Из репортажа, прочитанного с интересом, Леблан узнал, что его руками уничтожено удивительное творение инженерного искусства — мост, созданный замечательным архитектором прошлого Алехандро Кастильосом. Тогда это не произвело особого впечатления на Француза. Он считал, что журналисты ради сенсации из любого пустяка могут раздуть мировой пожар. И все же Леблан никогда никому не признался бы в том, что причастен к уничтожению знаменитого виадука. Тайны наемников — под стать тайнам преступного мира мафии.

— Теперь подробнее о подземном ходе на гору, — предложил Роджерс и подал Шаху крупный снимок горы — вид с востока. — Где он здесь?

Шах принял снимок, взял зеленый фломастер, лежавший на бочке, и неумело провел на бумаге вертикальную черту.

— Вот так, — сказал он, довольный своим рисунком. Роджерс усмехнулся, подумав, что амер не часто берет письменные принадлежности в свои руки. Он прекрасно представлял по схемам, которые показывал Сингх, и место входа в туннель, и расположение вертикальной шахты в пространстве горы. Но ему все же хотелось проверить, насколько верны и точны его сведения.

— Попрошу, уважаемый генерал, поточнее. Взяв в руки лист бумаги, Роджерс одним движением нарисовал контур горы.

— В каком месте колодец?

Шах, не задумываясь, чиркнул пальцем по рисунку у самой высокой части Мамана. Роджерс нарисовал в указанном месте две параллельные линии.

— Так?

Шах отрицательно мотнул головой и что-то сказал.

— Он говорит, — перевел Аманулла, — ход кривой, коленчатый, идет вверх по ступеням.

— Сколько человек одновременно могут по нему пройти?

— Один человек с грузом, — ответил Шах. — Дыра довольно узкая. Но если лезть по одному, можно пропустить десять, сто человек. Сколько угодно.

Задав еще несколько вопросов, Роджерс убедился, что его представления о потайном ходе достаточно полны для того, чтобы принимать решение.

— Теперь, господа, слушайте, — сказал он. Все придвинулись к карте. — Начнем одновременно с двух сторон. С одной — шумно, с другой — в полной тишине. Важно взять гарнизон в треугольник. Ваша бригада, генерал, будет атаковать с подъема. Нужно побольше огня и шума на этом участке. Пусть Советы подтянут сюда все свои силы. А здесь, на юге, — Роджерс указал пальцем на место, где линии обозначали колодец, — мы будем сохранять молчание. До решающей минуты.

Аманулла добросовестно перевел. Шах, соглашаясь с планом, кивнул.

— Для основной работы, — продолжал Роджерс, — подтянем сорок человек. По пропускной способности прохода это возможно сделать быстро и тихо. Действовать будем в восемь пятерок. Вить будем с левой руки. Здесь…

Наемники склонились над планом района, вычерченном в крупном масштабе. Шах не соизволил даже пошевелиться. Он стоял чуть поодаль от стратегической бочки Роджерса и с интересом разглядывал ногти на левой руке. Роджерс поморщился, но ничего не сказал.

Твердо нажимая пальцем на бумагу, словно хотел стереть с нее что-то, он провел скругленную линию, показывая направление усилий.

— Здесь потребуется побольше пулеметов и гранатометов. Нужен шквал огня и четыре пятерки. Они вскроют Маман как консервную банку и отогнут крышку в сторону.

— Цифры о силах красных точны? — спросил Леблан. — Я не очень верю местным оценкам.

— Я тоже, мон шер, — ответил Роджерс. — Однако на этот раз все точно. На Мамане сидит обычная рота. Не из лучших. Полного состава по русскому штату. Плюс небольшой радиоцентр. На нем только команда обслуживания. Плюс команда по обслуживанию складов. Особой охраны сверх сил роты на горе нет.

— Месье, — сказал Курт насмешливо, — не будем пугаться. Договорились? Гориллы президента Нунури впечатляли больше. И ко всему, их была целая бригада. Но мы их уделали. Помнишь? Всех!

— Подожди, Курт, — остановил его Леблан. — Пусть все скажет Маэстро.

— Продолжаю. — Роджерс произнес это без повышения голоса. — Есть сведения, что рота на Мамане ослаблена. Две недели назад здесь сменили треть солдат на новых. Шах сам видел тех, что прибыли на пополнение. Юнцы. К тому же рота получила нового командира. Капитан. Скорее всего, зеленый. Выглядит молодо. Видимо, боевого опыта не имеет.

