В дальнейшем, уже будучи игуменом, он сам печет просфоры, толчет и мелет пшеницу, просеивает муку, тесто месит и квасит. Сам варит кутью и делает свечи. Он, как говорит Епифаний Премудрый, «ниже всех себя ставил… и на работу раньше всех шел, и на церковном пении раньше всех был». Когда у кого-то из братии нашлось плохое, некрасивое и линялое сукно и семеро монахов отказались шить из него одежду, Сергий именно из него сделал себе рясу, которую и носил, пока та не разорвалась. Крестьянин, много слышавший о Сергии и его святости, обнаружил его в огороде «в бедной одежде, весьма рваной и залатанной, в поте лица трудящегося». Наконец, когда митрополит Алексий попросил святого стать его преемником на митрополичьей кафедре, Сергий отказался. Он повторил свой отказ уже после смерти Алексия.

С самого начала своих трудов Сергий видит свой пот, свой труд, свое дело и детище. У него есть четкое представление о том, какой должна быть будущая лавра, и не только она, но и другие монастыри, создаваемые им самим и его учениками. Ясно, что он осознает себя игуменом земли русской и большим среди братии. Он, выражаясь языком XX века, несомненный лидер, но именно поэтому Сергий боится какой бы то ни было должности, заняв которую, он стал бы лидером по чисто формальным причинам.

Размышляя о св. Сергии, нельзя не вспомнить следующие слова Евангелия: «Но между вами да не будет так: а кто хочет быть бо́льшим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (Мк 10: 43–44). Именно этот евангельский принцип Сергий реализует в течение всей своей жизни сначала в отношениях с родителями, а потом и с монахами своей обители. Он действительно хочет быть большим и первым. Об этом ярко свидетельствует следующий факт: когда старший брат Сергия, Стефан, подвизавшийся вместе с ним в Троице, во время вечерней службы усомнился в правах своего брата на место игумена, Сергий, разумеется, не сказал ему ни слова (хотя, как игумен, конечно же, мог просто наказать его). Но «когда вышли из церкви, не пошел в келью, но сразу же покинул монастырь, так что никто не знал об этом», ушел на реку Киржач и основал там Благовещенский монастырь. Вернулся в Троицу он лишь по приказу митрополита Алексия.

Человек становится святым не потому, что ему всегда чужды страсти и искушения, но именно потому, что он сумел победить их. Победа над страстями делает того или иного подвижника (от слова «подвиг») святым и скорым помощником, подобным Иисусу, Который, по слову апостола, Сам «быв искушен», может «искушаемым помочь» (Евр 2: 18).

Сатана в Евангелии искушает Иисуса, в том числе предлагая Ему мирскую власть: «Берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф 4: 8–9). Сергий – человек властный, он прирожденный лидер; этого мало, он стремится быть лидером, ибо видит, что, не будь он первым, дело вперед не двинется. «Он был первым иноком, – пишет Епифаний Премудрый, – постриженным в той церкви и в той пустыни. Первый в начинании, но высший мудростью; первый числом, но высший трудами. Я скажу, что он был и первый, и высший».

Что Сергий был «и первым, и высшим», знает автор его жития, но знает это и сам святой. Знает и хочет этого. В том, что он хочет быть первым, нет ничего плохого; Христос не запрещает это, но предупреждает: раз так, будь слугой своим братьям и всем – рабом. Сергий выбирает этот путь и упорно идет по нему вперед. Когда он ночью таскает воду и дрова для своих иноков или шьет себе рясу из сукна, от которого отказались все монахи его обители, это может казаться глупым, но он постоянно держит в памяти слова Иисусовы: «Кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом». Святой понимает эти слова буквально, и это, вероятно, немало изумляло кого-то из его современников. Однако теперь, спустя 600 лет, вряд ли кто возьмется утверждать, что в этом Сергий пошел по ложному пути. Именно так, буквально, и следует понимать слова Евангелия, несмотря на то, что выполнить это трудно настолько, что почти невозможно. Однако своей жизнью Сергий доказал истинность евангельских слов.

