«Мы за ними – как пехота за танками», – подумал Головлев. Но это было явным преувеличением. Каждому предстояло отвечать за себя. Дело военных руководителей – принимать решения и отдавать команды, а выполняют их исполнители, с них и спрос за все про все…

Усов уже бывал в Кремле неоднократно, а Головлев только однажды, когда получал награды: без широкой публики, по секретному указу, в другом корпусе, и мало что запомнил. Сейчас, шагая по красным ковровым дорожкам, он незаметно осматривался – любопытство брало верх. Строгие коридоры, мраморные лестницы, красные дорожки, прижатые к ступенькам бронзовыми прутьями, потолки с лепниной, стандартные занавески на окнах – все это напоминало дворцовый стиль. Но не старинного дворца, ставшего музеем, а действующего центра власти.

Головлев не раз видел необузданную мощь взлетающих ракет, представлял скрытую мощь ракетного щита – единой системы из сотен радаров, центров оповещения, разбросанных в безлюдных местностях ракетных дивизий, подземных командных пунктов и пусковых установок. Но все это не шло ни в какое сравнение с той мощью, которая чувствовалась здесь, за высоченной стеной из красного кирпича, в главном корпусе Кремля. Потому что тут концентрировалась абсолютная власть, которая управляет и ядерным щитом, и ядерным мечом. По ее приказу взлетают ракеты и барражируют стратегические бомбардировщики, готовятся к взлету перехватчики, бесшумно крадутся в океанских глубинах стратегические ракетные крейсеры, по ее приказу бьется пульс неуничтожимой «Мертвой руки».

На площадках охрана в отутюженных мундирах – парные посты: офицер внутренних войск МВД в фуражке с красным околышем и офицер КГБ с васильковым. «Чтобы не сговорились», – понимает Головлев.

Визитеры то и дело предъявляют партийные билеты и пропуска с красной полосой. Маршальские и генеральские погоны не производят на капитанов и майоров ни малейшего впечатления, но поскольку их сопровождает личный помощник Генерального, они ограничиваются беглым, но внимательным просмотром документов.

Вот, наконец, высокая и широкая двустворчатая полированная дверь в центр этого острова власти. Помощник Генерального заводит визитеров в просторную приемную, отделанную дубовыми панелями. Посетителей нет: только начальник личной охраны, полковник-адъютант, да референт. Адъютант докладывает по внутренней связи, и они через такие же громоздкие полированные двери, гуськом, по одному, заходят в ярко освещенный холодным февральским солнцем просторный кабинет.

За большим, обтянутым зеленым сукном столом сидит Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Он стар, болен, у него суровое, в морщинах лицо, хотя все говорят, что человек он добрый и незлобивый. Он внимательно рассматривает вошедших из-под густых кустистых бровей, а в руках вертит какой-то металлический предмет. Рядом, тяжело опершись двумя руками на стол, стоит начальник аппарата товарищ Черненко. По какой-то непостижимой закономерности партийной высшей власти он тоже стар и болен и сейчас, наверное, ждет не дождется, когда можно будет сесть в глубокое кожаное кресло и передохнуть. Но он правая рука Генерального секретаря, тот ему полностью доверяет, и без одобрения начальника аппарата ракетчики вряд ли попали бы на сегодняшний прием. Так что надо вначале довести дело до конца, а уже потом отдыхать.

Товарищ Черненко тоже смотрит на визитеров. С ним Уваров уже договорился в принципе, теперь этой договоренности следует придать официальную форму. Точнее, просто получить санкцию Хозяина.

– Здравствуйте, Леонид Ильич! – первым здоровается министр обороны.

– Здравия желаю, товарищ главнокомандующий! – рявкает командующий РВСН, так что звенят его многочисленные медали.

– Ну, ты, потише, – слабым голосом осаживает его хозяин кабинета, пытаясь открыть непонятный предмет. – Там, у себя орать будешь!

Конструкторы здороваются по-граждански, обычными голосами.

– Ну, вот и молодцы, – одобряет Генеральный и раздраженно отбрасывает предмет в сторону.

Это портсигар, только необычный – кустарного вида, тусклый, с синеватым отливом. Похоже, из оружейного металла.

