– Так что, не удалось ей тебя загарпунить? – веселился Мишка. У него было сегодня хорошее настроение. – Сорвался с крючка?

– Почему «сорвался»? Я и не сидел на твоем крючке… А чего Жорка такой грустный?

– Чего, чего… Ничего! – огрызнулся Балаганский.

На самом деле было очень даже «чего»! Воспоминания о пирожках настроения не улучшили, наоборот… У Женьки была задержка, уже шестой день! А это не борщ и не пирожки… Если считать курсантов престижного военного училища китами, то это самый настоящий гарпун, с которого действительно не соскочишь! Женитьба в планы Георгия не входила. Во всяком случае – до окончания училища. Потом, когда разъедутся по гарнизонам в глухую тайгу, – тогда да, тогда лучше, когда под рукой жена… И пирожки, и борщи, и все остальное… Но это потом, а не на втором курсе.

– Вот у меня один раз вышел случай, – начал опытный Веселов: он был привлекательным «китом» – из интеллигентной московской семьи, с квартирой на Цветном бульваре, поэтому охота на него шла плотная – гарпуны так и свистели вокруг. – Приходит Вера, глаза на мокром месте: мол, залетела… А сзади мамаша стоит и водит головой слева направо, а голова у нее вот такая, как танковая башня, и будто прицеливается стомиллиметровками… – Он нарисовал ладонями квадрат вокруг головы, потом сложил ладони трубочками, приложил к глазам и медленно повернулся направо и налево… – У меня, конечно, душа ушла в пятки…

Балаганский, да и весь курс, знал эту историю наизусть, но сейчас ему было не до чужих приключений и переживаний. Он представил плачущую Женьку с орущим на руках ребенком. «А вдруг сдуру аборт сделает? Говорят, потом может совсем детей не быть…» Теперь Женька предстала в образе одинокой, никому не нужной тетки, укачивающей плюшевого мишку и, опять-таки, льющей горькие слезы… «Или жениться? Какая разница – годом раньше, годом позже… А может, пронесёт ещё?!»

– Ладно, Серега, хватит твоих историй. – Георгий встал. – Что у нас на первой паре? «Баллистика»?

– Да, – погрустнел Веселов. – Я как не подготовлюсь, меня Сухой обязательно вызовет… – И внезапно оживился: – Слушай, Жорик, выручай – подними руку да выступи подольше, потяни время, может, я и проскочу… А я на «противоракетке» тебя прикрою…

– Ладно, «прикрывальщик»…

Они уже заходили в класс материальной части, когда навстречу выскочил высокий, худой и вечно согнутый, как удочка, – то ли из-за роста, то ли из-за непосильного груза ответственности, старший сержант Иващук. И сейчас он был, как всегда, озабочен:

– Веселов, ты замсекретчика, иди, получай спецтетради!

– А Фролов где? – недовольно спросил Сергей.

– Заболел, освобождение у него! А ты, Балаганский, зайди к Бобрыкину…

Вот те на! Зачем он понадобился заместителю начальника по воспитательной работе?

– А что случилось?! – вскинулся Георгий и посмотрел на часы.

До начала занятий оставалось двадцать пять минут.

– Мне начальники не докладывают, – отмахнулся командир группы. – Может, насчет КВН или еще что-то…

– Может, насчет того дела? – засопел сзади Дыгай, явно имея в виду драку с моряками.

– Вспомнил! Когда это было!

В принципе, Георгий был активистом и в вызове к главному воспитателю ничего необычного не видел. Но какая-то нотка тревоги в душе все же появилась. Может, это из-за Женьки? Вдруг она родителям все рассказала, а те накатали «телегу» в политотдел?! Это такой гарпун, с которого точно не соскочишь! Да нет, не может быть, они бы вначале просто по душам поговорили!

Переступив порог кабинета, Георгий оторопел: кроме подполковника Бобрыкина за приставным столом сидел неприметный худощавый капитан с острым лисьим лицом и цепким взглядом. Ко второму курсу практически все курсанты уже знали его под выразительным прозвищем «молчи-молчи» – это был оперативник особого отдела капитан Ивлев.

– Следуйте с товарищем капитаном, курсант! – не ответив на приветствие, сухо сказал главный воспитатель, хотя с бессменным руководителем команды КВН у него были добрые отношения.

