Анна Керн собиралась уже спрятать драгоценный поэтический подарок.

Пушкин долго смотрел на нее, потом неожиданно выхватил стихи и не хотел возвращать. «Насилу выпросила я их опять, - вспоминала Анна Керн. - Что у него промелькнуло тогда в голове, - не знаю...»

Уже через два дня Пушкин писал А. Н. Вульф: «Все Тригорское поет «Не мила ей прелесть ночи», и у меня от этого сердце ноет... Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь - камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов - всё это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то».

Бродя по аллеям Михайловского парка, Пушкин мучительно переживал охватившее его чувство. Он написал Анне Керн семь писем, семь восторженных посланий на французском языке, пестрых по настроению, полных противоречивых чувств, искрящихся страстью и ревностью и одновременно насыщенных преклонением перед поразившей его красотой. Он называл ее «чудотворной», «чудотворицей».

На одном из писем А. Н. Вульф к Анне Керн Пушкин приписал сбоку из Байрона: «Видение пронеслось мимо нас, мы видели его и никогда опять не увидим...»

Одна из аллей парка сегодня носит имя Анны Керн.

* * *

С поэтом И. И. Козловым, переводчиком на русский язык Байрона, Пушкин познакомился в петербургские свои годы.

В 1821 году в журнале «Сын отечества» появилось первое стихотворение еще никому не известного поэта И. И. Козлова «К Светлане». Оно проникнуто глубокой скорбью человека, чья «рано отцвела весна и солнце в полдень закатилось»: на сорок втором году жизни Козлов неожиданно ослеп, а паралич ног приковал его к постели.

В поэзии слепой поэт нашел «источник силы, ободрения, животворительных утех и сладкого самозабвения», а через несколько лет был признан большим поэтом, чье имя современники ставили рядом с Пушкиным и Байроном...

В 1825 году Пушкин получил в Михайловском экземпляр поэмы «Чернец», на котором рукою слепого было выведено кривыми строками, неровными буквами: «Милому Александру Сергеевичу Пушкину от автора».

В волнующем послании к жене и двум детям, предпосланном поэме, Козлов скорбит о том, что больше «не зреть ему дня с зорями золотыми, ни роз, ни сердцу милых лиц»:

Так в темну ночь цветок, краса полей,

Свой запах льет, незримый для очей.

Пушкина «Чернец» взволновал. Он написал брату Льву: «Подпись слепого поэта тронула меня несказанно. Повесть его прелесть... Видение, конец прекрасны. Послание, может быть, лучше поэмы - по крайней мере ужасное место, где поэт описывает свое затмение, останется вечным образцом мучительной поэзии. Хочется отвечать ему стихами, если успею, пошлю их с этим письмом».

И Пушкин ответил:

Певец, когда перед тобой

Во мгле сокрылся мир земной,

Мгновенно твой проснулся гений,

На всё минувшее воззрел

И в хоре светлых привидений

Он песни дивные запел.

О милый брат, какие звуки!

В слезах восторга внемлю им:

Небесным пением своим

Он усыпил земные муки.

Тебе он создал новый мир:

Ты в нем и видишь и летаешь,

И вновь живешь, и обнимаешь

Разбитый юности кумир.

А я, коль стих единый мой

Тебе мгновенье дал отрады,

Я не хочу другой награды:

Недаром темною стезёй

Я проходил пустыню мира,

О нет, недаром жизнь и лира

Мне были вверены судьбой!

Козлов сердечно поблагодарил Пушкина за эти тронувшие его стихи. Письмо писала, вероятно, под диктовку жена, а в конце он сам сделал небольшую приписку неровными строками, на французском языке: «Целую Вас от всего моего сердца, я весь Ваш навсегда Иван Козлов».

Напомним, что Козлов является автором весьма популярного и в наши дни романса «Вечерний звон» из Томаса Мура, положенного на музыку композиторами А. Гречаниновым и С. Монюшко.

* * *

«Два года незаметных» в михайловском «уголке земли» отмечены были большим творческим трудом:

Я был рожден для жизни мирной,

Для деревенской тишины,

В глуши звучнее голос лирный,

Живее творческие сны.

Свыше ста стихотворений написал Пушкин в Михайловском. Высокой поэзией зазвучал в деревне его «голос лирный». Сто двадцать четыре письма, отправленные из Михайловского, отражают все, чем жил и дышал поэт в изгнании, как работала его мысль.

С каждой почтой приходило много книг и журналов - их присылали Пушкину, по его требованию, брат и друзья. Он жадно набрасывался на них и затем садился за работу.

В этот михайловский период «творческие сны» Пушкина достигают необычайной красоты и зрелости.

К вере и непреклонному оптимизму призывает поэт:

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет...

И тогда же вслед за этим стихотворением родилась «Вакхическая песня» - гимн солнцу, музе и разуму:

Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Ты, солнце святое, гори!

Как эта лампада бледнеет

Пред ясным восходом зари,

Так ложная мудрость мерцает и тлеет

Пред солнцем бессмертным ума.

Да здравствует солнце, да скроется тьма!

* * *

В январе 1825 года Пушкин получил от К. Ф. Рылеева дружеское письмо. Редактор «Полярной звезды» поздравлял Пушкина с его поэмой «Цыганы», писал, что он «идет шагами великана», и закончил, переходя в этом письме со своим другом на «ты»: «Прощай, будь здоров и не ленись; ты около Пскова: там задушены последние вспышки Русской свободы; настоящий край вдохновения - и неужели Пушкин оставит эту землю без Поэмы?»

Мысль о такой «поэме» между тем уже созрела у самого Пушкина. Написаны были черновики первых четырех сцен «Бориса Годунова» и начата пятая.

Работа над этой трагедией показывает, что народности в литературе Пушкин начинает придавать особое значение; особенно это проявляется в михайловский период его творчества.

Размышляя, еще в Кишиневе, в небольшой статье «О французской словесности», об отрицательном влиянии французской словесности на русскую, поэт замечает: «...есть у нас свой язык; смелее! - обычаи, история, песни, сказки - и проч.».

В «Борисе Годунове» Пушкин поднимается на эту новую ступень - народ становится в его трагедии самостоятельным действующим лицом с своим отношением к событиям.