И нянчит милое дитя!
Как часто, утомясь от службы,
В желаньях тонет мысль моя!
И кажется, изрядный муж бы
С женой хорошей был и я;
Но эту странную идею
Ласкать надеждой я не смею.
XXXIX
Если бы только один день я терял, заговорившись таким образом о вещах, до меня еще не касающихся; если бы только один я терял день без пользы, это было бы простительно; но и император Тит47 почти всякий день повторял: Amici, diem perdidi! {Друзья, день потерян! (лат.).}
XL
- Знаете что! - вскричал вдруг вошедший ко мне приятель. - Что? - Знаете ли, что я слышал? - Что?
- Что влюблены ужасно вы!-
- В кого же?
- И скоро по словам молвы...
- Дай боже!
- Но мой совет вам подождать...
- К чему же?...
- Чем больше будем рассуждать...
- Тем хуже!..
Вскричал я, закрутил локоны, осмотрелся в зеркало, поправил галстух, налил на платок духов и оставил своего приятеля в неведении, что со мной сталось.
XLI
Я недаром торопился, други-читатели. Вечер промчался. Как милы, приятны неожиданные, заветные удовольствия! Вообразите, я в таком был веселом духе, в каком очень, очень редко бывают люди влюбленные. Я даже решился петь. Для любопытных я пропою еще раз первый и последний куплет.
I
Откройся мне, о друг мой нежный!
Скажи, о чем печаль твоя?
Ужель ты страстью безнадежной
Томишься так же, как и я?
V
Когда любви узнаешь цену,
Тогда в награду приготовь:
За сердце - сердце дашь взамену,
А за любовь его - любовь!
*
Но читатель! деликатным
Я теперь не в силах быть!
Тороплюсь, чтоб сном приятным
День приятный заключить.
Не небесный рай мне надо:
Сон и мягкую постель.
Пойте песни, Дид и Ладо,
Нежь меня, крылатый Лель!48
Звуки сладостные тронут
Душу страстную во мне,
И медлительно потонут
Чувства в сонной глубине.
День VI и VII
XLII
Лукулл уже готов был вступить в битву с Тиграном49, как вдруг донесли ему, что по предзнаменованиям день был несчастен; тем лучше, сказал он, мы его осчастливим победой.
Мне перебежал через дорогу заяц; это добрый знак, - думал я, подъезжая к городу, - это добрый знак! здесь водится много зайцев! - и въехал в Кишинев.
Рассудок говорит: ступай вперед! а предрассудок говорит: воротись! Что же такое предрассудок пред рассудком? - Предрассудок, господа, есть тот камень, который один глупый бросил в воду, а десять умных не вытащили.
XLIII
Вот таким-то образом, слово за слово, шаг за шагом, и мы уже тянемся ночью по грязным кишиневским улицам. Не зная никого в городе, самое лучшее велеть везти себя в заездный дом. - Вези меня в заездный дом! - вскричал я. - Нушти! {Не знаю (молд.).} - отвечал мне суруджи {Кучер (молд.).}. - В трактир! - Ла каре фатирь? - Ну хоть к Дакару. - Нушти! - отвечал мне суруджи. - Стой! проклятый Нушти! {Здесь; проклятый Незнайка!}
В некоторых домах еще светилось; я чувствовал, что пахло жидами. - Фактора! - Фактора? Фактора? - раздалось со всех сторон. Во всех домах распахнулись двери, и вдруг какая-то магическая сила осыпала меня жидами. - Фактора вам? в трактир вам надобно? - Да! - К Исаевне, вате благородие! лучше нет заездного дома во всем Кишиневе. - К Голде, в. б.! - кричала другая толпа. - Куда ближе, к Голде или к Исаевне, все равно! - К Исаевне ближе! - Не верьте им! к Голде ближе! Неправда, неправда! - раздавалось с левой стороны... - Ступай налево!.. - Направо! - кричали другие.
- Вот Исаевна!
- Вот Голда!
- Где же? - Вот направо! - Не слушайте их, вот палево!
Наконец с обеих сторон в один голос раздалось: здесь! вот направо! вот налево! - и я увидел, что левую пристяжную жиды тянули в вороты налево, а правую пристяжную в вороты направо, из чего я и заключил тотчас, что Исаевна и Голда обитают одна против другой. Но толстая жидовка слева предупредила толстую жидовку справа ласковым приглашением меня в комнату, и я вступил во владение Исаевны. Вещи внесли. Жиды рассеялись, как туман. На улице опять ничего не стало слышно, кроме еврейского испарения; петухи пропели полночь; дворовая собака в последний раз хамкнула; я потянулся - и заснул.
Так как сновидение есть не что иное, как бессоница воображения, то мне ничего не приснилось, потому что воображение мое успокоилось вместе со мной.
XLIV
День более 6 часов уже хозяйничал на нашем полушарии, когда я проснулся. Едва я оделся, толпа жидов с товарами хлынула в мою комнату. - Что вам надо, проклятые? - А может быть, что-нибудь вам надо? - отвечали все вдруг. - Есть платки, помада, духи! может, что купите? - Полотенцы, салфетки, ножи! извольте посмотреть! - Прочь саранча! Убирайтесь к черту. - А где черт живет? - раздался умный жидовский вопрос. - Ей, проводи их к черту! - Не дождавшись проводника, все жиды пустились в дорогу, и все утихло.
XLV
Акустика, или физика, жидовского наречия поразила меня. Есть что-то. в произношении оригинальное, и в подражании может быть выражено только посредством какого-нибудь инструмента; но покушение напрасно, ибо абуб50, древний инструмент, выражавший еврейскую мелодию и хранившийся в святилище храма Соломонова51, погиб вместе с уничтожением храма. Изобресть подобный инструмент уже трудно, ибо мнения о свойстве его так же различны, как и вообще все мнения и заключения ученых о всякой древности по одним только сохранившимся названиям. Кирхер52 в своей Музургии говорит, что это был инструмент, похожий на трубу; Кальме53 заключает, что абуб есть то же, что амбубайя, дуда, бывшая в употреблении у латин; по Талмуду54 абуб есть дудочка; а по мнению всех прочих абуб есть тросточка, от которой барабан издавал тоны приятнее, нежели от обыкновенных барабанных палок.
