Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять, – больше откладывать невозможно.

– Тогда иди сам! – сердито проговорила мама. – Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.

И Петя ушёл очень рассерженный.

Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдёт без неё в поликлинику, да ещё прививать оспу.

А Петя уже шагал по главной улице заводского посёлка, направляясь в ту сторону, где среди пёстрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.

Возле проходной – дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, – Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.

Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было ещё утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно, какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины – уж на что выносливые цветы! – и те опустили листья. Всё лето было такое, и август не уступал июлю.

Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил ещё час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы «Беломор».

Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати – и всё мгновенно переменится.

Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть всё с самого начала: как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой, часовой; как гудок тут же зальётся громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться всё больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу…

А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!

«Папа! – кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями. – Папа, я здесь!»

«Петя?» – всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.

Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.

От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и ещё каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить…

«Сегодня вы тоже испытывали новый станок?» – спрашивает он у папы.

«А как же! – отвечает папа. – Токарно-винторезный…»

«Хорошо работает?» – снова спрашивает Петя.

Подумать только, какие серьёзные у них разговоры! Не всякому мальчику приходится беседовать со своим папой о таких важных вещах.

«Налаживаем», – отвечает папа. Он смотрит на Петю и смеётся одними глазами.

Но сейчас на часах всего лишь без пяти десять, и возле дверей проходной Пете делать нечего. Ещё разок взглянув на огромный градусник, он идёт дальше.

Вот и поликлиника! Здесь работает его мама. Здесь Петя не раз бывал вместе с ней. Но сегодня у мамы приема нет, и вот приходится идти одному.

Страшновато. Но что поделаешь, если нужно…

Глубоко вздохнув, Петя поднялся по ступеням крыльца. Толкнул тяжёлую входную дверь и вошёл внутрь.

Его сразу остановила санитарка в белом халате:

– Тебе, мальчик, что?

– Где тут у вас справки на оспу? – вежливо спросил Петя. И, покраснев, добавил: – Мне завтра в школу поступать.

Тут санитарка, узнав Петю, удивилась:

– Ты один пришёл? Без мамы?

– Один, – ответил Петя и, ещё больше краснея, робко сказал: – Что ж тут особенного?

– Молодец! – похвалила санитарка и объяснила: – Иди прямо-прямо по коридору. Шестой кабинет. Найдёшь?

Как же не найти? Ведь в пятом принимает его мама. Пятый кабинет так и называется – глазной, и там его мама лечит разные глазные болезни.

– Найду, – сказал Петя. – Я умею считать до тысячи…

– Какой молодец! – снова похвалила санитарка.

И всё-таки, когда этот молодец шёл по коридору, сердце у него колотилось так сильно, что пришлось положить ладошку на живот.

Не вернуться ли домой, пока не поздно?

Но глаза помимо воли отыскали дверь с цифрой шесть. И рука против воли толкнула эту дверь. А ноги, уж совсем не желая того, шагнули за порог, и Петя очутился в большой светлой комнате.

Возле дверей за столиком сидела сестра, тоже в белом халате, и писала. Она вопросительно посмотрела на Петю.

– Я один, что ж тут особенного, – упавшим голосом пролепетал Петя.

Вот когда ему стало по-настоящему страшно!

А не удрать ли домой? Прямо сейчас? Сию секунду…

Но удирать было поздно. Сестра в белом халате спросила у Пети, как его зовут, как его фамилия и сколько ему лет.

Петя тотчас ответил, что зовут его Петя, что фамилия его Николаев и что недавно ему исполнилось семь лет.

– Ступай посиди, тебя вызовут, – сказала сестра и всё, что ей сказал Петя, быстро записала в большую книгу.

А Петя пошёл на свободное место у окна и сел.

Сел, глянул направо, на своих соседей, и обмер: рядом с ним, бок о бок (ну кто бы мог такое представить?!) сидел его злейший враг – Вовка.

Но какой же это был не похожий на себя Вовка! Он весь лоснился от чистоты. Его красные щёки блестели, будто два хорошо вымытых помидора. А коленки-то, коленки! Наверно, их тёрли мочалкой часа два! Если не больше…

Петя посмотрел на свои колени. М-да… Мама покраснела бы и за его рубашку, и за его трусики. Но за колени – больше всего…

А Петя не собирался краснеть. Ничуть. И если щёки его слегка порозовели, а глаза заблестели, так это вовсе не от стыда. Наоборот – от гордости.

Вовка не решился бы прийти сюда один. Куда там! Рядом с ним сидела мама. И тут же, к великому Петиному удовольствию, она спросила:

– Неужто ты один, Петя?

– Один, – гордо проговорил Петя и небрежно прибавил: – Что ж тут особенного?

– Может, и мне уйти… Останешься? – спросила у Вовки мать. – Вот, будете вместе.

– Останусь, – буркнул Вовка, стараясь не смотреть в Петину сторону.

– Ну и ладно! Коли так, не буду времени терять. – И, твёрдо шагая, она направилась к двери.

Мальчики остались одни. Они сидели рядышком, надутые, сосредоточенные. И хотя оба отвернулись друг от друга и смотрели в разные стороны, прежней вражды не чувствовали. Наоборот, им очень хотелось поговорить.

Но кто же решится первый?

Петя?

Ну нет! Он скорее проглотил бы кончик собственного языка.

А у Вовки и в мыслях такого не было. Первому мириться, когда Петька кругом виноват? Очень надо!

Иногда они бросали исподлобья друг на друга быстрые незаметные взгляды. Ёрзали на стульях. Но оба молчали, крепко стиснув зубы.

Так прошло пять минут. Потом десять. Потом пятнадцать.

И вдруг совершенно отчётливо из боковой двери раздалось:

– Владимира Чернопятко к врачу.

Петя вздрогнул. Быстро, как на пружинке, повернулся к Вовке:

– Тебя.

– Да, – еле слышно прошептал Вовка, и щёки его стали медленно бледнеть.

Петя почувствовал к своему недавнему врагу такую жалость!..

– Ты не бойся, – прошептал он. – Это не очень больно…

– Я не боюсь, – дрогнувшим голосом ответил Вовка и поднялся со стула.

В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:

– Петра Николаева к врачу!

– Тебя тоже! – вскричал Вовка, и румянец мгновенно вернулся на его щёки. – Пошли вместе…

– Пошли! – воскликнул Петя.

И оба, рука об руку, они вошли в кабинет к врачу.

– Ага, два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! – весело встретил их старенький доктор.

– Вместе! – уже ничуть не робея, проговорил Петя.

Вовка же солидно объявил:

– Завтра наши документы пойдут относить в школу. Его и мои.

– Понимаю, понимаю, – сказал доктор. – Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сначала послушаю, постукаю…