Лицо Аурианы не было укрыто маской, как у Аристоса, достаточно было одному человеку увидеть под слоем краски знакомый изгиб скул, решительный и чуть приподнятый подбородок, как остальные тоже начали узнавать ее. Теперь выбор соперников казался публике более или менее убедительным, теперь они поняли, почему маленькому бойцу противостоял настоящий гигант, который без сомнения был неуклюжим новичком, чья устрашающая фигура не даст ему преимуществ против волшебного искусства их любимицы.

— Ауриния! Ауриния! — раздались восторженные крики.

Так кричат озорные шалуны, внезапно обнаружившие то, что им не полагалось видеть. Суния живо представила себе страх и растерянность, охватившие сейчас Ауриану. Если люди догадаются, кто скрывается под личиной Марка Антония, то все пропало, так как публика любила Ауриану и никогда бы не допустила схватки, в которой ее любимицу ожидала верная смерть.

Эти крики распространились, словно пожар в сухую и ветреную погоду. Через несколько секунд о ее приближении знали зрители в Колизее. Когда обе колесницы подъехали к забаррикадированному проходу, соединявшему Великую школу с амфитеатром, Суния заметила, как глаза пленных хаттов загорелись огнем надежды. Многие стали произносить различные заклинания, целью которых, как догадалась Суния, было помешать публике узнать Аристоса. При приближении Аурианы хатты простерли к ней руки.

— Водан, предай силы священному мечу! — восклицали они.

Ничего не понимавшие римляне рассмеялись. Слова пленников напоминали им лай собак.

Когда эти крики достигли ушей Эрато, он находился в своем кабинете и осторожно, пытаясь избежать ареста за клевету, пытался объяснить прокуратору Планция, что он и его хозяин были ворами и вымогателями. Услышав крики, он грубо оттолкнул прокуратора и, подбежав к колоннаде второго этажа посмотрел вниз. Вдали виднелись Клеопатра и Марк Антоний, фигуры которых, неестественно прямые, возвышались над людским морем, подобно изображению богов в олимпийском шествии.

Если Клеопатра была Аурианой, ему стало совершенно ясно, кто скрывается под маской Марка Антония.

— Отродье черного козла! — выругался он и с раздражением швырнул на пол стиль, который держал в руке. — Ах, ты несносная идиотка! И как только я не сообразил, что ты слишком упряма и никогда не послушаешься тех, кто пытается образумить тебя? Ты считаешь себя умнее всех, но на это раз ты провела себя, а не меня! Чтобы эта школа провалилась в Гадес!

И тут он понял, что Ауриане никогда бы не удалось обмануть его без помощи устроителей Игр. Он медленно повернулся и угрожающе двинулся к Тиро, прокуратору Планция.

— Ты знал об этом и не сказал мне!

Притворство было отброшено, все встало на свои места. Эрато вполне мог вытащить кинжал, и Тиро это бы не удивило, но вместо этого пальцы префекта школы стальной хваткой впились в плечо Тиро.

— Убери свою лапу, раб и сын раба!

Тиро был физически слабым человеком с нездоровой бледной кожей. Самая тяжелая работа, которую ему пришлось выполнять в жизни, заключалась в поднятии чернильницы. Он перепугался до смерти и попятился было назад, но хватка Эрато не ослабевала.

— Скользкий червяк и лжец! Это Аристос! Ты подло орудовал за моей спиной и заплатил за него как за новичка. Такой падали как ты наплевать, погибнет эта женщина или нет. Ее смерть значит для тебя и для твоего хозяина не больше, чем смерть бродячей собаки.

Резко толкнув Тиро, Эрато прижал его к стене.

— Злодей! Убийца! Помогите! — вопил Тиро, пытаясь вывернуться из рук Эрато.

Он безуспешно норовил лягнуть своего обидчика по голени. В ответ на это Эрато влепил ему оглушительную затрещину, и Тиро рухнул на колени. В этот момент четыре вигила из городских когорт выскочили из-за колонн верхнего яруса, где они прятались до поры, до времени. Это Планций решил не рисковать своим прокуратором, с которым привык обделывать неблаговидные делишки, и дал ему сопровождающих. Вигилы напали на Эрато сзади и оттащили его в сторону.

Спасенный Тиро не спешил вставать с пола.

— Приказываю вам арестовать этого человека за покушение на убийство или вы ответите перед Планцием! — торжественно указывая перстом, обратился Тиро к вигилам.

До падения Марка Юлиана стража порядка не решились бы выполнить этот приказ, но ныне префект школы больше не имел защиты и значил не больше обычного плебея. Один из вигилов нанес Эрато мощный удар в живот, а другой ловко надел на него цепи.

Метон увидел эту сцену и рванулся на помощь Эрато, но остановился, поняв, что это дело безнадежное.

«Проклятие Фортуне! — подумал он. — С Эрато покончено. Дни его сочтены».

Эрато поволокли к выходу, но он упирался.

— Метон! Останови этот поединок! Мне все равно, как ты это сделаешь! Там Ауриана и Аристос! — успел выкрикнуть он.

— Ауриана и… — Метон осекся и, посмотрел на Клеопатру и Марка Антония, а затем опять на Эрато. В его взгляде появилось отчаяние, он мгновенно рванулся с места.

Все произошло так быстро, что Метон с трудом мог поверить в это. Школа была уже без префекта, хотя сотни ее наставников и их помощников, стражников и гладиаторов еще не знали об этом. Метону казалось, что он бежит по палубе судна, у которого сломался руль и которое несет на рифы. И хотя арест префекта сам по себе уже был катастрофой для школы, ее подстерегала еще одна беда. Ауриану — одно из самых ценных приобретений школы — везли сейчас на смерть. Зло разбушевалось в этот день, но это было не удивительно. После ареста Марка Юлиана Метона не покидало ощущение, что над школой витает дух обреченности.

Метон нагнал колесницы Клеопатры и Марка Антония.

— Приказ Эрато! Этот поединок отменяется!

Отчаянно замахав руками, он повторил этот приказ несколько раз от имени Эрато и убедил стражников, расставленных вдоль прохода, повиноваться ему.

Колесницы тем временем поравнялись с тем местом, где стояли закованные в кандалы невольники-хатты. Стражники, повинуясь приказу Метона, покинули свои посты у каната и преградили путь обеим колесницам. Несколько человек из них подбежали к козерогам и схватили их под уздцы. Животные встали на дыбы и затем попятились, пытаясь вырваться из упряжки. Львы же в повозке Аристоса стояли с надменным спокойствием царственных особ.

В этот момент хатты издали боевой клич и огромной, беспорядочной толпой двинулись вперед. Они врезались в цепочку стражников, нанося удары цепями своих кандалов. Стражники были застигнуты врасплох, не ожидая нападения безоружных людей, и хаттам удалось освободить путь.

Вскоре служители порядка опомнились и обнажили мечи. Разгорелась страшная, кровавая схватка, напоминавшая бой с акулами.

Ауриана не могла смотреть на происходящее и отвернулась в сторону. Отчаянное самопожертвование ее соплеменников привело к тому, что путь для обеих колесниц какое-то время оставался свободным. Они умирали, чтобы поединок с Аристосом все-таки состоялся. Крики хаттов, погибавших под безжалостными ударами мечей римлян, повергли Ауриану в шок, и она была не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Стыд обжигал ее сердце.

«И я осмеливалась сомневаться в необходимости священного обычая мести! Они не сомневаются. И я — единственное орудие этой мести. Моя нерешительность в прошлом, благодаря чему Одберт остался в живых, стала причиной и этой трагедии. Вперед, дочь болот! Не стой на месте! Перед тобой лишь один путь принести себя в жертву. Твоя жизнь — ничто Решайся!»

Суровая печаль пронзила сердце Аурианы, и она с силой хлестнула поводьями по спинам козерогов. Животные рванулись вперед, но в разные стороны, отчего колесница стала двигаться рывками. Ауриана чуть было не повалилась назад, с трудом сохранив равновесие. Но все же прежде чем бунт хаттов был жестоко подавлен, ей удалось отъехать на порядочное расстояние от места схватки. Ауриане казалось, что вся ее белая мантия испещрена каплями крови соплеменников.

«О, Фрия, прояви к ним ласку и милосердие хотя бы на том свете, если ты оказалась столь немилосердной, когда они были живы!»