Ее выстилали трава и мох.
Жильят лежал бы там как в футляре.
У входа нора была высотой в два фута. В глубину она постепенно сужалась. Встречаются каменные гробы такой формы. Эта спальня, прикрытая с юго-запада глыбами гранита, была защищена от ливней, но открыта для северного ветра.
Жильят нашел, что искал.
Обе задачи были разрешены: у лодки была гавань, у него - кров.
Недалеко было и до разбитой Дюранды; от этого его жилье выигрывало еще больше.
Железная кошка, провалившись между двумя обломками скалы, зацепилась прочно. Жильят укрепил ее, придавив большим камнем.
Он немедля воспользовался удобным сообщением с пароходом.
Отныне он. был у себя дома.
Большой Дувр стал его пристанищем, Дюранда - мастерской.
Побывать там и вернуться, подняться и спуститься - было проще простого.
Он быстро соскользнул по веревке на палубу Дюранды.
Погода стояла отличная, для начала все шло хорошо.
Жильят был доволен; ему захотелось есть.
Развязав корзину с провизией, он открыл складной нож, отрезал кусок копченой говядины, съел ломоть хлеба, отпил глоток пресной воды из жбана - поужинал великолепно.
Хорошо потрудиться и вдоволь поесть - двойная радость.
Сытый желудок подобен удовлетворенной совести.
Когда Жильят покончил с ужином, было еще достаточно светло. Он воспользовался этим и стал разгружать разбитое судно, - мешкать было нельзя.
Оставшуюся часть дня он сортировал обломки. Он отложил и отнес в уцелевшее машинное отделение то, что могло пригодиться: дерево, железо, снасти, паруса. Все ненужное он бросил в море.
Груз, поднятый шпилем с лодки на палубу, хоть в нем и не было ничего лишнего, загромождал ее. В скале Малого Дувра Жильят обнаружил что-то вроде глубокой ниши, до которой мог дотянуться рукой. В скалах часто встречаются такие естественные стенные шкафы, правда, без дверок.
Жильят нашел, что это надежное место для хранения имущества. Он задвинул поглубже оба ящика - с инструментами и с одеждой, оба мешка - со ржаной мукой и сухарями, а корзину с провизией поставил впереди, пожалуй, слишком близко к краю, но иного места не было.
Он предусмотрительно вынул из ящика с одеждой овчину, непромокаемый плащ с капюшоном и просмоленные гетры.
Чтобы веревку не трепал ветер, он привязал ее нижний конец к одному из шпангоутов Дюранды.
Борта Дюранды имели сильный завал, поэтому шпангоут был очень изогнут и держал конец веревки крепко, точно сжатый кулак.
Следовало подумать о верхнем конце веревки. Нижний был хорошо закреплен, но на вершине утеса веревка терлась о край площадки, и острое ребро скалы мало-помалу могло ее перерезать.
Жильят порылся в куче обломков и остатков снастей, отложенных про запас, и вытащил несколько лоскутьев парусины, а из обрывка старого каната вытянул несколько длинных каболок; все это он положил в карманы.
Моряк сообразил бы, что для предотвращения беды он собирается обмотать веревку кусками парусины, а также каболками в том месте, где она соприкасается с ребром скалы; работа эта называется "клетневанием".
Заготовив необходимую ветошь, Жильят надел просмоленные гетры, набросил поверх куртки плащ, накинул капюшон на шапку и завязал на шее овечью шкуру; облачившись во все свои доспехи, он схватился за веревку, прочно прикрепленную к Большому Дувру, и пошел на приступ этой мрачной морской башни.
Он проворно добрался до площадки, несмотря на то, что руки у него были в ссадинах.
Меркли последние блики заката. Ночь спускалась над морем. Лишь верхушка Дувра была слегка освещена.
Жильят воспользовался гаснущим светом, чтобы заклетневать веревкуд Он наложил на ее изгиб у края скалы повязку в несколько слоев парусины, тщательно обмотав каждый слой каболками. Получилось нечто похожее на наколенники, которые подвязывает актриса, готовясь к предсмертным мукам и мольбам в пятом акте трагедии.
Окончив клетневание, Жильят, сидевший на корточках, выпрямился.
