Это было первое воскресенье февраля. Проснувшись, я вышел в гостиную. Братец Дайске уже собирался уходить.

— Ого, ты здесь, оказывается?

— Здорово. С вечера зашел к вам соснуть, потому что последний поезд уже ушел. А теперь опять на работу. Завидую вам, школярам, у вас, если пообещали каникулы, то так и будет. О-хо-хо.

Вокруг глаз его темнели круги. Типичный хронический недосып. Могу поспорить, он опять по уши в делах, связанных с новой информацией о серийном убийце.

— Кажется, ты собирался зайти в мою школу. Что же тебя не видать?

— У нас все началось сначала. Если честно, три дня назад случилось шестое убийство. Жертва отчаянно сопротивлялась, и мы нашли на ее ногтях кровь кусочки кожи убийцы. У женщины были длинные ногти, и она царапалась как кошка. Сантиметра три кожи содрала с руки маньяка.

Это была новость — ни по телевизору, ни в газетах еще ничего не сообщали. Но я похолодел по совершенно другой причине. Наверное, потому, что за последние несколько дней с губ Шики несколько раз сорвалось это зловещее слово. «Убийство».

Иначе с чего бы еще мне вдруг представилось на мгновение: что, если Шики — убийца?

— Содрала?.. Ты имеешь в виду, что убийца был ранен?

— Точно. Не себя же она царапала? Криминалисты уже выяснили, что содранная кожа — с руки, примерно около локтя, и установили группу крови. Теперь ему конец.

Братец-Дайске ушел, Ослабшие ноги подкосились, и я плюхнулся в кресло. Три дня назад — в тот день мы с ШИКИ говорили в кровавом свете садящегося солнца. И на следующий день я увидел на ее руке бинт у локтя.

Только около полудня мои беспорядочно кружащиеся мысли приняли более-менее внятную форму. Сидеть и терзаться бессмысленно, я должен просто пойти к Шики и спросить ее. Когда она скажет, что все это не имеет к ней никакого отношения, тяжесть свалится с моего сердца.

Пролистав школьный список адресов, я нашел адрес Шики. Ее родовой дом располагался в пригороде, всего в одной остановке на электричке от моего.

Когда я, наконец, нашел обширное владение в путанице переулков, солнце уже село. Традиционную японскую усадьбу окружала бамбуковая роща. С того места, где я стоял, невозможно было оценить размеры усадьбы. Лучше всего для этой цели подошел бы самолет, откуда можно было бы взглянуть сверху вниз. Пройдя по мощеной булыжниками извилистой дорожке среди густых стен бамбуковых зарослей, я оказался перед высокими и массивными воротами. Современный интерком, приделанный к темному древнему дереву воротных балок, вызвал некоторое облегчение. После того, как я нажал кнопку и изложил свои намерения, появился мужчина лет тридцати в строгом черном одеянии. Акитака, слуга Шики, вежливо представился непрошенному гостю, но сообщил, что, к сожалению, госпожа отсутствует. От предложения подождать я отказался. Если честно, мне не хватило храбрости ступать за порог этого древнего дома в одиночку.

Солнце скатилось за горы, и мне ничего не оставалось, как побрести домой. Но едва я подошел к станции, как нежданно-негаданно налетел на одного из знакомых старшеклассников. Сэмпай[9] позвал меня поболтать и перекусить в ближайший ресторанчик, где мы и посидели весьма уютно до десяти часов. Мне, как школьнику, пора уже было отправляться домой, и я распрощался. Но расстаться с ним было непросто, и билет на электричку я купил уже около одиннадцати. Занеся ногу на ступеньки платформы, я вдруг остановился. Никак не получалось отделаться от назойливой мысли. Вернулась ли Шики домой?

— Что я творю?.. — пробормотал я, уже шагая прочь от станции по совершенно безлюдным в этот час улочкам жилого района. Незнакомые заборы и палисадники, страшноватый дом Шики… почему же я торопливо иду, почти бегу туда? Я не мог понять себя. Очевидно, что увидеть ее в этот поздний час не удастся… но, может быть, свет в окнах ее дома немного облегчит свинцовую тяжесть на сердце?