«При чём здесь особист? – судорожно пытался собраться с мыслями Балаганский. – Если даже «телега» от родителей, то этим делом замполит должен заниматься». Георгий вновь представил заплаканную Женьку с новорожденным ребёнком на руках. «Да это вообще не вопрос, женюсь – и дело с концом!» – решил он.

Кабинет особиста располагался за службой коменданта училища. «Хитро придумали, – подумал Георгий. – Удобно: сразу здесь и арестовать могут!» Впрочем, арестовывать его точно не за что! Или есть за что?! Ну, подрались с моряками, так те сами начали… Да и последствий никаких – может, пара синяков, и всё…

Холодно-официальный Ивлев неспешно занял своё место за столом. На вид ему было лет двадцать пять, Балаганский подумал, что, сидя в ракетной шахте, он вряд ли в таком возрасте стал бы капитаном. Курсанту особист сесть не предложил – Георгий неловко сутулился посреди кабинета, не зная, куда деть руки и чувствуя себя нашкодившим мальчишкой-переростком. «Молчи-молчи» достал из кармана кителя связку ключей, отомкнул лязгнувший внутренними запорами массивный сейф, который стоял здесь, наверное, ещё со времён Железного Феликса, портрет которого прямо над ним и красовался. Из железного чрева появилась картонная папка красного цвета.

«Моё личное дело», – догадался Балаганский. И хотя он знал, что на каждого курсанта ведется личное дело, а может, и не одно, на душе стало ещё тоскливее. Ивлев потянул завязки, раскрыл папку, пролистнул пару листов, изобразил, что внимательно читает… У него были густые черные волосы, сквозь ровный пробор слева проглядывала белая кожа.

– Догадываетесь, почему вы здесь?

«Наверное, из-за той драки?» – хотел спросить курсант, но тут же вспомнил слова отца: «всезнание» особистов от длинных языков обслуживаемого контингента…

– Никак нет, товарищ капитан! – отчеканил он.

– То есть вы часто делаете то, за что могут вызвать в особый отдел?

Ивлев нахмурился, как будто обнаружил в деле следы явного предательства.

– Нет, конечно! – поспешил откреститься от такого предположения Георгий.

– Значит, редко?

– Ну, не знаю…

– Смелее! Раз в неделю, два раза в месяц или чаще?

Георгий понял, что каждый ответ делает ему хуже, а не лучше, и почувствовал себя мухой, которая все сильнее запутывается в клейкой и липкой паутине.

– Я вообще ничего такого не делаю, – сказал он. – В смысле, такого, что входит в сферу интересов военной контрразведки!

Капитан оторвался от личного дела и с интересом взглянул на курсанта.

– Грамотный! – сказал он, и по тону было непонятно – это хорошо или плохо.

– Значит, понимаете, что драка в общественном месте как раз входит в сферу наших интересов! А вы разве пришли и рассказали об этом чрезвычайном происшествии?

«Знают, все знают!»

Георгий потупился.

– Конечно, ходить в дорогие кафе приятнее, чем рассказывать о нарушении дисциплины… Даже если эти кафе расположены в местах постоянного пребывания иностранцев, где находиться курсанту-ракетчику вообще не рекомендуется… Вы на инструктажах бывали? Расписку давали?

Глаза капитана беспощадно блестели. Балаганский испытал обреченность, с которой запутавшаяся муха ждет приближения хозяина паутины.

– Так это никакие не особенные места, – попытался всё же оправдаться он. – Это обычная улица, обычное кафе-мороженое…

– Вкусное мороженое было?

– Ну, да…

Надо было, конечно, ответить: «Так точно!», но Георгий был окончательно сбит с толку. Впрочем, капитан не обратил внимания на нарушение устава.

– Кстати, а Евгении Агеевой мороженое понравилось?

«Значит, все-таки из-за Женьки… Но почему особый отдел?!»

– Да, конечно… У нас все в порядке, мы сами разберемся.

– А что у вас «в порядке»? – насторожился Ивлев.

Но курсант вновь нашелся:

– Да вот, жениться собираемся… – И на всякий случай добавил: – В перспективе…

– А перспективы у тебя не блестящие! – Особист прочел последний лист личного дела.