Кучерам посоветовали миновать Блэкхит до наступления темноты, ибо накануне там была ограблена почтовая карета. Проехав две мили, они увидели захваченного стражниками вора. Им оказался молодой человек примерно двадцати лет, одетый в рваную одежду и дрожавший от страха.

— Суд соберется в следующем месяце, — кричал один из стражников, — и тогда, парень, ты покачаешься на виселице!

В этот вечер, в восемь часов, почтовая карета высадила их перед гостиницей Лоу в Ковент-Гардене. Джон Адамс не встречал их, не было даже записки от него. Абигейл попросила одного из пассажиров, мистера Спира, отыскать ее кузена Уильяма Смита. Менее чем через полчаса в ее гостиной появились Уильям и племянник Элизабет Смит — Чарлз Сторер. Они прошли целую милю от таможни до отеля.

— Рады видеть тебя! — кричали они Абигейл.

Они рассказали, что Джон Куинси просидел в Лондоне целый месяц, дожидаясь ее приезда, и, разочарованный, вернулся в Гаагу. Уильям узнал от своего отца о предстоящем приезде Абигейл на судне, прибывшем на три дня раньше. Он немедленно зарезервировал номер в гостинице «Осборнс нью фемили» и написал Джону Адамсу, что ждет Абигейл и Нэб с часу на час. Они были уверены, что Джон прибудет из Гааги на первом пакетботе. Молодые люди доставили Абигейл и Нэб в гостиницу «Осборнс». В ней останавливался Джон во время первого визита в Лондон. Дюжина членов американской колонии нанесли визит и приглашали Абигейл и Нэб на обед, чай, предлагали совершить ознакомительные поездки.

Первым нанес визит Бенджамин Хэллоуэлл с супругой. Супруг, кузен Джона, служил королевским контролером таможни, его дом был разгромлен бостонской толпой. Чета Хэллоуэлл настаивала, чтобы Абигейл и Нэб пришли на обед, захватив с собой Уильяма Смита и Чарлза Сторера. В доме Хэллоуэлла она встретила еще одного кузена Джона — Томаса Бойлстона. Им подали типичный обед Новой Англии: соленую рыбу, жареную баранину, отварной язык и дичь, гороховый суп, пудинг. Чета Хэллоуэлл жила в достатке, но не купалась в роскоши, как в Бостоне накануне своего бегства.

Лондон понравился Абигейл. Город оказался более крупным, чем она предполагала, красивым, с многочисленными открытыми площадями. На нее произвели большое впечатление широкие, прямые улицы, каменные и кирпичные дома на площади Гровенор и вдоль Гайд-парка. В лавках продавались британские ткани, лучшего качества, чем в Америке. Абигейл прогуливалась часами по ровным плитам тротуаров. Посетила Коплея, американского художника, написавшего портрет Джона, побывала в Вестминстере и в соборе Святого Павла, прошлась вдоль Темзы, наблюдая за судами, прибывшими со всех концов света. Через пять дней в лондонский порт вошел «Эктив» с ее сундуками и с Брислером. Она и Нэб съездили в карете в Кью-Гарден и к Виндзорскому замку. Абигейл поняла, насколько наивными были она сама и Джон, воображая, будто Бостон — это «маленький Лондон». Лондон — мировая столица с внушительными зданиями, с многочисленными и шикарными экипажами.

Несмотря на то что договор о мире между Англией и Соединенными Штатами был подписан шесть месяцев назад, англичане вовсе не стали более дружественно настроенными к американцам. В их поведении Абигейл замечала не столько вражду, сколько безразличие: желание забыть последние неприятности и всех тех, кто с ними был связан.

Абигейл провела в Лондоне восемь дней, а от Джона не поступало никаких вестей. Может быть, он и Джонни уехали в Париж, прежде чем до них дошла записка Уильяма Смита? Тем временем она получила сведения о старых друзьях и родственниках: Исаак Смит-младший незадолго до ее приезда отплыл в Америку после девяти лет спокойной жизни школьного учителя и проповедника в Девоншире. Сэмюел Куинси был контролером в Антигуа в Вест-Индии. Джонатан и Эстер Сиуолл проживали в Бристоле, там жизнь была дешевле. Джонатан не смог приобрести юридическую клиентуру в Англии, и семье приходилось довольствоваться скромным годовым доходом в шестьсот фунтов стерлингов, дарованным Джонатану королем в дни, когда он служил судьей вице-адмиральского суда в Новой Шотландии.

Абигейл писала письмо своей сестре Мэри, когда вбежал запыхавшийся, с покрасневшим лицом Брислер:

— Мадам, приехал молодой мистер Адамс!

— Джонни! Где он?

— В соседнем доме, мэм, он зашел туда, чтобы причесаться.

— Причесаться?..

— Ну, мама, он хочет получше выглядеть! — воскликнула Нэб.

Некоторое время спустя в комнату вошел молодой человек, рослый, красивый, безупречно одетый, с припудренными волосами и аристократическими чертами лица — высокий, изящно очерченный лоб, выразительные глаза, римский нос, полные чувственные губы. Он напоминал кого-то Абигейл, но лишь его глаза казались предельно знакомыми.

Она не верила, что перед ней семнадцатилетний Джонни, пока он не воскликнул:

— Ой, мама!

Этот мужчина — ее сын! Абигейл подошла к нему. Ей хотелось прижать его к груди, поцеловать много, много раз. Она встала на цыпочки и поцеловала в щеку старшего сына. Он не только выглядел по-иному, но и был весь иным: белая пудра на волосах, одеколон, которым освежил его лицо парикмахер, даже иная ткань его хорошо скроенного сюртука и белого галстука. Джонни, как и его мать, удивил приветственный поцелуй. Он поднял руки, словно собираясь ответить объятием; его лицо светилось от счастья.

— Ох, Джонни, я все время помнила тебя мальчиком, отплывшим на судне «Ла Сенсибль», а ты тем временем постарался вырасти.

— Совершенно нормально, ма, мне не пришлось как-то стараться.

Нэб стыдливо держалась на втором плане. Абигейл чувствовала, что Джонни и Нэб ищут глазами друг друга. Она прошептала:

— Посмотри, как изменилась Нэб.

Джонни, сделав шаг к Нэб, спокойно сказал:

— Узнаю свою сестру в любом уголке мира.

Они стояли в центре комнаты, их глаза были широко раскрыты, а губы дрожали. Джонни скованно поклонился, согнувшись в талии, и спросил сестру, как перенесла она плавание. Нэб сделала легкий реверанс, как подобает в таких обстоятельствах.

Признавая опытность Джонни, отец поручил ему купить в Лондоне прочную английскую карету — они были дорогими, лучшие стоили сто пятьдесят фунтов стерлингов — и в карете доставить в Гаагу мать и сестру, погрузив ее на борт судна у Гарвича и выгрузив в Геллевётслуисе, при хорошей погоде переезд по морю займет двадцать шесть часов. Абигейл хотела отправиться в Гаагу немедленно, однако Джонни решительно взял в руки бразды правления.

— Мама, карету не купишь за час, как шляпу. В Европе дороги отвратительные, сплошные колдобины и ямы.

На следующий день он нашел за небольшую цену крепко сколоченную карету, некоторое время ей пользовался некий английский джентльмен.

Джонни настоял подождать еще день, пригласил опытного каретника, который проверил качество экипажа, и только после этого уплатил деньги.

Абигейл сгорала от нетерпения. Всего в трех днях пути от Джона и все еще так далеко! Однако она понимала, что осторожность Джонни оправданна; во всяком случае, она не задела чувств молодого человека, не отстранив его от власти.

Абигейл укладывала сундук в гостиной отеля и вдруг услышала быстрые, нервные и тем не менее уверенные шаги в коридоре. Она едва успела распрямиться, как открылась дверь. Увидев ее, Джон Адамс расплылся в улыбке. За короткое мгновение она успела заметить, что он похудел, а от уголков его глаз расходятся глубокие морщины. Потом мысль о годах испарилась, время убежало. Они вроде бы никогда и не разлучались.

Джон всматривался в ее лицо на расстоянии нескольких дюймов. Его глаза светились любовью.

— Наконец-то, дорогая, мы снова вместе. Ты ничуть не изменилась. Увидев тебя, я помолодел на двадцать лет.

Она не могла словами выразить то, что чувствовала сердцем. Оно было слишком переполнено. Она прошептала:

— Что ты делаешь в Лондоне? Мы собирались завтра утром выехать к тебе в Гаагу.

— Я не хотел, чтобы ты переезжала пролив без меня. Мы поедем прямо в Париж. — Он прижался губами к ее губам, поцеловал несколько раз, нежно откинул ее волосы с ушей. — Абигейл, для меня вновь начинается жизнь, когда мы вместе.