Продираясь через промозглый туман, я вышел на какие-то задворки и снова наткнулся на густые бамбуковые заросли. Узкая дорожка вела сквозь них, и там не было ни единого фонаря. Только слабый лунный свет рисовал очертания мостовой и колоннады тонких стволов. Ветра не было, и бамбук застыл в мертвом молчании.

Случайная мысль о том, что я тоже могу оказаться жертвой нападения в этом глухом месте, начала подспудно прогрызать себе дорогу. Как я ни старался отделаться от нее, воображение разыгралось и принялось подбрасывать картины одна страшнее другой. Действительно, ведь ребенком я боялся призраков. Что же, тени в бамбуковом лесу вполне могли сойти за них… но теперь я гораздо больше боялся людей. Пугали не глубокие тени, а тот, кто мог прятаться в них.

Когда же выдуманные призраки успели превратиться в реальных и страшных людей?..

Чем больше я пытался успокоиться, тем сильнее неконтролируемый страх сжимал горло. Ледяные коготки пробежали по спине… я уже больше не мог думать ни о чем другом. Да, ведь Шики говорила что-то о чувстве, от которого невозможно избавиться. Что же это было?.. Еще не успев вспомнить, я инстинктивно остановился, увидев что-то на дорожке впереди.

Ноги словно приросли к земле. Все мысли ухнули в пустоту, мой мозг просто прекратил работать, оставив только пустой мерцающий экран.

В нескольких шагах впереди из тьмы проступил белый силуэт. Белое кимоно словно плавало на бархатно-черном фоне. Белое кимоно, испещренное красными точками. Они на глазах множились, расползались и увеличивались. Наверное, потому, что прямо перед девушкой, одетой в белое кимоно — я узнал ее это, была Шики — лежал темный предмет, фонтанирующий черно-красной жидкостью.

Нет, постойте… это был не предмет. Это было мертвое тело.

Слова застряли у меня в горле. Впрочем… впрочем я и не собирался кричать или звать на помощь. Странно, но я не чувствовал особенного удивления. Сказать, что я поражен до глубины души, было нельзя. В моем пустом черепе не осталось ни единой мысли… но образ Шики, неподвижно стоящей над мертвым человеческим телом почему-то показался смутно знакомым. Я… думал об этом раньше? Представлял себе? Откуда?.. Не может быть.

Человек умер буквально несколько секунд назад, иначе кровь не била бы с такой силой из рассеченных артерий. На его шее зияла разверстая рана, а грудную клетку пересекал страшный косой разрез. Увядающие кровавые фонтанчики и так могли заставить любого наблюдателя потерять сознание, но гротескно выпирающие из рассеченной груди влажно поблескивающие внутренности превратили жертву в нечто, что мозг отказывался воспринимать, как человека. Скорее представлялось скользкое примитивное существо, пытающееся трансформироваться в человеческую форму. Поддельное сходство создавало такое жуткое впечатление, что взгляд невольно скользил прочь, а мозг отказывался воспринимать… Нормальный человек не вынес бы этой картины, но Шики спокойно стояла, не отрывая взгляда от мертвого тела. Кровавые капли пятнали ее призрачно-белое кимоно.

Капли, словно алые бабочки.

Алые бабочки, расправляющие крылышки на лице Шики.

Забрызганное кровью, незнакомое и искаженное лицо.

Ужас… или экстаз?

Шики… или ШИКИ?

Бессильная попытка заставить двинуться перехваченное горло, выдавить какие-то слова лишь заставила меня упасть на колени. Меня вывернуло наизнанку. Вырвало всем, что оставалось в желудке. Меня тошнило, пока не осталась только желчь и желудочный сок, но и тогда я не мог остановиться, словно пытаясь избавиться от глубоко засевшей внутри меня страшной картины. Но это было невозможно. Даже сквозь пелену навернувшихся на глаза слез я видел расползающееся черно-красное пятно, а ошеломляюще резкий запах крови словно въедался в мой отказывающийся работать мозг.

Наконец, Шики почувствовала присутствие постороннего. Ее голова повернулась, а взгляд тяжело уперся в меня. Губы на не отражавшем никаких чувств, застывшем лице дрогнули и исказились. Это была улыбка. Чистая, невинная улыбка. Улыбка, напомнившая мне о матери. Улыбка, настолько несоответствующая этому месту, что… меня пронизала отчаянная дрожь.