Среди всех существ, о которых ведает человеческая мысль, человек, после Бога, — существо самое сложное, самое загадочное, самое таинственное: оно соткано из небесного и земного, из духовного и вещественного, из тленного и нетленного, из смертного и бессмертного, из временного и вечного. А средоточие всех центров в человеческом существе — это богоподобие его души. И причем облеченной в тленное, земное тело. — С целью, поставленной человеку Богом: всего себя преобразить в бессмертное богочеловечное существо, развивая свои силы и потенции от богообразия до богочеловечности, соделавшись составной благодатно-органической частью Богочеловеческого Тела Христова, Церкви. И так возрастать в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13). Всё это в Богочеловеческом теле Церкви направляет и руководствует Дух Святой, Богочеловеком исполняя определение Трисолнечного Божества о человеке. Христосветлый Апостол благовествует:
Знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный (2Кор.5:1). Мы, христиане, четко осознаём: живя в теле, мы обитаем в земной, земляной, бренной хижине, снедаемой смертью; но из нее, разрушенной, по мосту веры, простершемуся над пропастью смерти от земли до неба, мы душой переходим в наш бессмертный дом, в дом нерукотворенный, вечный на небесах. Ведь во время жизни на земле мы строим свое вечное пристанище на небесах, свою вечную обитель. Живем мы здесь, а созидаем там; ходим здесь, но всё время проводим там. Как, каким образом? Господь в Нагорной проповеди возвестил нам, что, упражняясь в каждой евангельской добродетели, которой живем на земле, мы созидаем свой вечный дом на небесах. Действуя в нас здесь, святые добродетели обустраивают наше вечное обиталище на небе, воссылая все наши блага и все наши драгоценности туда, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут (см. Мф.6:19—20). Наше призвание в мире сем: живя в тленном — стремиться к нетленному, живя в смертном — тяготеть к бессмертному, живя во временном — тянуться к вечному, обитая в земном — простираться к небесному. Всё, что в нас от Христа, от Евангелия, от евангельских подвигов, — всё это вечно и [всё это] встраивается в наш нетленный дом на небесах. Пока мы на земле, мы созидаем себе в Небесном Царствии вечное место пребывания, вечную обитель. Неустанно живущие на земле Христом Богом, Его святынями, Его святыми таинствами и святыми добродетелями — именно они и воздвигают для себя вечные чертоги в мире небесном. Таковы, в первую очередь, святые. Они и нас могут принять в свои вечные обители, когда мы обнищаем (ср. Лк.16:9, 4). Из этих наших вечных обителей никакая злая сила не может нас изгнать, как не способна она и разорить эти вечные кровы, ибо не достигает до них ничто злое, ничто сатанинское, ничто смертное, ничто разрушительное. Нам возвещается всеистинное слово Самой Истины: Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе вместилища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает (Лк.12:33).
Наше тело — это наш шатер, наша скиния. И на земле мы — странники, пришельцы, прохожие, нигде не задерживающиеся надолго. Придя богоподобной душой с неба, мы проходим через тело и уходим на небо, в свое вечное отечество (см. Еккл.12:7. — Примеч. пер.). Потому, и обитая в скинии собственного тела, мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо... невидимое вечно (2Кор.4:18); и именно к вечному мы стремимся, вечному служим, к вечному спешим: к небесному через земное, к невидимому через видимое, к Божественному через человеческое, к бессмертному через смертное. Телом мы — от земли, богоподобной бессмертной душой живем в храминах из брения (Иов.4:19). Но эти бренные храмины наших телес безмерно важны для нас, людей, ибо от них начинаем мы существовать, осознаём себя как людей, учимся жить, навыкая сначала пребывать в кровах земных и бренных, а затем в небесных и вечных.
Это чувство и это сознание внушает нам, христианам, не бояться ни смерти, ни убивающих наше тело, а души нашей не могущих убить (Мф.10:28). Но боимся мы того, кто может лишить нас нашего вечного пристанища на небесах. Кто же это такой? — Грех. Ибо он забирает у человека всё небесное и в душе, и в теле, а тем самым — и на земле, и на небе. Парализует он и истребляет чувство и сознание нашего небесного происхождения и нашей принадлежности к небесному отечеству. Помрачает он нашу душу, так что не прозревает она в самую себя, не знает, из чего она, откуда и для чего, а тем более не видит своего небесного обиталища. Пристрастившийся ко греху человек обычно думает, что он — весь от земли, из плоти, весь тленен, весь смертен. Его самая любимая мысль, и причем мысль слепая, — это: нет бессмертия, нет Бога, нет ни рая, ни ада; есть только тело, только материя, только этот мир и эта жизнь. Собственно говоря, грех прямо или косвенно хочет от человека лишь одного: чтобы тот поверил, что якобы не существует ни Бога, ни бессмертия. Как только навяжет он это человеку, то для такого человека [грех] перестает быть грешным и даже становится вполне естественным, а иногда — и «естественной необходимостью». А ведь Владыка Христос и сошел с неба, и явился на земле как небесный Человек (см. 1Кор.15:47—49), дабы нам, людям, показать, что и мы — с неба. И после того как жил на земле, Он опять вознесся на небо с телом, чтобы засвидетельствовать нам, что это — и наш путь, то есть путь людей. Мы, люди, и сотворены с душой христоподобной, чтобы сознавали, что Христов путь — это наш путь, Христова жизнь — наша жизнь, Христово Воскресение — наше воскресение, Христово Вознесение — наше вознесение, Христова вечность — наша вечность, Христово, Небесное Царство — наше царство. Посему досточудный Спаситель ясно и решительно изглаголал благовестие, сказав о Своих последователях: Они не от мира, как и Я не от мира (Ин.17:17, 14). — Вот наше родословие, вот наше происхождение: оно такое же, как и Христово. Он — Бог, мы подобны Богу; Он — Христос, мы подобны Христу; Он — Богочеловек ради нас: дабы всецело нас Себе усвоить, уподобить, обогочеловечить, обожить. Поэтому Он, воистину Единый Человеколюбец, и молится о Своих последователях Небесному Отцу: Отче! которых Ты Мне дал, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою. которую Ты дал Мне (Ин.17:24). Посему и конечная цель верующих во Христа — это их единство во Христе Боге и вечная жизнь в Троичном Божестве. Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино... Да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино (Ин.17:21—23). — Вот и наш вечный дом, и наша вечная жизнь: обитание во Святой Троице. Сколь удивительная вечность, сколь несказанное блаженство, сколь поразительная красота этого нашего нерукотворенного дома на небесах! Но это становится нашим лишь при одном условии: если мы во время жизни на земле — в подвиге святых евангельских таинств и святых евангельских добродетелей — соделаемся обителью Святой Троицы (см. Гал.3:27, 2:20; Ин.14:23, 20, 21, 17). Поэтому о святых, в самой полной мере исполнивших святые Христовы заповеди, обычно в церковных молитвах говорится, что они стали обителью Святой Троицы.
Мы, люди, существа земнородные, распростерты между двумя мирами, между небом и землей: земляное тело влечет к земле, небесная душа увлекает к небу. Эта растянутость особенно страшна с той поры, как грех всесторонне заразил собою тело и всё телесное, пригвоздив всё это к земле, и [с той поры,] как в человеческом мире воцарилась смерть. Христиане чувствуют это весьма отчетливо. Искушения со всех сторон, как извне, так и изнутри: извне — от мира и демонов, изнутри — от наших страстей и похотей, от злых навыков и порочных воспоминаний, от нечистых помыслов и греховных вожделений. Тяжко и тесно небесной и стремящейся к небу душе в малом и угнетенном грехом теле, так что, воздыхая, порывается она к миру горнему, небесному, к Христову Царству, к своему вечному крову, к дому от Бога, нерукотворенному на небесах. Поэтому христолюбивый Апостол преисполнен покаянного благовестия: Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище (2Кор.5:2). Воздыхаем в этом нашем земном жилище — в теле, в этой бренной хижине. Воздыхаем и в этом земном мире, который тоже весь бренен, перстен, тесен, узок.
