Другое толкование статьи московско-рязанского докончания предлагает видеть в «Туле» 1381 г. своеобразную «ничейную территорию», «нейтральную зону», получившую такой специфический статус в результате политического взаимодействия в регионе Москвы, Орды и Рязани.
В тексте договора в связи с «Тулой» присутствуют, как помним, упоминания баскаков и «царицы» Тайдулы, в связи с чем высказывались подозрения в некоем особом статусе территории[92]. Этот гипотетический особый статус привел В. Л. Егорова и В. А. Кучкина, независимо друг от друга, к выводу о том, что «место Тула» – «нейтральная» территория. Оба автора, в отличие от сторонников московской принадлежности Тулы, подробно аргументируют свою позицию, но по-разному, объясняют происхождение этого «нейтралитета».
В. Л. Егоров, странным образом не заметивший запятую в тексте докончания (автор пользовался публикацией Л. В. Черепнина, где знак, как помним, присутствует), считает «Тулу» изначально принадлежавшей непосредственно ханше Тайдуле и управлявшейся ее баскаками. После разгрома татар на Куликовом поле ситуация, полагает В. Л. Егоров, не изменилась, «Тула» оставалась ордынской, хотя реально последняя утратила контроль над регионом. Москва и Рязань, в свою очередь, одинаково стремились овладеть «Тулой», но в договоре 1381 г. вынуждены были дать друг другу взаимное обязательство не занимать ее; «нейтральный статус» «Тулы», таким образом, явился следствием политического равновесия в регионе сил договаривающихся сторон, Москвы и Рязани[93].
Сходные выводы В. А. Кучкина, также посчитавшего предлог «и» текста докончания 1381 г. соединительным, что отразилось в подготовленной им публикации документа, свелись к предложенной ранее В. Л. Егоровым схеме, но с учетом неравноправного для Рязани характера московско-рязанского договора. Ордынская «Тула», полагает исследователь, какое-то непродолжительное время действительно могла принадлежать Москве и ранее заключения договора, перейдя к великому князю Дмитирию Ивановичу либо после разгрома татар на Воже в 1378 г., либо после Куликовской битвы. Однако летом 1381 г., при заключении договора, московский князь не рискнул закрепить за собой «Тулу», связав при этом, как «брат стареишии», Олега Ивановича Рязанского обязательством «не въступати» в нее[94].
Оба автора, повторимся, исходят из изначальной ордынской принадлежности «Тулы», однако еще А. Е. Пресняков в свое время предложил иное толкование упоминания баскаков и «царицы Таидулы»: «простую… ссылку на объем Тульского уезда нельзя принимать за указание на особое положение Тулы»[95].
Свою мысль А. Е. Пресняков не развил, однако она предельно ясна. «Ведение» «Тулы» баскаками могло иметь в виду не управление «местом», а исчисление «выхода» с территории, проведенное ордынскими чиновниками, автоматически предполагавшее как перепись населения, так и установление границ новой податной единицы. Именно таким образом, «по описи и по людем» начислялась, например, в середине XV в. доля «выхода» в Орду с вотчинных владений и новых пожалований брата великого князя московского Василия Васильевича, суздальского князя Ивана Васильевича, с «оуделов» вдовой великой княгини Софьи Витовтовны и братьев великого князя московского Ивана III[96].
Рязанские земли были «положены в число» в 1257 г.[97], причем, возможно, именно баскаками, помимо прямых обязанностей, заключавшихся в получении дани, занимавшихся и переписью населения[98]. В Рязани около этого времени сидел собственный баскак, по доносу которого, согласно В. И. Татищеву, в Орде был убит в 1270 г. рязанский князь Роман Ольгович[99].
В начале XIV в., как известно, институт баскачества прекратил на Руси свое существование[100], но за исключением двух территорий. Первой была Киевщина и Подолия, где баскаки известны в 30-40-х гг.[101], вторая – южные окраины Рязанского княжества или соседствующие с ними земли по Верхнему Дону, где баскаки действовали в середине XIV в.[102], причем эти баскаки были православными[103] и, скорее всего, русскими. Так что под баскаками грамоты 1381 г. необязательно надо понимать только татар-сборщиков дани в принадлежавшем Орде «баскачестве»[104].
