру упряжка уже была на условной границе страны хьюггов и по пологому водоразделу поднялась на поверхность плато. До темноты она смогла продвинуться вглубь на добрый десяток километров, пробираясь между верховьями ручьев и распадков. Здесь можно было чувствовать себя в большей безопасности, чем в открытой степи, однако Семена начали одолевать какие-то дурные предчувствия: что-то было не так то ли в природе, то ли в нем самом, то ли во всей ситуации в целом.

Тем вечером они остановились в скалистых верховьях какого-то ручья, спустившись метров на двадцать ниже плоскотины. Уснуть Семен не мог долго – все ворочался в своем спальнике, не находя удобной позы и слушая завывание ветра наверху. До палатки, укрытой между камней, долетали лишь отдельные порывы. Утром он чувствовал себя усталым и вялым, так что не сразу сообразил, что изменилось вокруг. Он долго возился с одеждой, упорно попадая головой в рукав вместо ворота, и вдруг понял: «Да ведь мне же почти не холодно! Оттепель, бли-и-ин…» Забыв про все остальное, Семен вывалился из палатки и кинулся к нарте. Схватился за капыло и потянул вверх – на полозья налипли тяжелые комья снега.

Он перевернул пустую нарту набок, опустился рядом на корточки и стал думать, забыв даже справить малую нужду. Члены экспедиции – и Хью, и волки – молча смотрели на своего предводителя.

«Для улучшения скольжения лыжники применяют специальные мази – их сотни видов, если не тысячи. Что делать нам? У народов, использующих нарты, кажется, имеется лишь два способа улучшения скольжения – облицевать полозья костяными пластинами (у нас их нет) или наморозить на них слой льда. Последнее, кажется, вовсе не для оттепели, а скорее наоборот. Что еще? Вроде бы для весенних поездок используются полозья не из березы, а из какой-то другой древесины. Из какой именно– можно не вспоминать…»

Ему так ничего и не удалось придумать, кроме одного: даже если волки и смогут тянуть нарту, людям придется двигаться пешком. Именно так все и получилось…

К вечеру их положение можно было считать безнадежным – всадники их практически уже догнали, но держались пока в отдалении – то ли выбирали удобное место для нападения, то ли чего-то опасались и изучали противника. Их было семь человек на низкорослых лохматых лошадках, которые двигались спорым шагом. Еще пять лошадей двигались в связке за ними – они несли какой-то груз. Рядом бегали несколько собак. У самих же всадников к седлам были приторочены прямоугольные предметы довольно большого размера. Семен заподозрил, что это щиты, и, как показало будущее, не ошибся. Ему, впрочем, было не до размышлений – день пешей ходьбы по мокрому снегу привел его ногу в изначальное, если не худшее, состояние. Местность была еще незнакомой для Хью, так что выбирать направление приходилось Семену. Правда, особого выбора у него и не было – идем туда, где можно двигаться, где из-под оседающего на глазах снега меньше торчит камней. В конце концов, очумев от боли и слепящего солнца, он сделал ошибку. То, что представлялось ему сплошным водоразделом, уходящим вдаль, оказалось ловушкой: заснеженные склоны узкой глубокой долины сливались, создавая иллюзию ровной поверхности.

Упряжка остановилась, Семен доковылял до края, заглянул вниз. Всадники вдали спешились, отвязали щиты и, прикрываясь ими, начали приближаться. Судя по всему, метать дротики, торчащие в связках за спинами, эти щиты им не мешали. Неприятно удивило и поведение собак: как только люди удалились, они согнали лошадей в плотную кучку и крутились вокруг, не давая им разойтись на кормежку.

– Влипли, однако, – оценил ситуацию Семен.

– Низ ехать надо, – невозмутимо отреагировал Хью. – Камни сидеть, арбалет стрелять, бомба бросать.

– Гениально! – буркнул Семен. – Ну, иди искать спуск, а я тут пока…

Все, что было известно об оружии противника, говорило в пользу безнадежности боя на открытой местности: дротики они мечут со снайперской точностью чуть ли не на полсотни метров. Примерно такова и «прицельная» дальность арбалетных болтов, но щиты… А укрыться можно лишь за грузом, который лежит на нарте, – смешно даже!

«Блин, – мысленно ругался Семен, взводя арбалет, – хоть с обрыва прыгай! Может, там снег мягкий? Или бомбу в них бросить? А вдруг они не испугаются? Да и пока огонь раздобудешь…»

Семен решил попытаться если и не нанести урон противнику, то хотя бы попугать, чтоб боялся. Расстояние было еще слишком большим, так что целиться пришлось с «превышением». Болт ушел по пологой дуге вверх. Рассмотреть все в точности не удалось, но создалось впечатление, что снаряд на излете заметили и один из воинов специально поднял щит, чтобы его поймать. После этого остальные собрались вокруг него и стали как бы совещаться. «Ну, вот, – расстроился Семен,-теперь они будут знать, чем я стреляю и как. Впрочем, хуже, наверное, уже не будет».

Вернулся Хью. Он тяжело дышал:

– Путь низ есть. Снег мягкий, камень путь нет.

– Круто там? – поинтересовался Семен, натягивая рычагом тетиву. – Не разобьемся?

– Биться нет, снег мягкий.

– Нуда, конечно, – вздохнул Семен. – Ты же на нарте с горки еще не катался – откуда тебе знать-то?

Впрочем, было ясно, что другого выхода у них все равно нет. Нет даже времени разгружать нарту и распрягать волков – только отцепить центральный ремень.

– «Сами распрягайтесь, – ответил Семен на вопросительный взгляд вожака. – Мы вниз пойдем, а вы тут оставайтесь. Можете заняться лошадьми и собаками».

Пыхтя и проваливаясь в снег по колено, они кое-как развернули нарту, подтащили к началу спуска…

Ни проверить крепеж груза, ни сообразить, как управлять и тормозить, они не успели – в них уже летели дротики. В четыре руки Семен и Хью просто пихнули нарту вниз и попадали на нее. Снег на спуске оказался почти сухим, так что скольжение было… В общем, хорошее было скольжение.

Куда они мчатся, Семен толком не видел – он оказался лежащим почти на спине. Единственное, что он успел отметить, это что борта долины значительно круче и выше, чем ему показалось вначале, а наверху нависают неприятного вида снежные карнизы. Потом был удар, треск, полет и новый удар…

Люди обошлись почти без травм, но нарта лежала на боку с надломленным полозом. Судя по уходящему вверх следу, спустились они довольно удачно – чудом миновали несколько скальных выходов. А потом долина оказалась перегороженной двумя снежными валами. Нарта слишком сильно разогналась и, взлетев как с трамплина на первом валу, ухнула вниз и перевернулась. Откуда взялось тут такое препятствие, понять было нетрудно: с левого склона сошла небольшая снежная лавина, а внизу скальный выступ разделил ее на два языка, перегородивших русло. Вообще-то, явление вполне обычное, но уж больно неуместное – могли бы и подальше уехать.