Ябеде повинен суд,
Униженно поклонится
с приписью подьячий
Сочинитель Ванька-ямщик».
Этой подписью «ямщика» он как бы связывал «героическое игрище» с «игрищем невзначай» «(Ямщики па подставе») и подчеркивал, что «Парисов суд» создан как народное игрище ца ярмарках и площадях. Упоминание «Ябеды» Капниста красноречиво свидетельствует о единстве идейных позиций двух авторов.
Начало - музыкальное вступление - охарактеризовано сочинителем как намерение создать в спектакле именно народное игрище: «Военная симфония пересекается словами и песнею Париса, который под дубом ковыряет лапти, кнут за поясом и котомка за плечами.
Парис (вслушиваясь в военную музыку): Ори, ори, наши ребята, ори:
Песня
Ох! вы братцы дорогие,
Вы, Приямочки родные,
Перестаньте воевать,
Право, вам не сдобровать.
(Симфония возобновляется, трубы, литавры.)
Все б вам бубны да цевницы.
Шишаки да палаши,
А полей хоть не паши:
Были б кони, колесницы...
Право, вам не сдобровать,
Лапти лучше ковырять.
(Симфония на рогах изображает звериную ловлю.)
Ату его! - погнали!
Парис: Спасибо, ребята, да что и впрямь поле не вытопчут для того, что не посеяно.
(Музыка продолжает пляску.)
Ого, ого, го, го, го, ату его!
(Парис, ходя по театру, хлопает кнутом.)»
Здесь явный сатирический выпад против бесконечных войн, намек на пристрастие высших кругов к пышным празднествам, к охотам с потравою всходов на полях и горькое признание в том, что поля нечем засеять.
Следует «ария»; непосредственно за ней ремарка: «Симфония изображает бурю». Гром, молния, из облаков опускается Меркурий, одетый, по понятиям Париса, крайне мудрено: «Экой чудак! петухом нарядился, да и петухом-то ощипанным. Плюньте мне в Ипостасью, есть ли это не Олимпийский какой ни на есть франт».
Меркурий поет арию; в ней он излагает предопределенное богами поручение Парису: вручить яблоко прекраснейшей из богинь. Тонкая злая сатира сосредоточена в сцене, когда Меркурий намеревается ввести пастуха в высшее общество богов Олимпа.
«Парис: Да я, сударь, не хочу, не хочу ни за что... Куда ты это меня правишь? в столицу, да еще и ко двору...
Меркурий: Парис, ... путь почести и славы...
Парис: Пускай по нем гуляет, кто хочет. ...Славою овладели шаркуны да форкуны, а пресмыкалы да нахалы и фортуну взяли в крепость; так подить-ко наш брат пастух, хоть бы сто звезд во лбу, хоть бы он 500 волов упас, так и тут...
Меркурий: Тебе не волов пасть надобно, Парис, но людьми править.
Парис: Управишь ты ими!..
Меркурий: Послушай, Парис, на все это есть уловка ... Свет основан на согласии тел, а в том согласии есть одна струпа, которую музыканты называют господствующая квинта, или, так сказать, самая звонкая дудка. Подладь под нее, да не розцк вот и пошло и пошло...
Песня (под аккомпанемент дудки)
...Изволь играть .. И ну шагать!
Пошла потеха!
А тут и шаркуны,
А тут и форкуны,
Вилюны, говоруны,
Верхогляды, подтакалы,
И лестюхи и нахалы,
Картобои, объедалы
Вдруг тебе составят двор;
Только что по отличайся,
С дудкой знатной соглашайся,
Без того и барства вздор».
Парис пытается уклониться от предстоящего суда. Львов, перекликаясь с Капнистом, в монологе Париса обличает современную систему русского судопроизводства.
«Парис: ...пожалуй, перед светом и без вины будешь виноват; зтот стоголовый судья решит дело одним словом и часто без ведома судимаго. А чтобы он как ни на есть не оправдался, так он сообщает ему приговор ... Антон сказал Софрону, а Софрон сказал свинье, свинья сказала борову, а боров всему городу... и когда уже бедняк побит, обрит и заперт, тогда поди, пожалуйся... Батюшка умер, то детям нищим скажут: отец ваш пострадал невинно, да вы для восстановления добраго о нем мнения не говорите, что он был обрит, а скажите просто, что плешив родился. Впрочем, ежели бы почтенный старик здравствовал, великодушные жрецы Фемиды не отреклися бы, право, купить на свой счет и парик ему. Я благодарен за великодушие и лучше хочу остаться при своей гриве, которую и впрямь очистят. О! великое дело: держатся во славе и клейменой плут и судья и шут».
С хором нимф появляется Юнона «в одежде богатой купчихи, кокошник с павлиньими перьями, в колеснице, которую везут Нимфы, хвосты павлиньи».
«Юнона (садится у подножия горы Иды, под дубом. Речитатив): Кривуа, оботри! (Нимфа обтирает пыль на башмаках.) Сезьома, посмотри, порядочно ль на мне?
Первая нимфа:
Юнона, божеский твой шлык на стороне.
А что-то мне сдается,
Что больше перед сим твой взор горел, блистал.
Юнона:
Подай покал! (и пьет)
Чем она ... тово ... вон там ... смеется?
Вторая нимфа:
Богиня! что-то цвет в лице твоем завял.
Юнона:
Подай покал! (и пьет)».
И каждый раз Юнона, огорчившись, требует все новый и новый «покал» - «и пьет».
При военной музыке входит, сопровождаемая свитой военных и ученых, Минерва, «в куртке, юбка коломенковая, по ней портупея, а вместо сабли циркуль; на голове шишак. За нею последователи с глобусами, телескопами, а прочие другие с бердышами, со щитами».
Два хора, то есть две свиты богини, прославляя ее, перебивают и заглушают друг друга.
Минерва гоже садится у дуба. На жертвенник Парис возлагает, вынув из котомки, золотое «яблоко раздора» с надписью «Прекраснейшей!», которое Парис должен передать самой красивой, по его суждению, из трех богинь, - так повелел Зевс, сам уклонившийся от решения из боязни,
