Я попытался все объяснить ей, но изо рта вырывался один кашель. Горло разболелось еще сильнее. Ощущение было таким, будто я проглотил зазубренную деревяшку.
После этого я совершенно ничего не помню – просто провал в памяти. Наверное, Орканр поднялся из глубин сознания, чтобы принять мое тело и защитить нас от возможного нападения – неважно, по правилам или вопреки им. Я снова пришел в себя в объятиях Пожирательницы: я стоял, уткнувшись лицом в ее платье из перьев. Не думаю, чтобы под ним что-то было. От ее тела не исходило ни тепла, ни холода. Прикосновение к ней не вызывало никаких ощущений.
Вскоре в темноте поплыли громадные фонари, качавшиеся, как волны Реки в полночь, светящиеся во время цветения водорослей. Фонари размером с дом на цепях свисали с облаков. Я слышал, как где-то вдали кричали орлы. Возможно, я даже видел солнце. Далеко-далеко, мерцая, оно светило сквозь облака, как потускневшая, кроваво-красная монета. Оно показалось на миг и исчезло.
С обеих сторон возвышались блестящие мраморные колонны – белые, черные, пронизанные жилками разных цветов. Казалось, что на них держится небо. Каменные колонны, сделанные людьми или богами. Не горы.
Однако Пожирательница Птиц по-прежнему шла вниз по неровному каменистому склону, а между мраморными колоннами параллельно с нами, но на некотором отдалении двигались закутанные в белые меха фигуры.
Неожиданно под ногами оказался пол, такой же гладкий, как и колонны. Повернувшись на руках у Пожирательницы, я посмотрел вниз и увидел собственное лицо, плывущее под темным потолком и взирающее на меня в удивлении.
И ее лицо я тоже увидел – бледное, как у Сивиллы, словно луна в ночном небе.
Каким-то уголком сознания, словно в полусне, я почувствовал, как Сивилла встрепенулась среди своих сетей, полных костей и мусора. Она держала в руках нить моей жизни, просто держала, наблюдая, как она уходит во тьму, словно рыбачья леска.
Я по-настоящему удивился, когда проснулся в своем собственном теле, не связанный никакими путами и не ставший ничьим узником. Меня разбудила боль – руки и ноги горели изнутри – ничего подобного я никогда прежде не испытывал. Я поднес руки к лицу. Пальцы были холодными и совершенно одеревеневшими. Я попытался заговорить, но из моего горла вырвался лишь хрип и страшный мокрый кашель. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить происходящее.
Справа от меня потрескивал огонь, распространяя приятный запах горящей древесины.
Меня не убили. Пожалуй, Пожирательница Птиц действительно сказала правду о разбойниках в пещере, или мои вторые «я» сумели меня защитить… Или же меня восприняли, как еще не прочитанную книгу – никто не посмеет убить меня, пока не выяснится, какими могут быть последствия. Еще один вариант – и это объяснение казалось наиболее правдоподобным – чародеи вне моего тела оказались столь же ревнивыми, как и живущие в нем. Все вместе они не позволили кому-то одному завладеть желанной наградой. И никому из них пока не удалось обхитрить остальных. На какое-то время мне позволили остаться в живых.
Но все же – о более насущном. Я лежал на мягкой кровати под меховыми шкурами и одеялами, и все же страшно мерз, дикие боли вернулись вместе со способностью чувствовать, а одежда на мне была мокрой – теперь я чувствовал это – тепло моего тела растопило снег, превратив его в воду.
Я чихнул, затем начал кашлять. Я совсем окоченел от холода. Это я понимал. Холод проник в меня до костей.
Я закрыл глаза и снова лег на спину, пытаясь все обдумать, но кто-то подложил руку мне под голову и помог сесть, а затем поднес чашку к моим губам. Напиток оказался теплым и сладким.
Яд? Скорее всего, нет. Ни один чародей внутри меня не почувствовал опасности. Нет, пока нет.
Я снова отключился, а когда проснулся в следующий раз, оказалось, что я возлежу на груде мехов, совершенно не способный к сопротивлению, хотя множество рук снимали с меня мокрую одежду, слой за слоем. В конце концов кто-то развязал на мне набедренную повязку и осторожно снял ее.
Я поднял взгляд, слишком ослабевший, чтобы стыдиться того, что лежу обнаженным перед всеми этими людьми. Вокруг меня толпилось с дюжину чародеев – стервятники, ожидающие пиршества. Я схватил одеяло и попытался в него завернуться. Кто-то уложил меня, заставив лежать неподвижно, пока они рассматривали на мне каждую метку, каждый шрам.
Но я не страдал от холода: кровать передвинули так близко к камину, что я буквально истекал потом. Пожирательница Птиц сложила мою мокрую одежду на деревянную решетку. Я заметил, что она вынула из сумки мои туфли и поставила на плиту перед очагом. Да, они были мокрыми насквозь.
Протянув руку, я потрогал гладкий мраморный пол, а потом принялся рассматривать колонны, которые были даже выше дворцовых колонн в Городе-в-Дельте. Фонари действительно плавали между ними. И они действительно были размером с дом. Я заметил крылатого мужчину, объятого огнем, он взлетел вверх, оставляя позади себя хвост из искр, и исчез в невообразимой дали под потолком.
Гном с уродливыми бородавками на совершенно заросшем лице перевернул меня на бок и смазал мои раны какой-то жирной мазью с резким запахом. Лысая женщина в плотно облегающей ее крокодильей коже, склонившись надо мной, потрогала каждую отметину на моем теле трепещущим змеиным языком – ее дыхание едва не обожгло меня.
Как только она закончила, никто не помешал мне завернуться в одеяло.
– Узор еще не завершен, – произнесла женщина-крокодилица вслух, ни к кому, по-видимому, не обращаясь. Она говорила на языке мертвых.
Она не коснулась лишь отметины у меня на лбу, метки Сивиллы.
Мужчина в блестящей мантии чародея держал в руках песочные часы. Он перевернул их, и в них загорелся чистый белый огонь.
Остальные сидели на полу вокруг меня. Теперь пришла моя очередь изучать их. Многих из них заметно изменила магия. Насколько я мог рассмотреть, женщина со змеиным языком едва ли носила крокодилью шкуру, скорее, это была ее собственная кожа. У чародея, стоявшего позади нее, была птичья голова, постоянно поворачивающаяся в разные стороны, ярко голубые перья на ней были взъерошены, а – в глазах застыло удивленное выражение. Я так и не смог определить, кто это был: мужчина или женщина.
Были среди них и такие, что казались вполне нормальными людьми, во всяком случае на первый взгляд. Но я достаточно знал о магии, чтобы заблуждаться на их счет. В конце концов, разве Секенр, убийца царей и чародеев, не мог на улице сойти за обычного мальчишку из Страны Тростников?
Рыжебородый мужчина с поросячьим розовым лицом подобрался ко мне поближе.
– Я твой друг, – заявил он на сильно искаженном языке Дельты. Изо рта у него шел отвратительный запах. Зубы были сточены в форме треугольников, как у заргати. Вначале я подумал, что он страшно обожжен, но вскоре понял, что такой цвет кожи типичен для варваров какой-то экзотической расы.
Я не ответил. Тогда он легонько похлопал меня по плечу, широко улыбнулся и добавил:
– Держись ко мне поближе, и все будет хорошо. Я помогу тебе противостоять им всем, моим и твоим врагам.
Вся остальная компания рассмеялась.
Ко мне приблизилась Пожирательница Птиц, а остальные остались стоять на месте или вежливо отстранились. Я с интересом наблюдал за ней.
Она встала на колени у моей кровати, спиной к огню; свет залил ее перья, образовавшие теперь мантию.
– Привет, – сказал я. Голос я почти потерял – из моего горла вылетало хриплое бульканье.
– Помолчи, Секенр. – Она стала раскрывать что-то плоское деревянное: откинула одну панель, за тем другую, и внутри появилась зеркальная поверхность, напоминавшая приспособление, с помощью которого я так давно, в совсем другой жизни предсказывал судьбу, чтобы заработать деньги для госпожи Неку в Тадистафоне.
Пожирательница подняла его так, что в центральной панели отразилось мое лицо.
Внезапно моим телом завладел Ваштэм, мой отец. Он закричал и дернулся вперед, чтобы выбить зеркало у нее из рук. Но чародейка без труда увернулась. Все остальные вцепились в меня, и она снова поднесла зеркало к моему лицу.
