— Я делаю так, как делал папа. Для меня это вполне хорошо.

Джон сказал по этому поводу Абигейл:

— Может быть, и так, но у него нет того понимания земли, какое было у отца. Я стараюсь снабдить его самой лучшей информацией, дабы компенсировать отсутствие интуиции.

— Но его акры могут обеспечивать семью?

— Он не сможет накопить средств и прикупить землю. Я постоянно ощущаю вину за унаследованный нами от Англии принцип первородства. Я получил хорошее образование, а Питер — почти ничего. Это несправедливо.

— Мы не должны допустить, чтобы такое случилось с нашими сыновьями. Мы должны вести дела так, чтобы, родив даже полдюжины сыновей, иметь достаточно средств для обучении их в колледжах.

Его глаза удовлетворенно сверкнули.

— Династия Адамсов, не так ли?

Из всех членов семьи Питер был наиболее близок Джону. Именно потому Джон приложил столько усилий и обеспечил избрание Питера заместителем шерифа Брейнтри. Питер зарабатывал также небольшие суммы, проводя в жизнь судебные постановления Джона и достойных адвокатов — друзей Джона.

Младший из Адамсов-мужчин — Элихью, двадцатитрехлетний парень, был худым, беспокойным, легковозбудимым. Он уже имел собственное хозяйство, жил в хижине на еще недостаточно обработанных девяноста акрах, оставленных ему отцом в южном Брейнтри. Элихью был интересным собеседником. В это воскресенье он рассказывал о Сэнкфул Уайт, согласившейся выйти за него замуж в следующем году, и басни о том, как он вступил в милицию, быстро раскусил ее офицеров и точно вычислил, сколько времени потребуется, чтобы получить чин младшего офицера.

Абигейл окинула взглядом всех сидящих за столом. Какими различными, не похожими друг на друга были четыре Адамса. Если бы церковный староста Адамс был здесь, то и он, вероятно, отличался бы от присутствующих. Но разве это не справедливо и в отношении ее собственной семьи в Уэймауте? Она задумалась: на кого будут похожи ее дети — на Адамсов и Бойлстонов, на Смитов и Куинси? Или же появится новое поколение, составленное из кусочков Адамсов и Смитов, родившихся, сочетавшихся браком, работавших и умерших всего в нескольких милях друг от друга.

С первого утра после их свадьбы перед конторой Джона неизменно стояли привязанные к столбу лошади; преимущественно жители Брейнтри, но и родственники Абигейл обращались к нему по юридическим вопросам. Ее дедушка Куинси пригласил его в Маунт-Уолластон выправить страшно запутанное завещание; ее кузен Джошиа Куинси, хотя и имевший двух сыновей-юристов, пришел с документом о продаже земли. Когда они остались вдвоем, дедушка сказал Абигейл:

— Теперь, когда ты стала одной из Адамсов, мы должны сделать Джона одним из Куинси. Так мы сбережем семейную лояльность.

Ее дядюшка Исаак написал из Бостона о своем желании, чтобы Джон оформил соглашение с английскими экспортерами, у которых он покупает товары. Когда Джон поехал в Бостон на январскую сессию суда, то к нему обратился его старый школьный друг, учившийся в Брейнтри, Джон Хэнкок. Он получил в наследство от дядюшки большое состояние и торговую империю, и ему нужно было навести порядок в строительстве судов. Имея клиентами Исаака Смита и Джона Хэнкока, Джон Адамс быстро получил предложения от нескольких других торговцев вести дела в суде.

Начало было благоприятным. Несмотря на скромные гонорары, Абигейл почувствовала, что теперь она может потратить на дом часть своих денег. Изучив план дома, она обнаружила, что первоначально хижина состояла из комнаты, которую Джон оборудовал как свою контору, где находился большой камин, и клетушки сзади. Под этой старой частью дома не было подвала. Примерно в 1716 году два внука-плотника первоначального хозяина расширили переднюю часть дома, пристроили гостиную, а также вторую спальню наверху и чердак.

