На винтовке, из которой положил снайпера, Лунев делать меток не стал…

Лунев свернул к оврагу, продрался сквозь кусты сирени и оказался на круглой плешке, вытоптанной до голой земли. На голых кирпичах, сложенных столбиками, сидели четверо мальчишек лет по пятнадцати. Они играли в карты и покуривали, передавая сигарету один другому. Увидев незнакомого человека, смутились. Один спрятал окурок за спину. Другой начал торопливо собирать карты.

– Здорово, мужики! – Лунев старался говорить жизнерадостно, чтобы разрядить обстановку недоверия и натянутости. – Минздрав предупреждает: курение опасно для жизни. Кто хочет жвачку?

Он с хрустом разорвал упаковку «Стиморола» и высыпал на ладонь содержимое.

– Налетайте!

За жвачкой потянулись руки.

– Можно тут у вас в холодке посидеть?

– Ну. – Замурзанный круглолицый мальчишка с короткой стрижкой, должно быть, считался за главного. – Сидите сколько угодно.

– Хорошо тут у вас. Тихо, прохладно. Играете на интерес или на ставку?

Парнишка, сунувший карты в карман, глянул на Лунева настороженно.

– На щелбаны.

– Мы тоже так пацанами играли.

Ребята восприняли сообщение с одобрением: засмеялись, зашевелились.

– Да, орлы, правда, что тут у вас мужика убили?

Луневу претило называть Прахова «мужиком», но иначе в такой обстановке спросить о нем было нельзя.

– Точно, положили, – за всех ответил круглолицый.

– Говорят, стрельба была?

Лунев наводил тень на плетень, чтобы завести ребятишек. И сразу добился успеха.

– Во свистят! – Круглолицый не выдержал неправды.

– Туфта. – Его поддержал тот, что убрал карты. – Ножом пырнули.

– Они что, косые были?

– Не, нормальные.

Лунев дружески ткнул круглолицего в плечо.

– Да не о том я. Поддатые они все были или как?

– Хромой, которого они прихватили, нормальный. А кодла вся на газу. Может, пили, может ширялись. Вело их всех, это точно.

– И что, двое на одного?

– Ну да! Шестеро.

– На одного? Ну, мужики, не верю.

– Сука буду! – Круглолицый отчаянно забожился. – Вот, Леха тоже видел. Мы здесь играли…

Леха, худенький лет двенадцати парнишка с блестящими черными, как у мышонка, глазами, подтвердил:

– Точно. Шестеро.

– И откуда кодла? Из ваших домов?

– Нет, чужие. Из наших один Бабай был.

– Бабай? Это такой длинный, тощий? Жердяй?

Леха возмутился неосведомленности собеседника: кто же в их микрорайоне не знает ханыгу Бабая?

– Ну что вы! Он маленький, метр с кепкой. И уши в стороны. Сантехник из «красной высотки»…

– А-а, – протянул Лунев. Теперь ему оставалось узнать, что такое «красная высотка», и дело наполовину сделано. Лунев дружески хлопнул Леху по спине: – Валяйте, играйте. И смотрите, на глаза кодле не попадайтесь.

– Мы знаем, – солидно заявил круглолицый. – Не дураки…

Под началом прапорщика Лукина солдаты поставили вокруг зоны разрушения временное ограждение. На металлические стержни, вколоченные в землю, навесили белую пластиковую ленту с широкими красными полосами. На огражденной таким образом территории поставили две палатки – для охраны и следственной группы.

Работа пошла по трем направлениям.

Эксперты ковырялись в развалинах, стараясь выяснить причины взрыва.

На месте шестого хранилища, уничтоженного взрывом и огнем, грудами лежали обожженные, изогнутые и оплавленные остатки автоматов Калашникова. Лейтенант Войлок из службы вооружений округа и несколько солдат разбирали груды этого металлолома.

Поначалу, увидев объем предстоявшей работы, Войтюк посмотрел на Гуляева с испугом.

– И это все нам надо перебрать? Сорок тысяч штук?! Ни хо-хо! Сдуреть можно.

