Александр Невский был политиком и полководцем, Тихон Задонский – блестящим писателем, а Роман Сладкопевец – лучшим, быть может, поэтом Византии. И всё же вошли они в историю именно как святые. Более того, Церковь, благоговейно почитая св. Романа, практически не сохранила его поэтических текстов в составе богослужения. Отсюда становится ясно, что в число святых вошел он не за свои стихи, а по другой причине – в силу своей святости. Преподобный Сергий не был ни писателем, ни церковным поэтом. Он, правда, как повествуют некоторые источники (но не все), благословил Димитрия Донского перед битвой на Куликовом поле, однако, разумеется, политическим деятелем тоже не был. Он был святым. Святой входит в историю не тем путем, что писатель или художник: последние оставляют потомкам результаты своего творчества (книги, картины, теории), святой оставляет нам что-то другое. Что именно?
Скудность источников
Когда начинаешь изучать жизнь того или иного святого, то непременно обнаруживаешь, что фактов для ее описания у биографа почти нет. По всей России достаточно широко известно имя преподобного Тихона Медынского, или Калужского (умер в 1492 году), а житие его до нас не дошло, и вообще неизвестно, существовало ли оно когда-либо. Из посвященных святому церковных песнопений мы узнаем лишь отдельные факты из его жизни. И тем не менее преподобный Тихон с любовью почитается и в Калужской области, и за ее пределами (большая икона угодника находится в Богоявленском соборе в Москве).
Нечто подобное можно сказать и о преподобном Сергии. Его житие написано Епифанием Премудрым, который пришел в Троице-Сергиев монастырь уже после смерти Сергия и, следовательно, никогда не видел святого игумена. Он создал свой труд, опираясь на рассказы старых монахов, и там, где фактов не хватало, дополнял их отсутствие «общими местами» из житийной литературы. Так, Епифаний рассказывает, что, будучи грудным младенцем, святой по средам и пятницам отказывался от материнского молока, соблюдая пост; но то же самое постоянно сообщается и о других святых, например о Николае Чудотворце. Типичен для монашеского жизнеописания и целый ряд других деталей. Епифаний рассказывает, что Сергий проводил ночи в молитве, почти без сна – но так поступают все святые монахи, и об этом упоминает чуть ли не каждый автор монашеского жития. В почти полном отсутствии конкретно индивидуализированного материала нет ничего странного. И более того, это одна из черт подлинной святости.
Сравнительно легко писать о полководце, философе или о политике, поскольку их деятельность проходит на глазах у людей. Другое дело – святой, ибо он живет по принципу «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе. И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят на сонмищах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне» (Мф 6: 3–6). Жизнь святого проходит при наглухо запертых дверях: добрые дела он совершает так, чтобы их не видели, молится у себя в келье и постится, как заповедано в Евангелии, так, что его окружающие не обращают на это никакого внимания, – в противном случае он уже не святой.
Среди первых русских святых в нашей истории заметное место занимает князь Игорь Ольгович (умер в 1147 году), получивший великокняжеский стол от своего брата Всеволода и менее чем через две недели после этого смещенный с него Изяславом, попавший в темницу и затем убитый. В последний год жизни он в качестве заключенного перемещался из монастыря в монастырь и, возможно, был пострижен в монахи. Других фактов источники не сообщают, и тем не менее киевляне в первые же годы после смерти князя-неудачника начинают почитать его как святого. Одним из свидетельств является и то, что его младший брат, Святослав, называет именем покойного князя Игоря своего родившегося на Пасху в 1151 году сына, будущего героя «Слова о полку Игореве».
Как политик Игорь Ольгович в историю не вошел, но зато ни Ярослав Мудрый, ни Владимир Мономах, ни Всеволод Большое Гнездо, которые были, казалось бы, того достойны, не были прославлены как святые. Конечно, Игорь был убит, погиб, подобно Борису, Глебу или Андрею Боголюбскому, как мученик и страстотерпец, но в летописях упомянуто множество погибших мученически князей, не причисленных к лику святых. К тому же князь Игорь почитается не как мученик, а как блаженный, то есть не в силу мученической кончины, а за свое житие. В чем проявлялась святость его жития, мы не знаем, но это скорее правило, чем исключение: жизнь святого проходит «втайне», а в результате подвиг его становится известен всем. В этом один из главных парадоксов святости.
Чуть ли не лучшим примером является в этом смысле почитание благоверных князей Василия и Константина, ярославских чудотворцев, из жизни которых (Василий умер 8 февраля 1249 года) вообще не известно ни одного факта. И тем не менее князья эти издревле были любимыми святыми ярославской земли.
Наследие преподобного Сергия
Святой Сергий не оставил нам ни строки своих поучений. В данном случае он больше похож на св. Николая Мирликийского (от него до нас тоже не дошло ни строчки, и даже жизнеописание сохранилось очень плохо), чем на св. Иоанна Златоуста, св. Василия Великого или блаженного Августина, портрет каждого из которых мы в состоянии нарисовать, опираясь на их собственные тексты. Златоуст – святой и писатель, Андрей Рублёв – святой и иконописец, а Александр Невский – святой и политик. Преподобный Сергий, в отличие от них и многих других угодников, предстает перед нами как святой по преимуществу.
Уже не первый век богословы постоянно подчеркивают, что Христос оставляет человечеству не доктрину и не систему взглядов, как Сократ, не святую книгу, как Магомет, и не образ жизни, как философ-стоик – Зенон, Клеанф или Сенека. Он, Иисус, оставляет людям Самого Себя. Владимир Соловьёв, говоря о составляющих христианства, замечает: «Христианство имеет свое собственное содержание, независимое от всех этих элементов, в него входящих, и это собственное содержание есть единственно и исключительно Христос. В христианстве как таковом мы находим Христа и только Христа – вот истина, много раз высказанная, но очень мало усвоенная».
Всякий святой – подражатель Христа (см. 1 Кор 11: 1). В Ветхом Завете Бог говорит: «Будьте святы, ибо Я свят» (Лев 11: 44; 19: 2; 20: 7). Иисус повторяет этот стих в Нагорной проповеди: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф 5: 48), а св. Петр дает ему следующее толкование: «Подобно призвавшему вас Святому, и сами будьте святы во всём поведении, ибо написано: будьте святы, потому что Я Свят» (1 Петр 1: 15–16), поэтому подражание Богу в жизни христианина осуществляется через подражание Иисусу, о чем говорит и Сам Он в Евангелии от Иоанна: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (13: 15).
Как Христос оставляет человечеству Самого Себя, так и святой: он тоже своим духовным наследникам оставляет не тот или иной результат своего труда, а самого себя.
«Пока не требует поэта, / К священной жертве Аполлон, / В заботах суетного света / Он малодушно погружен… / И меж детей ничтожных мира, / Быть может, всех ничтожней он»[14]. Действительно, жизнь поэта, да и всякого художника, вне его творчества, без его текстов или картин представляет для потомков мало интереса. Так, греческий трагик Агафон, современник Сократа и Еврипида, хотя он и изображен в «Пире» у Платона и хорошо известен нам по отзывам современников, мало кому интересен, ибо тексты его до нас не дошли. Полигнот, Зевксис, Паррасий и другие художники древней Эллады, картины которых не сохранились, не могут вызвать по отношению к себе живой реакции у человека XX века, в отличие от скульпторов (Мирона, Поликлета), чьи произведения, пусть не в оригиналах, а в слабых копиях, но всё же дошли до нас. Иная картина со святыми: Николай Мирликийский, великомученик Пантелеймон или преподобный Сергий не оставили ни текстов, ни икон, ни каких-либо особых, отличных от того, что предлагали их предшественники или последователи, рекомендаций для потомков; от них осталось Евангелие, которое они прочитали не устами и не глазами, а самой своею жизнью.
