Дедхед знал такие подробности о различных видах оружия, хранить в памяти которые может разве что вычислительная машина.

— «Беретта АР 70/223»? Дрянь винтовка! — мог сказать, прислушавшись к беседе коллег, Мертвоголовый Курт. — Типичная итальянская недоделка. Ствольная коробка слабая. Рычаг переводчика огня слева. Для левши сплошное мучение. Направляющие при долгой стрельбе быстро изнашиваются. Из-за этого оружие становится небезопасным. Может, хватит болтать о барахле?

В бою Мертвоголовый не терялся и не дрожал. Он лишь наливался необузданной яростью, и часто успех предприятия, в котором участвовал Курт, определялся именно его решительностью и напором. Длиннорукий, увертливый, он прекрасно владел ножом: наносил удары с любой руки, метал его в цель удивительно метко и со страшной силой.

В мирной жизни немец отдавал свободное время спорту: бегал, накачивал мышцы в «жиме» — гимнастичском зале, боксировал и ежедневно посещал тир. Стрельба увлекала его до самозабвения.

Общение с опасностями — а Курт повидал их немало: продирался с автоматом сквозь джунгли после операций в Конго, Мозамбике, Анголе, доставлял тайные грузы с оружием бандам «контрас» в Никарагуа — отточило в нем изощренную хитрость, довело до крайней степени безжалостность. Однажды, уходя от преследования, он зарезал женщину с двумя детьми, чтобы не навели на него погоню. Этот человек сеял смерть повсюду, где остались следы его широкостопых и быстрых ног, и ни дерева, ни цветка, посаженного им, не выросло на земле.

Он знал всего одну песню, которой его научил отец, и часто мурлыкал ее под нос: «Если ты настоящий солдат, если ты со смертью на ты, улыбаясь пройди через ад, сапогом растопчи цветы».

Завидев партнеров по многим тайным опасностям, Мертвоголовый заулыбался, раскинул руки:

— Хэллоу, джентльмены!

— Хэллоу, Курт! — сказал Роджерс и тоже широко улыбнулся. — Рад тебя видеть, Большое Ружье!

— Стив! — воскликнул немец. — Разрази меня гром, если это не Маэстро собственной персоной! Как ты жив, старина? Что нового в этой стране? Биг Бен все звонит?

— Не попал, — ответил Роджерс. — Биг Бен взял отпуск и спокойно помалкивает. А об остальном позже. Сейчас надо в спешить.

— Попойка? — спросил Курт и хмыкнул. — Можешь представить: я с утра ничего не пил.

— Потерпишь, — сказал Роджерс. — Сперва поедем по делам.

— Сафари? — спросил Курт и потер руки. — Недурно, ребята. Буш или джунгли? — Он понизил голос и сказал: — Парни, до меня дошли слухи о Дюке Кэмпене. Что вы знаете о нем?

— Он умер, — сказал Роджерс. — Какая-то болячка из Черной Африки. Обычная награда наемникам…

— Нет, — вмешался в разговор Леблан. — Говорят, Дюка видели в прошлом месяце в Брюсселе на рю Марше-о-Шаброн.

— Все верно. Он там был. А умер, как говорят, всего неделю назад.

— С каких пор ты веришь слухам? Сколько раз тебя самого хоронили?

— Но не Толстый Деррик, — пояснил Роджерс.

— Деррик знает о нас правду, — мрачно согласился Леблан. — Мир праху твоему, дружище Кэмпен!

Они помолчали, не глядя друг на друга. Первым снова заговорил Француз.

— Теперь мы все вместе, — произнес он. — Ты можешь сказать, ради чего большой сбор?

— Джентльмены! — сказал Роджерс тоном профессионального чиновника, который открывает пресс-конференцию для иностранных журналистов. — Есть хорошее дело. Вопрос: войдете ли вы в него?

Леблан плавным движением швырнул сигарету прямо в пепельницу, стоявшую в шаге от него на-тонком никелированном стержне. Сосредоточенно выпустил остатки дыма. Спросил:

— Условия?

— Условия хорошие, джентльмены. На задание дается три недели. Оплата по выполнении. Проезд к месту работы и возвращение — за счет нанимателя. Десять тысяч на человека.

— Фунтов? — спросил Леблан.

— Долларов. И как всегда, десять тысяч страховки на случай невозвращения, пять на случай потери конечности или другого увечья.