– Ладно, Войтюк, не ной. – Гуляев понимал, что работа и в самом деле грязная, утомительная и нудная, но сделать её придется. – Все будет нормалек, не боись. Это всегда так: глаза боятся – руки делают. Начинайте по номенклатуре: автоматы Калашникова «АК-74» с подствольниками «ГП-25»…

Из груд обгоревшего металла солдаты извлекали то, что осталось от оружия. Считывали номера и бросали железки в контейнер автопогрузчика. Войтюк тут же вводил номера в память портативного компьютера.

Уже через десять минут солдаты выглядели кочегарами, проработавшими возле угольной топки две смены подряд: руки сделались черными, по лицам струился пот, оставляя грязные потеки на лбу и щеках.

– Ничего, ребята, – пообещал им Гуляев. – После смены – сауна. Это я вам обещаю.

– И пиво, – подсказал Войтюк.

– Не поплохеет? – Гуляев умел отвечать на такие вопросы.

Распределив дела, сам он устроился в палатке и начал допрос свидетелей. Первым вызвали часового, стоявшего на посту в момент взрыва.

– Рядовой Юрченко. – представился солдат и вдруг застенчиво добавил: – Всеволод Иванович. Владик…

– Садитесь, Юрченко, – Гуляев указал на раскладной стульчик.

Солдат опустился на хлипкое сиденье. Стул под его весом жалостно скрипнул металлическими сочленениями.

Гуляев уже успел разглядеть Юрченко. Крепкий парень с загорелым лицом и выцветшими соломенно-желтыми волосами был явно не в своей тарелке. И это можно было понять: человек впервые в жизни оказался перед следователем военной прокуратуры, перед человеком, за спиной которого неясно маячил призрак под названием «трибунал». И попробуй угадай, кем ты останешься после допроса – тем же свидетелем, каким вошел в эту палатку, или тебя назначат виновным, защелкнут на руках браслеты и уведут, подталкивая стволом автомата в спину.

Так уж ведется в России, что человек, никогда не преступавший рамки закона, при встрече с лицами, этот закон охраняющими, испытывает плохо скрываемое волнение и даже страх. Милиционеры, грабящие граждан в ночное время; прокуроры, выполняющие заказы властей; судьи, принимающие решения в пользу тех, кто бросает на чашу весов правосудия более толстую пачку денег, – это действительность, от которой не скроешься, не сделаешь вида, что не знаешь о ней, не ведаешь.

– Курите. – Гуляев подвинул пачку дешевых сигарет.

– Спасибо, не курю.

Было видно, что если даже Юрченко курил, то брать из пачки следователя сигарету не рискнет.

– Скажите, Юрченко, взрыв для вас оказался неожиданностью?

– Еще какой. Так ахнуло…

– До этого никаких признаков беды вы не приметили?

– Нет.

– Что вы подумали, когда взорвалось? – Гуляев поинтересовался из чистого любопытства.

– Подумал – война. Что ещё могло быть?

«Война» – слово привычное, постоянно живущее в подсознании каждого из нас. В минуты катастроф оно первым приходит на ум человеку, даже искушенному и опытному. В 1966 году, когда мощное землетрясение разрушило Ташкент, командующий войсками Туркестанского военного округа генерал армии Александр Александрович Лучинский после первого же толчка вскочил с постели и выругался: «Эх, твою..! Опять просрали!» Старый военный был убежден, что армия снова проморгала начало новой войны.

Когда в разрушенном землетрясением армянском городе Спитаке израильские спасатели, одетые в красно-оранжевые костюмы и в противогазах, извлекли из развалин пожилого армянина, тот сразу поднял руки над головой. Ему пришло на ум, что началась война, разрушившая город, и он уже в плену у неизвестных завоевателей.

Отвечая на вопросы Гуляева, Юрченко постепенно успокоился. Ему и самому показалось интересным разобраться в своих ощущениях и поступках, шаг за шагом проследить, что он думал, какие действия предпринимал. Отвечал он толково и потому страшно удивился, когда Гуляев предложил:

– Что ж, Юрченко, отлично. Теперь давайте ещё разок, с самого начала.

– Товарищ майор! Я все рассказал как было.

– И все же давайте восстановим события по минутам.

Юрченко выглядел растерянно.

– Что вас интересует, не могу понять.

Ответь ему Гуляев, что и сам точно не знает, солдат крайне бы удивился. Уж слишком уверенно и напористо следователь старался вытрясти из него нечто неизвестное.