— Угу, — ответил Касум.

Виктор двигался медленно, но без остановок. Несколько раз он пинал ногой камни, попадавшиеся на пути, и те с треском отлетали в сторону.

Появление незнакомого человека вызвало у моджахедов замешательство. Из-за обломка скалы поднялся и встал в рост худой как жердь чеченец Исмет. Сложил у рта руки рупором, собираясь что-то крикнуть. Но не успел. Тюлеген нажал на спуск мгновением раньше.

Трудно сказать, какой реакции ожидал от моджахедов Виктор, делая вылазку, но над плато раздались крики «Алла акбар!», затрещали автоматы, и трассы пуль потянулись к гряде, за которой залегли Тюлеген и Касум. Пришлось броситься на землю и Виктору.

Стреляли моджахеды с нескрываемым остервенением. Вся история с экспедицией, необходимость работать на жаре и ветру уже давно раздражала боевиков, привыкших убивать и грабить. Они долго ждали возможности поразмяться и наконец ее получили.

Ситуация складывалась еще та. Долго держать позицию братья не могли.

— Что ж, Андрей, — сказал Кашкарбай. — Теперь наш выход. Ты обходишь группу слева, я справа. Открываем огонь, прижимаем к земле. Ты требуешь от них сложить оружие.

— Почему не ты?

— Потому что я их человек и не могу выглядеть в их глазах предателем.

— Нас только двое, — удрученно сказал Андрей. — Сработает ли?

— Сработает. Ты увидишь, оружие сразу бросят три человека. Они все время были со мной. Ты их всех знаешь, — и, предупреждая возможный вопрос, сообщил: — Все трое — узбеки.

— Им можно доверять?

— Они не исламисты, Андрей. Они правоверные мусульмане. Из тех, о которых поэт писал так:

Эти люди ведут свой джихад. Ты знаешь, что джихад это не обязательно война? Есть понятие джихад души. Это борьба, которую мусульманин ведет со своими недостатками, совершенствуя ум и душу. Эти трое из таких. Они достойные люди.

Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.

Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись на буровую. Туда же, незамеченный своими, пришел Кашкарбай. Когда он подошел к домику, Тюлеген куском старой тряпки стирал с лица черные маскировочные полосы, но разогретая потом краска размазывалась и он все больше становился похожим на негра.

— Оставь, — сказал Андрей, — иначе тебя и собаки не узнают.

К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал — это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.

— Что будем делать? — спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.

Ответил Кашкарбай.

— Сделаем все по науке. — Он посмотрел на Андрея. — Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?

— Похоже, что так.

Андрей шагнул и протянул ему руку:

— Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.

— Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.

У Андрея дрогнул голос:

— Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.

— Давай, — Ицхак отстранился от Андрея. — Теперь ударь меня. Вот сюда.

Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.

— Пошел ты! — сказал Андрей зло. — Сдурел, что ли?

— Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.

— И все равно, пошел ты!

— Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.

Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.

Ицхак отряхнул ладонь.

— Понял, поц, как это делают?

Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.

— Заковать как надо сумеешь?

— Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.

— Было желание?

— Еще какое. И последний вопрос. Ты говорил о деньгах Иргаша. Их много на самом деле?

Кашкарбай удивленно взглянул на Андрея:

— Решил поправить материальное положение?

— Не свое. Хотел помочь другу.

— Тюлегену?

Теперь глаза удивленно расширились у Андрея.

— Не волнуйся, я его давно вычислил. Он хороший парень, и ему стоит помочь. Ты прав.

— А тебе самому не нужны деньги?

— Аллах да благословит твою семью и достояние, безбожник!

Андрей улыбнулся: это были слова мольбы за того, кто предложил мусульманину свои деньги. С истинно восточной дипломатичностью Кашкарбай подсказал, что не является хозяином казны Ширали-хана и на нее не претендует.

— И все же?

— Андрей, ты подумай, как я могу вернуться домой после неудачного дела не в рваном халате и с покаянием, а с мешком денег и довольным лицом?

— Тебе обязательно возвращаться?

— Это не обсуждается. Я служу своему народу там, где это полезней. Все, я пошел.

Кашкарбай, подняв над головой руки, скованные наручниками, держа в них зеленую тряпку, двинулся через плато к позиции моджахедов.

— Братья, это я, Кашкарбай!

Плененных моджахедов построили на плато. Предупреждая попытки сопротивления, Касум и Виктор с двух сторон установили ручные пулеметы.

С Кашкарбая сняли наручники, и он вытер с лица сочившуюся кровь.

К моджахедам вышел Андрей. Встал, поднял руку и указал на юго-запад:

— Там Мекка. Повернитесь туда лицами.

Нехотя, переминаясь с ноги на ногу и бурча в бороды злые проклятия, моджахеды повернулись лицами вослед уходящему солнцу.

— Люди, — сказал Андрей и подошел к Кашкарбаю. Воткнул ему палец в грудь. — Вот такие как он, верные подкаблучники Иргаша и Ширали-хана, обманули вас, пообещав блаженство, богатство и славу тем, кто поможет им овладеть огненными стрелами Аллаха. Но подумайте сами, если это на самом деле стрелы Аллаха, то почему не может их взять в свою руку сам Всевышний, Всемогущий, Всезнающий, а поручил это дело тем, на чьих лицах явно видны следы греха, а сердца помечены чеканом порока…

Андрей говорил с яростным напором, и слова сами выплывали из глубин памяти, куда попали из давно прочитанных книг мудрецов Востока.

— В помутнении вашего разума вы забыли, что средства жизни распределены Аллахом, а сроки их действия установлены Книгой Судеб. Многое свидетельствовало о том, что дело, к которому вас вели, не угодно Аллаху. Я говорю вам, вот здесь, — Андрей топнул ногой, — под нами лежит то, что ваши погонщики называли огненными стрелами Аллаха. Но на деле это злые стрелы шайтана. Подумайте, было бы мне, неверному, позволено уничтожить это зло, принадлежи оно Всеблагому Аллаху и служи добру? Проверьте крепость своей веры и убедитесь, мог ли я победить вас вопреки Книге Судеб?

Моджахеды стояли, понурив головы.

— Теперь читайте молитву. Я вам ее напомню.

Андрей вынул из кармана молитвенник «Саидаль-Кахтани», который он взял у мертвого Иргаша.

— Повторяйте за мной. «О Аллах, Ты — Царь, и нет бога, кроме Тебя, Ты — Господь мой, а я — Твой раб. Я сам себя обидел и признал свой грех, прости же все грехи мои, поистине никто не прощает грехов, кроме Тебя. Укажи мне путь к наилучшим нравственным качествам, ибо никто, кроме Тебя, не направит к ним, и лиши меня дурных качеств, ибо никто не избавит меня от них, кроме Тебя! Вот я пред Тобой, и счастье мое зависит от Тебя; все благо в руках Твоих, а зло не исходит от Тебя; все, что я делаю, делается благодаря Тебе, и к Тебе я вернусь, Ты — Всеблагой и Всевышний, и я прошу у Тебя прощения и приношу Тебе свое покаяние».