Уже несколько минут, обматывая парусиной веревку, он смутно ощущал странное сотрясение воздуха.
Казалось, в вечерней тишине хлопает крыльями огромная летучая мышь.
Жильят поднял глаза.
Над его головой, в бесцветном и бездонном сумеречном небе, кружилось большое черное кольцо.
На картинах старинных мастеров видишь такие кольца над головою святых. Только там они золотятся на темном фоне; здесь же оно чернело на светлом. Странное было зрелище. Будто ночь возложила венец на Большой Дувр.
Кольцо приближалось к Жильяту, потом удалялось; то становилось уже, то шире.
Это были чайки, рыболовы, фрегаты, бакланы, поморнцки - целая туча встревоженных морских птиц.
Очевидно, Большой Дувр был для них гостиницей, и они прилетели на ночлег. А Жильят занял одну из комнат. Новый постоялец внушал им беспокойство.
Человек в этом месте - вот чего они никогда не видели.
Некоторое время они продолжали растерянно кружиться.
Они словно ждали, что Жильят уйдет.
Жильят, задумавшись, рассеянно следил за ними взглядом.
В конце концов крылатый вихрь принял решенье - кольцо вдруг разомкнулось, стало спиралью, и туча бакланов устремившись к другому концу рифа, опустилась на утес "Человек".
Там, казалось, они стали совещаться и что-то обсуждать. Жильят, вытянувшись в своем гранитном футляре и подложив под голову камень вместо подушки, еще долго слышал каркающие голоса пернатых ораторов, державших речь поочередно.
Потом они умолкли, и все заснуло: птицы на своей скале, Жильят - на своей.
VIII. Importunaeque volucres151
Жильят спал хорошо. Правда, было холодно, и он не раз просыпался. Разумеется, он лег ногами в глубь норы, а головой к выходу, но даже не потрудился сбросить острые камни, которые устилали его ложе и мешали спокойному сну.
Порой он приоткрывал глаза.
Время от времени до него доносились отдаленные глухие взрывы. То начинавшийся прилив с грохотом пушечного выстрела врывался в пещеры Дуврского рифа.
Во всем, что окружало Жильята, было что-то сверхъестественное, как в видениях; его обступал призрачный мир.
К тому же в ночи все становилось каким-то неправдоподобным, он словно попал в царство невозможного. Он думал:
"Все это мне снится".
И снова засыпал и вдруг переносился в "Дом за околицей", в "Приют неустрашимых", в Сен-Сансон; ему слышалось пенье Дерюшетты, и грезы становились действительностью. Во сне ему казалось, что он живет и бодрствует а наяву - что он спит.
И в самом деле, теперь его жизнь была подобна сновидению.
Около полуночи в небе послышался отдаленный гул.
Жильят смутно различил его сквозь сон. Вероятно поднимался ветер.
Потом он проснулся от холода и раскрыл глаза чуть шире, чем прежде. В зените повисли большие облака; луна закатывалась, а вдогонку за ней бежала крупная звезда.
Мозг Жильята был затуманен сном, и дикий ночной пейзаж вставал перед ним в искаженных, преувеличенных пропорциях.
На рассвете он совсем промерз, но спал крепко.
Внезапно вспыхнула заря и прервала этот сон, который мог быть опасен. Его спальня находилась как раз против восходящего солнца.
Жильят зевнул, потянулся и вылез из своей норы.
Спросонок он ничего не понял.
Мало-помалу сознание действительности вернулось к нему, и он воскликнул: "Пора завтракать!"
Погода стояла тихая, небо было ясное и холодное, тучи ушли, ночной ветер чисто вымел горизонт, безмятежно всходило солнце. Наступал второй погожий день. Жильят почувствовал прилив бодрости.
Он сбросил плащ и гетры, закатал их в овчину, вывернув ее шерстью внутрь, завязал сверток бечевкой и засунул его поглубже в свое убежище на случай дождя.
Затем он оправил постель, то есть сбросил с нее камни.
Приведя в порядок свое ложе, он соскользнул по веревке на палубу Дюранды и быстрым шагом подошел к нише, куда накануне поставил корзину с провизией.