Черненко подсовывает ему блокнот, где, очевидно, расписано – кто к нему пришел и по какому делу, показывает пальцем нужную строчку.

– А, Усов! – оживляется Генсек. – Так я тебя помню!

Владимир Федорович скромно потупился. Он явно польщен, что среди сотен высших партийных и государственных руководителей, военачальников, дипломатов, академиков и членов-корреспондентов, иностранных послов, артистов и писателей Генеральный секретарь выделяет создателя «Сатаны».

– Ты помнишь, Константин? – обратился Генсек к начальнику своего аппарата. Голос у него заметно окреп. – На него как-то жаловаться пришли всякие академики… Усов, говорят, пьет! – Он провел рукой перед посетителями, то ли приглашая их вспомнить происходившее, то ли просто послушать. – Не просто выпивает рюмку-другую, а пьянствует, бутылку коньяка за обедом приканчивает! – Генсек театрально повысил голос.

Маршал Уваров и генерал-полковник Толстунов изобразили живейшее внимание. Усов, который действительно любил выпить, покрылся красными пятнами. Оказывается, его известность на высшем уровне власти обусловлена совсем не конструкторскими способностями…

– И помнишь, Костя, что я им сказал?

Черненко закивал, хотя без особой уверенности.

– А я им сказал: если генеральный конструктор пьет и у него ракеты не летают – нам такой конструктор не нужен! И если не пьет, а ракеты не летают, – такой тоже не нужен! А у товарища Усова все летает, так какая нам разница – пьет он или не пьет? Товарищ Усов нам нужен!

Генсек весело рассмеялся. Черненко с Уваровым тоже засмеялись, хотя и не так искренне. Усов вымученно улыбался. Зато Толстунов захохотал во весь голос, от души. И на этот раз замечания не получил. А Головлев поймал на себе недовольный взгляд Генерального секретаря и понял, что допустил промашку: не оценил его мудрости. Надо было спасать положение. Он тоже хохотнул и сказал:

– Вы, Леонид Ильич, прямо как Соломон!

Смех мгновенно смолк. Лица у всех приняли холодно-отстраненное выражение, а министр и главком даже отступили в сторону, увеличивая дистанцию, будто рядом с ними каким-то чудом оказался грязный, завшивленный бомж, возможно, зараженный СПИДом.

– Какой такой Соломон?! – вскинул брови Генеральный секретарь и, заглянув для верности в блокнот, повернулся к своему начальнику аппарата.

– Константин, что это за Соломон? Израильский посол, что ли?

– Израиль на сегодня не записывался, – нейтрально ответил Черненко и бросил на Головлева недовольный взгляд.

– Это легендарный мудрый царь, Леонид Ильич! – поспешно принялся исправлять ситуацию Головлев. – Когда не могли решить какую-то проблему, шли к нему, а он сразу решал!

– А-а, мудрец, – смягчился Генеральный. – Ну, я этого твоего Соломона за пояс заткну! Потому что я не просто царь – я руководитель партии и государства! Правда, Константин?

– Конечно, Леонид Ильич!

– А вот сейчас испытаем, какой ты мудрец… Открой мне эту штуку! – Генсек толкнул свой необычный портсигар так, что он скользнул через сукно и оказался на противоположном конце стола.

Головлев осторожно взял увесистый прямоугольник, покрутил в руках. Полированный металл отражал солнечные лучи, отбрасывая яркие зайчики по кабинету. Плотно подогнанные половинки не позволяли даже волос воткнуть между ними. И никаких защелок, потайных кнопок – ничего. Он показал странный портсигар своим спутникам, но те, вместо того чтобы помочь делом или советом, спрятали руки за спину и отодвинулись еще дальше. Пожав плечами, Головлев осторожно положил портсигар обратно на стол.

– Не получается, товарищ Генеральный секретарь!

Генеральный недовольно выпятил нижнюю губу.

– Врачи разрешают не чаще одной сигареты в час. Вот он и открывается раз в час. Такие же умники, как ты, придумали! А ты открыть не сумел! Как же ты изобретаешь? Костя, что он изобрел?