— Долларов? — спросил Леблан.

— Фунтов.

— Недурно, — заметил Француз. Он достал пачку «Мальборо», ударом снизу выбил сигарету, зацепил ее зубами. — Я согласен.

Роджерс посмотрел на немца. До той минуты он стоял с отсутствующим выражением лица, словно присутствовал при разговоре, который его не интересовал. Это не удивило Роджерса. Они знали друг друга достаточно долго и одинаково спокойно воспринимали как экспансивность Леблана, так и заторможеность Шварцкопфа.

— Твое слово, Курт, — сказал Роджерс. — Мы ждем.

— Где? — спросил немец. — Когда?

— География прояснится на переговорах, — сообщил Роджерс. — Я и сам ничего не знаю.

— Когда переговоры? — задал вопрос Шварцкопф.

— Мы едем туда сейчас.

— Вы едете, джентльмены, — поправил Леблан и улыбнулся.

— Как это понять, Анри? — поинтересовался Роджерс.

— Все очень просто, — ответил Француз. — Я согласен вступить в дело и даю вам карт-бланш от своего имени. Только разрешите мне не принимать участия в переговорах. У меня сегодня на это время назначено важное дело. Пусть ваше решение определит и мою судьбу…

Роджерс был взбешен, но долг дружбы заставил его принять условие. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, он сказал:

— Что поделать, Анри. Мы уступаем.

С нанимателем они встретились в заранее оговоренном месте. Американец ждал их возле темно-вишневой «тойоты».

— Прекрасная машина, — произнес Роджерс заранее условленную похвалу. — Много на спидометре?

— Всего пятьсот миль, — ответил американец. — Здравствуйте, джентльмены.

Роджерс с интересом смотрел на янки, стараясь понять, кто он и что собой представляет. Ему определенно понравился этот сухопарый, без килограмма лишнего веса, подтянутый энергичный мужчина. «Майор, — подумал Роджерс, — волевой, уверенный в себе, жесткий, скрытный. Делает карьеру». И тут же подвел итог: «Человек серьезный, как и фирма, стоящая за ним. Скорее всего, не РУМО, а ЦРУ. Иметь с таким дело опасно, но выгодно».

Шортленд пожал руки обоим наемникам и пригласил:

— Пожалуйста в машину, джентльмены.

«Значит, разговор будет записываться», — подумал Роджерс, зная, с кем имеет дело.

Усевшись, он внимательно оглядел салон, но признаков присутствия микрофонов не заметил. И все же знал — они есть, непременно есть.

Не заводя мотор, янки повернулся к пассажирам.

— Моя фамилия Джексон, джентльмены, — сказал он, хоть Роджерс мог тут же подставить палец под нож, если этот тип в самом деле был Джексоном.

— Разрешите вопрос, мистер Джексон, — сказал Курт хрипато. Губы американца поджались, лицо посуровело.

— Джентльмены, — сказал он внушающе, — я не буду в обиде, если вы станете называть меня «сэр».

«Полковник, — мысленно повысил янки в чине Роджерс. — Твердый. Знает свою власть и цену. — И решил: — Это даже хорошо. Такой знает цену и чужой твердости».

— Сэр, — повторил Курт, — нас интересует район приложения сил. Это немаловажно.

— Джентльмены! — сказал Джексон, всем видом и своим тоном подчеркивая свое начальственное положение. — Контракт связан с одним условием. Оно таково: география только после согласия. Это желание генерального заказчика.

— Мы пришли на встречу, сэр, — сказал Роджерс с той же степенью жесткости, которая звучала в голосе Джексона. Он постарался сразу показать, что не намерен заискивать. — Это уже означает наше согласие.

— Тем не менее, джентльмены, я связан формальностями. Притом вас только двое. Где же третий?

— Мы одна команда, сэр, — сказал Роджерс. — Я старший. Месье Леблан передал мне право решать за него. Я ему, в свою очередь, позволил отсутствовать.

— Убедительно, — согласился Шортленд. — Остается подписать предварительные условия.

Он взял с переднего сиденья атташе-кейс, положил его на колени, открыл.

— Вот здесь, джентльмены.

Он подал Роджерсу лист бумаги с аккуратным машинописным текстом. Роджерс пробежал его глазами, достал авторучку. Размашисто черкнул в двух местах — за себя и Леблана. Потом расписался Шварцкопф.