у них хорошая: ясные пуговицы, фуражка с лен-
точкой без козырька—прямо смотреть любо.
И у Сеньки сладким трепетом замирала душа,
когда он представлял себя в ясных пуговицах и
в фуражке без козырька. Эх, хорошо-бы!..'
IX.
Стало уже вечереть, когда показался берег.
Солнце зажигало стекла в домах, горели маковки
городских церквей. Вот уже и обрыв обозначился
своими рытвинами и выступами. Как гнездо ласто-
чек, лепятся наверху домишки. На берегу копо-
шатся люди, чернеют баркасы. Виден край гавани
с каменным волнорезом. Стоит, как свеча, тонкий,
белый маяк, и стекла в фонаре светятся на солнце.
Дымят внизу пароходы... Все плывет навстречу,
приближается, точно протягивает дружески руки.
Тихо подошли к берегу, бросили якорь. На воде
уже лежали горячие, ярко-оранжевые ленты за-
ката... Подали каюк. Рыбаков уже ждали на берегу
торговцы и торговки. Наперебой стали торговать
рыбу. Кричали, божились, хлопали руками, ста-
раясь выторговать хоть копейку.
Когда Сенька очутился на берегу, ему показа-
лось, что земля качается под ногами, и ноги как-
будто разучились ходить. Еще бы, четыре дня он
провел на море... Но все-таки он бойко вскараб-
кался по крутой тропинке на обрыв, с сумкой
в руке. Там стоял Митька, поджидая товарища.
— Глянь... А загорел, засмолился, как цыган,—
приветствовал он Сеньку.
— А что-ж? Такое дело,—улыбнулся Сенька.—
Ну, знаешь, и здорово.
— Что?
— Да плавали. Тут как рассказать тебе, что
с нами было, так целая история. Приходи сюда
попозже, потолкуем, а сейчас домой побегу.
И Сенька, покачиваясь и сам дивясь этому,
пошел дальше.
Вот и домик их. У ворот стоит мать, улы-
бается.
— Рыбалки наши вернулись,—говорит она.—
Смотри-ка, да он вырос. Ишь какой красный стал,
узнать нельзя. С удачей?
— Ого, еще как,— сказал Сенька, скаля белые
зубы.— Полбаркаса насыпали. Да какая рыба! Осе-
тер, судак... икряные. Вот вам, маменька, гостинец.
Сенька раскрыл сумку: там лежали два судака
и молодой остроносый осетер.
— Спасибо, сынок. А Андрей где?
— Управляется с баркасом.
— Благополучно с'ездили?
— Ничего, только в льдину было врезались да
покачало потом, а то все хорошо... Рыбалку одного
с баркаса сняли. Чуть было не утоп.
Пошли в домик. Мать засуетилась с ужи-
ном—надо покормить хорошо своих молодчиков.
А Сенька ходил, покачиваясь, по комнате, и ему
в самом деле казалось, что он переменился, вырос
за эти четыре дня.
«Вот он—первый выход,—думал Сенька. Ка-
жись, пустяки, поехал и приехал, только и всего,
а как будто другим стал, сам в себе перемену вижу».
Маленькая комнатка покачивалась, в ногах чув-
ствовалась нетвердость, но на душе было спокойно,
точно он сделал какое-то большое, важное дело,
и все это знают и тоже говорят—хорошо.
И Сеньке было приятно думать об этом.
Да, первый шаг сделан. Началась трудовая
жизнь.
