II. Клюбен замечает кого-то
Иногда Зуэла заходил перекусить в "Гостиницу Жана".
Сьер Клюбен знал его в лицо.
Вообще сьер Клюбен не был гордецом: он не гнушался шапочным знакомством с жуликами. Случалось, он даже вел с ними дружбу, пожимал им руки и здоровался на людной улице. Он изъяснялся по-английски с контрабандистамиангличанами и коверкал испанский, беседуя с контрабандистами-испанцами. По этому поводу он изрекал такие сентенции" Познай зло, дабы извлечь из него добро. - Леснику - полезно потолковать с браконьером. - Лоцман должен знать пирата ибо пират - тот же риф. - Я испытываю жулика, как врач испытывает яд". Возражений это не вызывало. Все соглашались с капитаном Клюбеном. Хвалили за то, что в нем нет смешной щепетильности. Да и кто осмелился бы о нем позлословить? Все, что он делал, требовалось, очевидно, "для пользы дела". Он был сама искренность. Ничто не могло его опорочить.
Хрусталь не в силах запятнать себя, даже если бы старался.
Такое доверие было справедливым воздаянием за долгие годы примерной жизни, в этом ценность честно заслуженного доброго имени. Как бы ни поступал сьер Клюбен, каким бы его поступок ни казался, все приписывалось его добродетели которую усматривали даже в дурном, - он был непогрешимкроме того, его считали очень осторожным. Сомнительные связи с разными проходимцами набросили бы тень на любого поведение же сьера Клюбена лишь подчеркивало его честность!
Слава о его ловкости сочеталась со славой о его простоватости, ни в ком не возбуждая ни сомнения, ни беспокойства есть такие простачки-ловкачи. Это одна из разновидностей честного человека, и разновидность неоценимая. Если людей подобных сьеру Клюбену, застанут за дружеским разговором с жуликом и злодеем, то воспримут это как нечто должное умилятся, поймут, станут уважать еще больше; одобрительно подмигнет им общественное мнение.
Погрузка «Тамолипаса» подходила к концу. Он готовился к отплытию и должен был скоро сняться с якоря.
Как-то, во вторник вечером, Дюранда пришла в Сен-Мало еще засветло. Сьер Клюбен, стоя на мостике и наблюдая за маневрированием судна у входа в гавань, заметил близ Малой бухты, на песчаном берегу, в укромном уголке меж скал, двух человек, которые о чем-то толковали. Он направил на них: морской бинокль и узнал одного из собеседников. То был капитан Зуэла. Казалось, он узнал и другого.
Другой, рослый человек с проседью, в шляпе с высокой тульей и строгом черном костюме, был, по-видимому, квакер.
Он не поднимал смиренно опущенных глаз.
В "Гостинице Жана" сьер Клюбен выяснил, что «Тамолипас» снимается с якоря дней через десять.
Впоследствии стало известно, что Клюбен собрал еще коекакие дополнительные сведения.
Ночью он явился в оружейную лавку, что на улице Сен-Венсан, и спросил хозяина:
- О револьвере слышали?
- Как же, американская выдумка! - отвечал тот.
- Это пистолет, который умеет поддерживать беседу.
- И впрямь. Спросит и ответит.
- И возразит.
- Что верно, то верно, господин Клюбен. У него вращающийся барабан.
- Да пять-шесть пулек.
Торговец кивнул и, оттопырив губы, прищелкнул языком в знак восхищения.
- Отменное оружие, господин Клюбен. Я полагаю, что его ждет большое будущее.
- Мне нужен шестизарядный револьвер.
- Чего нет, того нет.
- Какой же вы после этого оружейник?
- Еще не держу этого товара. Вещь, знаете ли, небывалая. Новинка. Во Франции пока выделывают только пистолеты.
- Ах, черт!
- Их еще нет в продаже.
- Ах, черт!
- Могу предложить отличные пистолеты.
- Мне нужен револьвер.
- Согласен, вещь стоящая. Подождите минуточку, господин Клюбен..
- Ну что?
- Думается мне, что сейчас в Сен-Мало можно достать один по случаю.
- Револьвер?
- Да.
- Продажный?
- Да.
- У кого?
- Думается мне, что я знаю у кого. Справлюсь.
- Когда дадите ответ?
