– Так это когда еще было, – махнул рукой Василий Валентинович, с удовольствием потягивая кофе, предложенный гостеприимным хозяином кабинета. – А что он натворил?

– В этот раз натворил не он, – понизил голос почти до шепота Углов. – Натворили с ним. Совершенно дикая история. Сегодня рано поутру милицейский наряд обнаружил на асфальте чуть ли не в центре города трех приличного вида мужчин. То есть лежат себе и в ус не дуют. Сначала милиционеры сочли их пьяными, потом мертвыми, ну и, естественно, доставили в больницу, где пострадавшие очнулись. А очнувшись, начали нести такую ахинею, что милиционеры и врачи не знали: плакать или смеяться на них глядючи. Этих трех придурков, я имею в виду Кудряшова, Козлова и Антохина, якобы расстреляли в НКВД, обвинив в убийстве какого-то Доренко Терентия Филипповича, а также в измене Родине, сотрудничестве с иностранными разведками и контрреволюционном заговоре. Они даже фамилию следователя называли – Скоков.

– А где это происходило?

– Во дворце графа Калиостро, можешь себе это представить?

– И где этот дворец находится?

– На улице Советской. Там, где раньше горкомхоз был. А сейчас его какому-то чудаку продали. Здание ведь, кажется, еще дореволюционной постройки.

– Фамилию нового владельца выяснил?

– Некий Кравчинский Аполлон Григорьевич. Я ведь почему тебе эту историю рассказываю, Василий Валентинович, пострадавшие утверждают, что их избили зверски перед тем, как расстрелять, но никаких следов побоев медики на их телах не обнаружили, не говоря уже о пулевых ранениях. И тем не менее милиционеры – а в наряде были опытные ребята – приняли их за покойников. Вот мне и подумалось, не связано ли это происшествие со вчерашним убийством, которое тоже на поверку обернулось пшиком?

Предположение Углова показалось Сухареву обоснованным, не говоря уже о том, что фамилия нового владельца особняка показалась ему знакомой. Этот Кравчинский уже упоминался в разговоре с Хлестовым, а также числился в списке счастливых кладоискателей.

– Фамилия твоего вчерашнего несостоявшегося покойника Иванов. Имя Аркадий Семенович. Очень известный в городе бизнесмен и хороший знакомый четы Хлестовых. По словам Петра Васильевича, Иванов был буквально одержим поисками клада, который в результате достался совсем другим людям.

Углов с большим интересом выслушал подробный рассказ Сухарева о встрече с видным финансистом. Рассказ изобиловал такими фантастическими подробностями, что молодой следователь только головой качал.

– По-моему, он просто псих, этот твой Хлестов, Василий Валентинович.

– Очень может быть, – легко согласился Сухарев. – Но, согласись, здесь есть и настораживающие обстоятельства: уж очень похож его рассказ на то, о чем говорят Кудряшов, Козлов и Антохин. Эпоха, конечно, другая, но случаи похожи: смерть, а потом воскрешение. Если эти люди не сговорились морочить нам голову, то ситуация складывается более чем странная.

– Может, их гипнотизируют?

– Хлестов высказывал такое же предположение и даже назвал имя и фамилию человека, который, по его мнению, злоупотребляет своим даром.

– И кто же этот фокусник-гипнотизер?

– Кравчинский Аполлон Григорьевич, по прозвищу граф Калиостро, а по профессии, кажется, литератор.

– Любопытно, – задумчиво произнес Углов.

– Более чем любопытно, – согласился с ним Сухарев. – У меня к тебе просьба, Костя: узнай, кому этот загадочный особняк принадлежал до революции и какие учреждения там размешались в советское время.

– Сделаю, – пообещал Углов. – Я только не понимаю одного, Василий Валентинович, если Иванов человек далеко не бедный, то зачем ему понадобилось покупать квартиру в старом доме, где обитают одни пролетарии?

– Правильно, Костя. Узнай, когда этот дом был построен и кто в нем жил все эти годы.

Сам Сухарев отправился к загадочному дворцу, в надежде поговорить с его новым хозяином. Увы, надежды Василия Валентиновича не оправдались. Дверь особняка была заперта наглухо, да и вообще создавалось впечатление, что здесь никто не жил. Тем не менее Сухарев не поленился обойти здание по периметру, заглядывая во все окна. Ничего примечательного он не обнаружил и еще более утвердился в мысли, что это здание нежилое. И что вряд ли здесь могли происходить этой ночью какие-то примечательные события. Между прочим, черный вход был не просто закрыт, а заколочен досками крест-накрест. Сухарев на всякий случай потрогал и эти доски. К его удивлению, доски поддались слабому нажиму. Недолго думая, он оторвал их от косяков и отложил в сторону. Дверь же открылась без всяких проблем. Василий Валентинович проник в чужой дом без угрызений совести, тем более что никого он этим своим визитом здесь не потревожил. Изнутри солидный дворец представлял собой довольно жалкое зрелище, зато битого стекла и обломков мебели – с избытком. Пройдя по широкой лестнице на второй этаж, Сухарев собственными глазами убедился, что и здесь царит запустение. И что, кроме, пожалуй, бомжей, никто сюда не заглядывал на протяжении нескольких месяцев. Новый владелец не торопился с ремонтом, отлично, видимо, понимая, что реставрация особняка влетит ему в копеечку.

Шум внизу заставил следователя насторожиться. Кажется, там о чем-то спорили только что вошедшие в здание люди. Стараясь не привлекать к себе внимания, следователь подошел к лестнице и глянул вниз. В холле стояли три парня. Двое – в длинных черных пальто, со шляпами в руках, похожие на братьев-близнецов, а третий – в кожаной куртке и вязаной шапочке на голове. К сожалению, говорили они не очень громко, так что Сухарев не сумел уяснить, чем же недовольны эти молодые люди.

– А нас, кажется, подслушивают? – сказал вдруг довольно громко парень в куртке и резко вскинул голову.

Василий Валентинович развел руками, извиняясь за свой предосудительный поступок, и стал медленно спускаться по лестнице. Молодые люди с интересом разглядывали незнакомца, но никаких враждебных намерений не выказывали.

– Это ваши «жигули» стоят у подъезда моего дома? – спросил Сухарева молодой человек в черном пальто, чуть прищурив карие насмешливые глаза.

– Мои, – не стал отрицать Василий Валентинович. – А вы, следовательно, Аполлон Григорьевич Кравчинский?

– С кем имею честь? – вежливо склонил обнаженную голову хозяин дворца.

– Сухарев Василий Валентинович, следователь прокуратуры. Вот мои документы. Прошу прощения за бесцеремонное вторжение, но к нам поступил сигнал, что в этом доме минувшей ночью происходили странные вещи.

– Вероятно, шалят бомжи, – пожал плечами Кравчинский. – Я приобрел этот особняк недавно и еще не успел приступить к ремонту.

– Вчера ночью здесь расстреляли трех человек. Во всяком случае, потерпевшие утверждают, что их именно расстреляли.

– Забавно, – холодно заметил парень в кожаной куртке. – Так вы ищете следы крови?

– Нет, я не ищу здесь следы крови, господин Друбич, и вы отлично знаете почему.

– Кузнецов, с вашего позволения. Кузнецов Ярослав Всеволодович.

– А вы, стало быть, Николай Ходулин? – обернулся Сухарев к третьему молодому человеку. – Он же граф Глинский, он же Дракула. Кстати, а этот дворец до революции случайно не Глинским принадлежал?

– Допустим, – не сразу отозвался на вопрос следователя молодой человек с надменным красивым лицом и холодными голубыми глазами. – И что с того?

– Ничего. Я просто спросил. Мне почему-то показалось, что этот дворец приобретен не случайно. Он что, как-то связан с оракулом?

Молодые люди переглянулись, но отвечать на прямо поставленный вопрос не торопились.

– Вы, кстати, в курсе, господа, что ваш хороший знакомый, Аркадий Семенович Иванов, убит вчера ночью?

– Мы в курсе, – холодно отозвался Николай Ходулин. – Его убил я.

– Потрясающее признание, – слегка смутился Сухарев. – И вы не боитесь, что я вас арестую?

– У вас нет трупа, – мягко улыбнулся Кравчинский. – Кроме того, Аркадий Семенович жив-здоров, чего и вам желает.

– Откуда вы знаете?