Они дошли до половины распадка, но жилы не обнаружили. Из трещин в камнях стала сочиться вода, образуя небольшой ручей в низине. Ноги скользили по мокрым, слизистым камням, идти становилось все труднее. Цепляясь за лопухи, которые росли здесь густой массой, геологи осторожно спускались все ниже и ниже, как вдруг очутились у отвесного обрыва метров десять высотой. Ручей с шумом падал туда, звеня в глухой тишине. Дубенцов обследовал обрыв и убедился, что спуститься по нему невозможно.

    - Придется возвращаться, - сказал он, - и по склону сопки пробираться к подножию. Оттуда подымемся вверх по распадку до этого обрыва.

    Так они и сделали. Входя в распадок от реки, геологи встретили шумный и быстрый ручей, бегущий из сумрака трущобы,

    - Посмотри-ка, Анюта, - указал Дубенцов на ручей, - здесь получается естественный шлиховый анализ. Легкие породы должны уноситься водой, а тяжелые будут осаждаться на порожистом дне ручья. Покопаемся-ка в песке.

    Они сбросили рюкзаки, напились холодной воды и стали разрывать песок на дне ручья, выкладывая его пригоршнями на камни. В первых же пригоршнях оба сразу увидели массу темно-серых зерен руды. Геологи переглянулись.

    - Клад! - вскричали оба в один голос.

    - Боже мой, почти одна руда!.. - тихо простонала Анюта, любуясь песком.

    Оставив рюкзаки у ручья, они почти бегом бросились вверх по распадку. Бегло осматривая породу, подымались все выше и выше, забыв про усталость. До подножия обрыва, который преградил им спуск полчаса назад, они добрались очень быстро, но ничего похожего на выходы руды не обнаружили. Анюта уже готова была разочароваться, как вдруг Дубенцов воскликнул:

    - Смотри, смотри!

    Он показывал на обрыв, по которому с шумом бежал поток. На смытой поверхности обрыва сквозь светлые струи воды отлично выступали две горизонтальные жилы кварца, каждая по меньшей мере полтора-два метра толщины. Судя по пестроте серых с блестками и белых цветов жил, они были рудоносными. В этом геологи убедились тотчас же, как только их молотки застучали по породе.

    Они провели здесь более двух часов, долбя породу, изучая руду и беря пробы. Потоки водопада давно выкупали их, не оставив сухой нитки, но геологи совсем не обращали внимания на это обстоятельство.

    Солнце клонилось к вечеру, когда Дубенцов и Анюта, нагруженные до отказа образцами рудоносной породы, вышли из распадка.

    - И еще одна мысль беспокоит меня, - заговорил Дубенцов, когда они присели на солнцепеке, чтобы немного обсушиться. - Когда мы были на вершине этой сопки, ты не обратила внимания на скалистую гору, что подымается к востоку, смыкаясь там с этой сопкой? У меня сложилось такое впечатление, что та гора и эта сопка когда-то составляли один массив. Но в последующем вся эта глыба теперешней сопки, подмытая рекой, или, может быть, по другой причине, чуть сползла в долину. Нужно обязательно осмотреть ту гору.

    - Видишь, насколько ты наблюдательнее меня, Витя, - задумчиво, с искренней завистью произнесла Анюта. - Мне ведь и в голову не пришла эта мысль, да я почти и не обратила внимания на ту гору. В таком случае, нам нечего долго здесь рассиживаться, но пути обсохнем.

    Через полчаса они были у подножия скал горы. Оставив здесь рюкзаки с образцами, геологи стали взбираться по расщелинам на скалы. Здесь они обнаружил» обильную вкрапленность свинцового блеска, которая выходила в обнажениях в виде отдельных очагов, внешне не связанных единой цепью. К вечеру Дубенцов и Анюта были почти у вершины скал, один лишь небольшой уступ отделял их от макушки. Но этот уступ был сложен из очень древних мраморизованных известняков без признаков сохранившихся окаменел остей, и геологи не стали взбираться на него Перед спуском вниз они присели на очень удобной площадке отдохнуть. Солнце катилось книзу. Геологи так заморились, что первые несколько минут сидели молча, отдыхая.

    - Между прочим, я все хотела сегодня сказать тебе, Витя, одну неприятную вещь, - заговорила, наконец, Анюта. - Я эти дни смотрю на тебя, и мне кажется, что ты совсем забыл обо мне. Охотно говоришь с Пахомом Степановичем, занимаешься своим дневником, толкуешь об обнажениях, а меня словно и не замечаешь. Помнишь, ты как-то сказал, что наша дружба - следствие того, что судьба случайно столкнула нас в таких необычайных условиях. Но, может, встретившись со мной в другом месте, при иных обстоятельствах, ты и в самом деле не заметил бы меня в толпе?