Относительно «ведения» баскаками «места Тулы» в докончании дана расплывчатая временная отсылка на «царицу» Тайдулу, а не на правившего в Орде хана – «царя».
Любимая из четырех жен скончавшегося в 1431 г. хана Узбека, мать наследовавшего ему Джанибека, убитого в 1357 г. ее же внуком, Бердибеком, два года спустя свергнутого, с ее согласия ханом Кулпой, Тайдула погибла в 1360 г. вместе со свергнувшим Кулпу ханом Новрузом[105]. «Царица» была современницей пяти «царей», пережив четверых из них. «Ведение» «места Тулы» по логике должно было иметь место еще при хане Узбеке, когда собственно Тайдула и была «царицей», т. е. не менее чем за полвека до заключения московско-рязанского договора. Однако и после кончины Узбека Тайдула, возведенная при жизни мужа в сан «главной матери», играла существенную роль в жизни Орды, определяя внешнеполитические дела[106]. Вероятно, «ведение» баскаками «места Тулы» началось за два-три десятилетия до 1381 г. Возможно, «царица» имела здесь и практический интерес – к южной границе Великого княжества Рязанского примыкали «тюмены» князей – ближайших родственников Тайдулы[107].
В исследованиях давно обращено внимание на то, что из шести ханских ярлыков русским митрополитам, дошеших до наших дней, половина, ярлыки 1347, 1351 и 1354 гг. даны от имени не хана, а ханши Тайдулы[108], причем все три относятся ко времени ее вдовства, когда в Орде правил ее сын Джанибек[109]. Этим же временем, правлением Джанибека, датировал «ведение» баскаками Тулы В. А. Кучкин[110].
«Ведение», скорее всего, преследовало не управленческие, а фискальные цели. В 1359 г. ставку недолгое время «сидевшего» в Орде хана Новруза посетили «вси князи руские» и здесь был произведен некий «роздел княжениям ихъ»[111]. Наверняка в 1359 г. в Орде побывал и Олег Иванович. Вполне вероятно, этот «роздел» 1359 г. каким-то образом был связан событием двухлетней давности, ноября 1357 г., когда на Русь «прииде посол изъ Орды отъ царя именем Итъкара по запросе ко всем князем роусъскимъ»[112]. Имя «царя» летописи не называют, но им был, скорее всего, убитый в этом же году Джанибек, и речь определенно шла о каком-то экстренном ордынском налоге вне сумм обычного «выхода». Если это так, то среди «всех князеи», адресатов «запроса», был и рязанский князь Олег Иванович.
В связи с последним особого внимания заслуживает уникальное известие Софийской I летописи, сообщающее о том, что перед Куликовской битвой «Мамаи нача слати к великому князю (московскому Дмитрию Ивановичу. – А. Л.)… выхода просити, какъ было при цари Чзянибеке, а не по своему докончанъю»[113], в связи с чем В. А. Кучкин совершенно справедливо предположил, что в правление хана Джанибека имели место какие-то изменения в порядке взимания с русских земель ордынского «выхода»[114]. Судя по всему, речь надо вести о простом увеличении суммы «запроса». И в более поздние времена правители Орды видели именно в эпохе правления Джанибека ту идеальную ситуацию в финансовых обязательствах Москвы ханам, которой надлежало придерживаться их наследникам. Полвека спустя после убийства Джанибека Едигей в письме великому князю Василию Дмитриевичу, объясняя причины ордынского набега на Русь 1408 г., указывает на нарушение Москвой платежных обязательств и требует прислать в Орду «от своих бояр единого… [с] старыми оброки, как давал царю Жанибеку» и заплатить «серебро» сполна «по старине по правде»[115]. Не исключено, что при Джанибеке и при участии Тайдулы выплата с Рязанского княжества была увеличена за счет описанного ее баскаками «места Тулы». Надо помнить о безусловном праве «царей» на переделы границ внутри русских княжеств, с точки зрения Орды собственного улуса.