Сергий хочет быть большим, но не как князья, господствующие над народами, и вельможи, что властвуют над ними (см. Мк 10: 42). Он делает Божье дело и понимает, что действовать мирскими методами, хотя это и проще всего и вообще заманчиво, недопустимо. Напомним, что слова о том, что человек, желающий быть первым, должен быть всем рабом, Иисус обращает к двум апостолам – Иакову и Иоанну, которые просят у Христа дать им сесть у Него, одному по правую сторону, а другому по левую в славе его (см. Мк 10: 37). В другом месте Евангелия от Марка Иисус называет именно этих двух братьев Βοανεργές (см. 3: 17), то есть «сыновьями грома», подразумевая, вероятно, порывистость и пламенность их натур.

Таков и Сергий. Думается, его смело можно назвать святым Иоаннова типа. Он порывист, горяч и полон любви, подобно автору четвертого Евангелия. Он хочет быть первым и поэтому по слову Учителя становится слугой и рабом для всех своих братьев.

До преподобного Сергия, назвавшего свою обитель именем Святой Троицы, на Руси подобных храмов и монастырей почти не было. После Сергия они появляются во множестве. Дело в том, что на христианском Востоке (как у греков и арабов, так и на Руси) храмы и монастыри возводятся в честь праздников литургического календаря – Рождества Христова, Епифании (или Богоявления), Благовещения и т. д. Праздника Святой Троицы в календаре Восточной Церкви нет. В народе Троицыным днем называют 8-е воскресенье после Пасхи, которое на церковном языке именуется днем Пятидесятницы или Сошествия Святого Духа на Апостолов. Но название «Троицын день» или «Троица» никоим образом не зафиксировано ни в Уставе, ни в богослужебных текстах, ни в церковном календаре.

Таким образом, Сергий, вопреки установившейся традиции, называет свой монастырь не в честь праздника, а в честь самой Святой Троицы, во имя в Троице прославляемого Бога – Отца, Сына и Святого Духа. Так он подчеркивает, что мы, христиане, поклоняемся не просто единому Богу, но Богу, единому в Троице. Единый невидимый Бог царствует над сотворенным Им миром. В Сыне Он нисходит на землю, становится человеком, умирает за нас на кресте и воскресает из мертвых; причем вся полнота Божия пребывает в Сыне телесно (Кол 2: 9). Наконец, Духом Святым Бог пребывает в сердцах человеческих. «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа», – восклицает по этому поводу апостол Павел (1 Кор 6: 19).

Разумеется, догмат о троичности единого Бога – основа христианства, но как в Библии, так и в богослужебной литературе он, как правило, формулируется имплицитно и на уровень слов выводится крайне редко, вплоть до того, что в Библии, насквозь пронизанной утверждением троичности Бога, слово «Троица» вообще не присутствует. Преподобный Сергий прославляет Бога как Троицу эксплицитно и для этого называет свой монастырь обителью Святой Троицы.

Почему в центре созерцательной практики у Сергия оказалась не сотериология, не Крест, не тайна воплощения, но именно троическое богословие? Сам он не объяснил почему, но обычно историки и богословы видят в этом шаге святого стремление напомнить своим чадам о том, что Бог есть Любовь (см. 1 Ин 4: 8), а триединство есть совершенное выражение «единомыслия и внутреннего мира», как говорит Григорий Богослов.

Историки и писатели, склонные считать религию одной из форм идеологии, утверждают нередко, что Сергий, подчеркивая нераздельное единство трех лиц Святой Троицы, звал Русь к духовному и политическому единству. И всё же Сергий не политик, но мистик. И не следует видеть в нем идеолога, своего рода «политрука» при князе Димитрии, каким он нередко изображается в советских романах, или русского Мазарини. Сергия заботит не политическое, но духовное здоровье его братьев во Христе, хотя вовсе нельзя сказать, что он равнодушен к мирским проблемам. Святой, разумеется, страдает от нестроений в жизни вокруг, но он помнит слова Христовы: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф 6: 33). Бороться с мирскими нестроениями нет смысла, их всё равно не одолеешь. Если же искать не конкретной правды, но правду Царства Божия, то они, эти мирские нестроения, уйдут сами на задний план.