— Насчет боевого опыта, — сказал Леблан. — Кто-нибудь видел досье капитана?

— Видевшие этого офицера говорят, что на его униформе нет наград. Это кое о чем свидетельствует.

— Может быть, он.просто не носит их?

— Не смеши меня, Анри. Русские носят все, что можно навесить на свое обмундирование. Их генералы обшиты цветными ленточками, как куклы на ярмарке. Они это очень любят.

— Капитана можно не принимать во внимание, — подвел итог Курт. — Как говорят, если бог даст барана, то дьявол обязательно подарит нож, чтобы его прирезать.

— Оставь, Курт, — предупредил Леблан. — Учитывать надо все.

Шах что-то сказал Аманулле и тот перевел:

— Амер считает, что нового командира надо иметь в виду особо.

— Почему? — спросил Роджерс. — Есть причины?

— Старый, — заметил Шах многозначительно, — был просто солдат. Большое ружье. Он никогда не задавал людям вопросов и ничего не менял. Он стрелял, когда видел цель. Хорошо стрелял. Правда, поначалу стрелял, думал потом. Новый совсем другой. Он думает все время. И задает вопросы. Такой не очень хорош. Совсем не хорош. Ко всему, много видит.

— Что, — спросил Мертвоголовый с усмешкой, — старый был слеп?

Его раздражал этот азиат, о котором говорили столько лестного, но который казался ему теперь нерешительным и колеблющимся.

— Не каждый, кто имеет глаза, видит ими. — Шах отвечал спокойно, невозмутимо. — Истину познают умом, а не глазами.

— Вы мудрец, амер Шах, — сказал Роджерс язвительно. — Вам бы писать философские книги, а не командовать моджахедами.

— В битве глупость наказывается смертью, — ответил Шах свирепо. — Командир должен быть мудрецом. Иначе дня не проживешь.

Глаза его сверкнули.

— Я вас понял, амер, — сказал Роджерс и выждал, когда Аманулла переведет его слова Шаху. — Мы учтем, что у красных новый начальник.

— Видите, вы тоже становитесь мудрецом, — с той же долей язвительности ответил Шах, и Роджерс с раздражением подумал, что строптивость главаря, которого ему рекомендовали как человека надежного, ничего хорошего в действительности не сулила. Для подобных деликатных дел, которые в исполнении требуют компьютерной точности, выбираются люди послушные, готовые точно выполнять все, что им приказано, а не такие, что из-за амбиций или врожденной строптивости делают все наперекосяк: лишь бы утвердить свое право на самостоятельность. Но обострять отношения с главарем отряда сейчас, когда дело только начиналось, Роджерс не собирался. Он был тактик и стратег. Как бы ни вел себя Шах, главным было не показать ему, что тебя злят и раздражают его выходки. Зато потом, когда все будет сделано, найдется немало способов уплатить сполна сразу за все. Сам того не замечая, Роджерс про себя назвал Шаха словом «душман», прибавив к нему эпитет «вонючий».

Тем не менее он ничем своих чувств не выдал и голос его звучал спокойно, доверительно:

— Вот и хорошо. Я знал, что мы поймем друг друга. — Помолчал и добавил: — Джанрал.

Шах улыбнулся, открыв ровные белые зубы, но глаза его оставались холодными, настороженными. Медленно, певуче он произнес:

— Если бы люди знали, какое удовольствие ощущает горло нашей души, вкушая лакомство похвал, они бы всегда говорили только слова одобрения. Надеюсь, мы кончили разговоры, уважаемые?

— Нет, — ответил Роджерс. — Мы не кончили. В том, что генерал поведет войско на победу, у нас нет сомнения. Осталось посмотреть на само войско. Готово ли оно идти за генералом?

— Не беспокойтесь! — отрезал Шах. — Мои воины готовы. Они утолят жажду мечей кровью врагов аллаха, да будет имя его свято!

— Пусть ваши слова подтвердит учение.

Шах, уже покорившийся воле неверного, с безразличием махнул рукой.

— Делайте, что хотите! Я прикажу. Когда начнете? Роджерс взглянул на часы и ответил: