Но для Пушкина это только отсрочка. Ненадолго. Не с Геккернами ему предстоит окончательно выяснить отношения, а с самим собой. Неотмщенная обида разлагает личность, как скажет потом один писатель. Убить в себе личность Пушкин не позволит.

XXXVII

Отвлечься помогает работа, ее предостаточно. «Я очень занят. Мой журнал и мой Петр Великий отнимают у меня много времени: в этом году я довольно плохо устроил свои дела, следующий год будет лучше, надеюсь», — пишет Пушкин отцу в конце декабря. А перед тем с глубоко затаенным сарказмом сообщает семейные новости: «У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бешенство. Ибо дом мой имеет вид модной и бельевой мастерской».

10 января 1837 года — венчание Дантеса и Екатерины Гончаровой. Как фрейлина двора невеста получает подарок от государя. Это денежная сумма, переданная через Наталью Николаевну. Дантесу разрешено не переходить в российское гражданство, а будущих детей крестить не в православную, а в католическую веру.

Пушкин не в состоянии избежать встреч с Дантесом, не может он оградить от него и Наталью Николаевну. Та порой наивно ревнует Дантеса к сестре, не умея этого скрыть. Для Пушкина — мука непереносимая. Дантесу в этой ситуации вольготно, он безнаказанно ухаживает за свояченицей. 23 января на балу у Воронцовых он отпускает во всеуслышание рискованную шутку. Вот какую. У сестер общий педикюрщик, и как бы с его слов Дантес говорит Наталье Николаевне: «Ваша мозоль красивее, чем мозоль моей жены». Это игра слов: имеется в виду не «мозоль» (cor), а «тело» (corps). Два французских слова произносятся одинаково — «кор». Сам Пушкин этого не слышит, но молва, конечно, все до него доносит.

Его бесит казарменный каламбур, но что поделаешь: два молодых красивых тела тянутся друг к другу. Флирт не есть супружеская измена, но…

В кругу, где вращаются Пушкины, многие на стороне «бедного Жоржа», его брак воспринимают как жертву и его рыцарское увлечение Натальей Николаевной одобряют. Пушкина, этого «тигра», «грубияна» (а то и «урода»), не любят.

К ситуации подключается государь, советующий Наталье Николаевне быть осторожнее и дорожить своей репутацией. Согласно рассказу Николая I, записанному бароном М. Корфом, в двадцатых числах января Пушкин благодарил царя за заботу и признался: «Я и вас самих подозревал в ухаживаниях за моею женой».

Он знает, что нового поединка не миновать. Выбора нет. Человек-мир выше выбора.

Решение созрело, и это дает Пушкину ощущение свободы и внешнее спокойствие. «Я только что перебесился, я буду еще много работать», — говорит он Владимиру Далю. Со многими встречается по литературным делам. Собиратель народных сказаний Иван Сахаров приходит на Мойку и на минуту застает в пушкинском кабинете Наталью Николаевну. Она сидит на полу, устланном медвежьей шкурой. Положила голову на колени мужу, сидящему в кресле. Возможна еще гармония, если жизнь продлится.

ХXXVIII

А на следующий день, 25 января, Пушкин пишет резкое письмо барону Геккерну, повторяя примерно то же, что содержалось в неотправленном письме двухмесячной давности. Вспоминая эпизод с анонимным письмом, Пушкин считает себя победителем. По его словам, он тогда заставил Дантеса играть «жалкую роль», а если у жены поэта и было какое-то чувство к «так называемому сыну» Геккерна, то оно «угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном».

Увы, это не совсем так, но Пушкину важно защитить честь жены и не оставить никаких оснований для кривотолков. Письмо адресовано свету.

Точка поставлена.

Вечером Пушкин и Дантес с женами встречаются у Вяземских. Обе сестры спокойны и веселы. Глядя на самодовольного Дантеса, Пушкин не удерживается и проговаривается Вере Федоровне Вяземской: этот господин не знает, что его ждет. И еще одному человеку он доверится — свояченице Александре, по-настоящему ему преданной.

Наутро он посещает Александра Тургенева, остановившегося неподалеку на Мойке, в Демутовом трактире. Они рассматривают вместе исторические документы, привезенные из Парижа.

Возвращается домой. Является секундант Дантеса виконт д’Аршиак с письменным вызовом на дуэль. Пушкин принимает вызов не читая. Выходит из дому, встречается, как и днем ранее, с Евпраксией Вревской. Сообщает ей о том, что будет завтра. Вечером на балу у графини Разумовской зовет в секунданты молодого дипломата Меджениса — секретаря английского посольства. Вскоре, в половине второго ночи, получает от него письмо с вежливым отказом.

Наступает 27 января, среда. В 9 утра д’Аршиак письменно торопит с выбором секунданта. Пушкин письменно же отвечает, что привезет такового прямо на место встречи. Да пусть хоть сам Дантес найдет секунданта для Пушкина: «…я заранее его принимаю, будь то его ливрейный лакей». Это, конечно, издевка. Близко к тексту «Евгения Онегина», где главный герой привозит на дуэль с Ленским к качестве секунданта своего камердинера месье Гильо.

Д’Аршиак настаивает на соблюдении правил: секунданты должны предварительно встретиться. Делать нечего, в 11 часов Пушкин отправляется к лицейскому товарищу Константину Данзасу. Тот не может отказать, и предотвратить поединок не в его силах.

Секунданты обсуждают условия в здании французского посольства на Мильонной. Пушкин возвращается домой. Ходит по комнате, напевая. Видит в окно Данзаса. Тот входит, держа в руках бумагу «Условия дуэли между господином бароном Жоржем Геккерном и господином Пушкиным», всего шесть пунктов. Пушкин туда не заглядывает. Данзас отправляется за пистолетами.

Пушкин завершился.

Человек-мир прошел полный круг своей орбиты.

Он на равных с жизнью и со смертью, которые сейчас выясняют отношения между собой.

На стороне жизни:

— сознание свершенного подвига;

— новые идеи и проекты;

— молодая, красивая, пусть пока и неразумная жена;

— четверо детей;

На стороне смерти:

— невыносимое общество;

— непонимание читателей и критики, неуспех «Современника»;

— долги общей суммой в 140 тысяч рублей,

— наконец, человек с белой головой, с которым через три часа предстоит стреляться. Человек-смерть.

Возможна еще одна жизнь. Выход на новый круг.

Пора!

XXХIX

Кондитерская Вольфа на углу Мойки и Невского проспекта. Пушкин в ожидании секунданта пьет не то лимонад, не то просто воду. Около четырех часов появляется Данзас.

С Невского они сворачивают на Дворцовую набережную. Там оживленно, многие возвращаются после катанья с гор. Среди них и Наталья Николаевна, она не замечает, как проносятся сначала сани с Пушкиным и Данзасом, потом сани с Дантесом и Д’Аршиаком. Троицкий мост. Петроградская сторона. Каменный остров — там, вдали прошлогодняя дача Пушкиных. Набережная Черной речки, где тоже доводилось им дачу нанимать.

Кони разыгралися… А чьи то кони, чьи то кони?

Кони Александра Сергеевича…

Половина 5-го. Все произойдет очень быстро.

Двадцать шагов между противниками. У каждого — пять шагов до барьера.

Секунданты заряжают пистолеты.

Пушкин первым подходит к своей границе между жизнью и смертью.

Дантес стреляет еще по пути к барьеру.

Падает Пушкин. Роняет пистолет. Пуля в животе. Льется кровь. Но нет, он не сдается:

— Attendez-moi! Je me sens assez de force pour tirer mon coup!

(«Подождите! Чувствую достаточно сил, чтобы сделать мой выстрел!»)

Ему подают запасной пистолет, и, приподнявшись, собрав последние силы, он нажимает на курок.

Есть! Дантес валится на землю! Браво!

Но нет, человек-смерть не убит. Умело заслонился рукой. Пуля отскакивает от медной пуговицы мундира, слегка ранив хладнокровного стрелка.

Пушкин один и говорит уже сам с собою: