— Еще что-нибудь, господа? Нет? Тогда зовите стражу.
Ручкин ощутил глухую усталость. Он сделал дело и силы оставляли его. Возникла неодолимая потребность лечь и заснуть. Ноги его не держали. Глаза слипались, и мир затягивала пелена седого тумана. Такое с ним иногда бывало после трудного дня, когда он ложился в постель. Тело охватывала истома, и все вокруг начинало меркнуть, терять четкость очертаний. Мысли сбивались, путались, власть над сознанием брал сон.
Придерживаясь за край прокурорского стола, Ручкин опустился и лег на пол.
Он не испытывал ни страха, ни боли — только неимоверную усталость. Он сделал дело и теперь мог уйти. От всего — от нервотрепки, от постоянного ощущения опасности за спиной, от бессонных ночей.
Последним, что видел Ручкин в жизни, был посеревший от времени потолок зала заседаний уголовного суда, грубо протянутый по нему розовый телефонный провод, корзиночки датчиков пожарной сигнализации, два пластмассовых короба ламп дневного света...
* * *
Юрий Платонович Харин присутствовал в суде в качестве негласного, но полномочного представителя губернатора. Ему вместе со всеми пришлось покинуть зал, когда человек, притащивший с собой Игоря Немцева, поднял над головой гранату. В момент взрыва, который прогремел в суде, Харин был на улице. Он слышал звон вылетевших стекол, видел, как осколки посыпались во все стороны и сразу понял, что произошло внутри.
Харин отошел в ближайшую подворотню и по мобильному телефону набрал известный ему номер.
Господин Сагитов сидел в рабочем кабинете, просматривая бухгалтерские документы одной из своих дочерних фирм. Он не любил, когда его беспокоили в такие минуты, и это право предоставлялось только тем, кто знал прямой телефон миллионера.
Когда переносная трубка ожила, Сагитов взял ее в руки с некоторым раздражением.
— Слушаю.
— Булат Умарович? Это Харин. Сейчас в суде произошло нечто чрезвычайное...
Харин коротко и в то же время с исчерпывающей обстоятельностью изложил суть происшедшего.
Сагитов выслушал, не перебивая. Потом спросил:
— Юрий Платонович, зачем вы мне это все рассказали?
Прямой вопрос требовал прямого ответа.
— Не знаю, — откровенно признался Харин. — Просто решил, что вы вправе знать о случившемся первым.
— Губернатор в курсе?
— Сейчас я ему буду звонить.
— Спасибо.
Сагитов дал отбой.
Несколько минут спустя Сагитова вновь оторвали от дела. Звонил главный редактор «МК» Казаркин.
— Булат Умарович, только что мне сообщили сенсацию...
— Я о ней знаю. — Сагитов умел поражать собеседников осведомленностью. — Что вы предлагаете?
— Что я могу предлагать? Есть ваше «вето»...
— Павел Семенович! — Сагитов не укорял, он лишь выказывал удивление. — Завтра вся пресса встанет на уши и будет кричать о бомбе в суде. Такую сенсацию губернаторской ладонью не закроешь. А ваша газета что, будет молчать?
— Я думал, насчет суда у вас есть джентльменское соглашение с областью...
Сагитов с одобрением оценил такт Казаркина. Тот словом «область» заменил слово «губернатор».
— В праве, Павел Семенович, существует понятие форс мажорные обстоятельства. Это когда наши договоры летят к чертовой матери из-за вмешательства неодолимой силы — катастрофы, войны, чего угодно другого. Вам не кажется, что сложилась именно такая ситуация?
— Я понял.
— Тогда постарайтесь создать высокий накал страстей вокруг происшедшего. Честный человек — Ручкин. Подонок — сын высокопоставленного чиновника. В каком мире мы живем и собираемся жить дальше? До выборов меньше года. Области нужен губернатор с чистыми руками. Вы меня понимаете?
— Да, конечно
— Тогда сделайте так, чтобы это дошло и до ваших читателей. Поручите материал написать Ларисе Кисляк...
— Она сейчас занята другим делом.
— Павел Семенович, вы меня удивляете. Сейчас для общества нет важнее дела, чем борьба за чистоту принципов демократии. За твердую законность. Избиратели должны понять, что власть, которая не считает нужным уничтожать убийц как собак — не уважает свой народ, не достойна его. Запросите информацию ИТАР-ТАСС обо всех случаях самосуда и судов Линча над преступниками по стране. Покажите бездействие властей... Пусть похороны Ручкина станут символом народного прозрения. Вам еще что-то надо объяснять?
Объяснять ничего не требовалось. Все так было предельно ясно.
Твердые руки требовали власти...