- По случаю. Но вещь отменная.
- Когда мне наведаться?
- Уж раз я взялся добыть вам револьвер, знайте - будет на славу.
- Когда дадите ответ?
- В следующий ваш приезд.
- Никому ни слова, что это для меня, - предупредил Клюбен.
III. Клюбен что-то относит и ничего не приносит
Сьер Клюбен закончил погрузку Дюранды, взял на борт порядочное количество быков и несколько пассажиров и отплыл из Сен-Мало на Гернсей, как всегда, в пятницу утром, В тот же день, когда пароход вышел в открытое море и на время можно было покинуть капитанский мостик, Клюбен заперся в своей каюте, взял саквояж, в одно отделение положил одежду, в другое - сухари, несколько банок с консервами, несколько фунтов какао в плитках, хронометр и морскую подзорную трубу, защелкнул замок и через ушки саквояжа продернул веревку, приготовленную заранее, чтобы вскинуть, если понадобится, поклажу на сйину. Затем спустился в трюм, вошел в тросовое отделение и вынес оттуда перехваченную узлами веревку с крюком, которой пользуются конопатчики на море и воры на суше. Такие веревки облегчают подъем.
Прибыв на Гернсей, Клюбен отправился в Тортваль, где и провел почти двое суток. Он отвез туда саквояж и веревку, а вернулся с пустыми руками.
Скажем раз и навсегда, что Гернсей, о котором повествуется в этой книге, - Гернсей стародавний, уже не существующий, и найдешь его ныне лишь в селеньях и деревнях. Там он еще жив, но в городах он вымер. Замечание о Гернсее относится и к Джерсею. Сент-Элье теперь не уступит Дьеппу; порт Сен-Пьер не уступит Лориану. Прогресс и созидательный дух маленького, но стойкого островного народа все преобразили на Ламаншском архипелаге за сорок лет. Там, где была тьма, теперь все залито светом. Итак, продолжаем наш рассказ.
В те времена, которые так далеки от нас, что их можно считать седой стариной, на Ламанше процветала торговля беспошлинными товарами. Контрабандисты облюбовали дикий западный берег Гернсея. Люди сверхосведомленные и знающие со всеми подробностями о том, чта происходило час в час полстолетия назад, даже по названиям перечислят множество их кораблей, в большинстве - астурийских либо из Гипускоа.
Известно, что не проходило недели, как появлялся один-другой такой корабль в гавани Святых или в Пленмоне. Ну чем не настоящее судоходство? На побережье Серка есть пещера, которая называлась и теперь называется «Лабазом», ибо в этом гроте контрабандисты распродавали свой товар. Когда велись дела такого рода, на Ламанше пользовались особым, контрабандистским, теперь забытым языком; для испанского он был тем же, чем левантийский для итальянского.
И на английском и на французском приморье контрабандисты держали тесную тайную связь с открытой и узаконенной торговлей. Они имели доступ в дома крупнейших финансистов, правда, через потайную дверь; контрабанда подпольно вливалась в товарооборот и во всю кровеносную систему промышленности. По обличью - купец, а по сути - контрабандист; вот разгадка многих нажитых состояний. Так Сеген отзывался о Бургене, а Бурген - о Сегене. За их слова не ручаемся; быть может, они возводили друг на друга поклеп. Но что бы там ни было, бесспорно одно: контрабанда, преследуемая законом, кровно породнилась с финансовым миром. Она поддерживала отношения с "лучшим обществом". Притон, в котором Мандрен134
в былые времена сиживал бок о бок с графом Шароле135
, с виду был вполне приличен и даже безупречен в глазах общества; дом как дом.
Итак, у контрабандистов было немало соучастников, скрывавшихся под чужой личиной. Тайна требовала полной непроницаемости. Многое знал контрабандист и обязан был молчать; нерушимая и суровая верность являлась для него законом.
Главным достоинством контрабандиста считали честность. Без умения хранить тайну нет контрабанды. Тайна запретной торговли была подобна тайне исповеди.
И тайна хранилась свято. Контрабандист давал клятву молчания и держал слово. На него можно было положиться без малейшего опасения. Однажды судья-алькальд из Уаярзена задержал контрабандиста с Сухой гавани и подверг допросу, принуждая выдать лицо, негласно снабдившее его деньгами.