    Дубенцов весело взглянул в глаза Анюте и озорно, бесшабашно расхохотался.

    - Скажи на милость! Ты, Анюточка, целила в самую точку! - сквозь смех воскликнул он. - Посмотри вчерашнюю ночную запись в моем дневнике. - Он достал из полевой сумки толстую переплетенную тетрадь, раскрыл ее и подал девушке. - В том же самом обвинял тебя я, когда вчера размышлял за дневником. Запись в тетради гласила:

    «Ни в чем не условившись с Анютой, мы скрываем свои чувства друг к другу перед Пахомом Степановичем.

    Почему так получается, сам не пойму: видимо, чтобы не показаться слишком сентиментальными в этой трудной обстановке перед нашим суровым проводником. Произошло как бы взаимное отчуждение. Может быть, между нами нет настоящей любви? Нет! Я очень скучаю по Анюте, мне доставляет невыразимое наслаждение сидеть рядом с ней, вся она для меня - излучение какого-то света, счастья.

    Кажется, бесконечно смотрел бы на нее, слушал бы ее голос… Но я замечаю, что она ко мне относится уже не так тепло. Может быть, разочаровывается, ближе присматриваясь ко мне? Надо обязательно объясниться».

    - Ну, вот мы и объяснились, - тихо, с радостью сказала Анюта, тепло посмотрев на Дубенцова.

    Они долго сидели неподвижно, не произнося ни одного слова, а перед ними лежал бескрайный простор тайги, затянувшей густым частоколом бесчисленные сопки. Солнце скатилось почти к горизонту, его угасающий оранжевозолотистый свет заливал все величественное пространство вокруг. Гряды сопок казались застывшими гигантскими волнами огненного океана. Ветер стоял тихий, покой был разлит во всей природе, только далеко внизу шумела река.

    В это время над их головой в полной тишине отчетливо задребезжала щепа. Звук доносился откуда-то сверху из-за уступа. Дребезжание было то громким, внезапным, то медленно утихало, словно кто-то оттягивал щепу и бросал.

    Ветра не было совсем, и звук этот привлек внимание Дубенцова и Анюты. Они подняли головы и стали прислушиваться.

    - Посиди здесь, Анюта, я подымусь по этой расщелине, посмотрю, что там, - сказал Дубенцов.

    Вскоре он был на вершине уступа. Анюта не сводила с него глаз. Она увидела, как Виктор вдруг спрятался за камень, повернул к девушке смеющееся бронзовое лицо и молча поманил ее к себе. Анюта быстро взобралась туда.

    - Тише, - шептал Дубенцов, - выгляни вот здесь, осторожно.

    Она подняла голову над камнем. Лицо ее выразило сначала испуг, потом крайнее изумление… Неподалеку, на самой макушке горы стоял на задних лапах медведь, держась передними лапами за надломанную и полузасохшую березу. Он оттягивал лапой одну из острых, отщепленных на сломе лучин и отпускал ее. Слушая, как дребезжит лучина, он застывал на некоторое время на месте.

    - Скажи, какая музыкальная натура! - смеясь, прошептала Анюта. - Ведь это изумительная картина! Расскажи я об этом своим подругам в Москве - не поверят, засмеют и обзовут «охотником».

    Они зачарованно наблюдали это редкое зрелище до заката солнца. Медведь, видимо, учуял их, оставил свое занятие, беспокойно повел носом и, оглядываясь по сторонам, подался в чащобу.

    В синих сумерках они вернулись на бивуак. Пахом Степанович заканчивал приготовление ужина. Старый таежник с изумлением выслушал вести, принесенные геологами.

    - Экие вы, однако, молодцы, - одобрительно говорил таежник. - Проплыл бы, скажем, я один мимо этих сопок - и в голову мне не стукнуло бы, что в них такое сокровище лежит. Ну, стало быть, не зря мы убили время - и слава богу, так-то на душе теперь будет светлее. Весь следующий день Дубенцов и Анюта занимались дальнейшим обследованием месторождения. В большой горе им удалось открыть много выходов свинцовой руды. Даже по внешней оценке месторождение имело промышленное значение: его запасы определялись в пределах миллиона тонн серебра, цинка, свинца.