Джон купил необходимый строительный лес. Она наняла плотника, чтобы настелить пол в той половине подвала, где хранилась провизия. После завершения этой работы было поставлено ограждение на лестнице и прорублено окно в восточной стене малой комнаты рядом с пристройкой, где жила Рейчел Марш. С другой стороны пристройки соорудили вентиляционную шахту, с помощью которой поступавший из подвала холодный воздух сохранял свежими продукты. Во второй спальне были заменены витражи, составленные из мелкого стекла, отциклеваны полы, а каминная доска и стены покрашены светлой краской. Джон рассчитывал нанять батрака для обработки принадлежавших им девяти акров, и половина чердака была отведена под его спальню.

Завершив реконструкцию, Абигейл купила кровать из кленового дерева и секретер для второй спальни, комплект удобных стульев для гостиной и обтянула софу Джона прочной желтой тканью. Она также купила глубокое удобное кресло, чтобы муж мог читать, сидя перед камином в гостиной. Но к этому моменту Джон стал проявлять нервозность по поводу расходов, и она перестала заниматься покупками.

Она открыла для себя, что между мужем и женой, только что сочетавшимися браком, деньги являются терра инкогнита. У Абигейл в юности не было собственных денег, они ей просто были не нужны, ибо все необходимое обеспечивали родители. Она сама не расплачивалась, но знала от матери, что товары имеют цену, и, часто сидя с отцом, наблюдала, как он старательно подсчитывает дневные расходы: средства, истраченные на строительство сарая, — около трехсот фунтов стерлингов — он расписывал по счетам на различные материалы — три тысячи гвоздей, столько-то тысяч дранки, столько то досок… и три галлона рома для строителей. Наряду с его выкладками числа детей, умерших от белой немочи горла, и цитатой из проповеди, содержавшей его религиозную философию: «Я покажу, как глупо и безумно безмерное рвение», она узнала цену сухих чернил, стоимость книжных переплетов, мытья и стрижки овец, цену чая, кукурузы, пшеницы, вязанки дров (ее отец расплачивался сеном за дрова).

Она почти ничего не знала о доходах Джона Адамса и семейных ресурсах. Казалось, он проявлял сдержанность и не рассказывал о своих сбережениях. Очевидно, он никого не допускал ранее к своим делам и, уж конечно, не позволял кому-либо тратить его деньги или контролировать их. Она признала и уважала его щепетильность: мужчины Новой Англии накрепко завязывали свои кошельки, их кладовка была набита свадебными подарками — копченой свининой, соленой рыбой, бочками с яблоками и бочонками мадеры. Ей не нужны были большие суммы наличных денег для покупки повседневных продуктов. Она осторожно расходовала собственные деньги, лишь обсудив с Джоном, какие улучшения следует сделать в доме.

Джону понравилось то, что он увидел.

— Обычно леди не разбираются в финансовых делах. Но теперь я не уверен, следует ли мне состязаться с тобой в заключении сделок. Не окажусь ли я в итоге такой сделки хромой или одноглазой клячей.

Она понимала, что он дразнит ее, но ответила:

— Я не хитрая, Джон, просто я потомок процветавших торговцев и землевладельцев. Они всегда жили хорошо, но никогда не тратили фунта стерлингов, когда можно купить за шиллинг.

Он обнял ее и нежно поцеловал.

— Какая чудная лотерея — брак! Но мы должны быть внимательными, смотреть, сколько можем ассигновать на дом, на ферму, отложить на накопления. Будем держать наличные средства здесь, в закрытом ящике моего письменного стола, за исключением того, что нужно тебе ежедневно для питания. В конце года мы все сложим: расходы на питание, на благоустройство дома и фермы, на покупку необходимых вещей. Мне нравится ежедневно складывать полученные идеи. А гонорары? Вроде бы нет.

Абигейл была поражена. Ведь это так не похоже на Джона. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Много ли она узнала о Джоне Адамсе за период ухаживания? Впервые она полностью поняла строку из «Альманаха бедняка Ричарда» Бенджамина Франклина: «Трудно распознать мужчин и дыни».

Ну что ж, чем плох брак, чтобы начать такое изучение.

Джон вернулся из Бостона после окончания январской сессии суда крайне возбужденный.