себя, когда узнает, что в их дом прибыла претендентка на особое внимание Ивана Матвеевича?
Лесной городок показался ей уже родным домом, встретил ее приветливо. Все новые и
новые детали открывались ее взору в зависимости от того, с какой стороны она его видела.
Только теперь заметила на околице городка одинокое дерево. Это была старая-старая сосна с
обрубленным верхом. То ли снаряд в годы войны его скосил, то ли молния сожгла верхушку, а
может, старость к ней начала подбираться не снизу, а сверху. Но не сама по себе привлекла
сосна внимание девушки, а аистиное гнездо на ней. Видно, годами проживали тут аисты, так как
гнездо было огромным, почерневшим снизу и черно-белым от птичьего пуха. В соседстве с
аистиной семьей обосновались еще и десятки воробьиных, стоял тут такой воробьиный крик, что
даже аистиного клекотанья невозможно было услышать.
Инесса даже на какое-то время забыла о предстоящей встрече с Ольгой Карповной.
Вспомнила, когда подошла к новым, еще не крашенным воротам, пахнущим сосновой живицей.
Молила судьбу, чтобы Ольги Карловны не было дома, ощущала, что пока еще не готова к
трудному разговору.
Ольга Карповна была дома. Шла нм навстречу, упрекнула Ивана Матвеевича, что решил
уморить девушку голодом. Инесса смотрела на нее внимательно и думала: что ты скажешь,
добрая женщина, когда узнаешь, кто есть эта милая твоему сердцу девушка?
Ни Иван Матвеевич, ни Инесса и не предполагали, что Ольга Карповна уже знала, кто такая
гостья. После встречи на мостике в ее сердце вкралось подозрение, а по дороге, когда
передумала и взвесила все детали знакомства и разговора с девушкой, пришла к выводу, что
появление ее очень и очень загадочно и совсем не случайно. А тут еще и Роланд, который только
что встретился, когда возвращалась из села на обед, сказал что-то двусмысленное насчет
прибавления семейства…
Ольга Карповна, связав все воедино, удостоверилась: к Ивану Матвеевичу прибыла родная
дочь. Обрадовалась и испугалась одновременно: а с какой целью девушка прибыла? С хорошими
намерениями, радость ему привезла или, может, одни огорчения, а то и несчастье?
Внутренне тревожась, ждала возвращения мужа и падчерицы. Поэтому хотя и улыбалась
приветливо, а сама ловила выражение их глаз, стремилась угадать их душевное состояние.
Отлегло от сердца: Иван Матвеевич выглядит по-праздничному — настроение мужа она узнавала
с первого взгляда. Девушка тоже старалась сохранять спокойствие, но от Ольги Карповны не
ускользнуло: внутренне была насторожена, опасалась предстоящего разговора.
— Оленька, знаешь, кто наша гостья? Ну-ка, присмотрись повнимательнее!
Инесса так и вспыхнула вся, но глаз не отвела от лица Ольги Карповны. Заметила: не очень
и удивилась женщина.
— Догадываюсь, — глуховато сказала врачиха. — Или, может, ошибаюсь?.. Вы — Инесса? —
она сделала шаг к девушке.
— Инесса…
Искренняя радость засветилась в серых добрых глазах женщины.
— Я рада тебе, девочка. Ты мне так же мила, как и твоему отцу…
Она заметила, как расцвела от счастья Инесса, увидев ее приветливую улыбку и услышав
ласковое слово, и совсем склонилась к ней сердцем, почувствовала, что и она наконец будет
иметь ребенка, того самого, которого уже никогда не надеялась иметь.
— Спасибо за твои ласковые слова, — растроганно молвил Иван Матвеевич, — других я от
тебя и не ожидал… — И слезы блеснули у него на глазах.
Инесса еще не знала, как ей быть, как вести себя. Хотелось верить, что все это — и слова, и
слезы — от чистого сердца, и вместе с тем грыз коварный бес недоверия: а может, это только
безупречная игра? Улыбалась, делала вид, что счастлива, а броситься в объятия Ольги Карповны
не смела, знала: в жизни все требует проверки, все истинное и прекрасное, так же как и
фальшивое, проявляется единой выверенной и точной лакмусовой бумажкой — всесильным
временем.
Осталась в доме Инесса одна. Со своими сомнениями и думами. Ехала с единственным
намерением — увидеть отца, смело бросить ему в глаза все, что думала о нем, что считала
нужным сказать. Заранее торжествовала свою моральную победу над ним, а случилось
непредвиденное: сама оказалась побежденной, нежданно-негаданно попала в силок то ли
настоящей, то ли деланной человеческой доброты.
За обедом Инесса ела только потому, что не хотела обидеть Ольгу Карповну, которая
гостеприимно подсовывала ей лучшие кусочки, и чтобы не вызвать встревоженности отца,
который следил за каждым ее движением и не сводил с нее любящих глаз. Сомневаться в том,
что он принял и полюбил ее, не приходилось. Сомневалась в одном: почему же раньше, в то
время когда эта любовь была так необходима ей, он отказался от дочери? Она пыталась в этом
разобраться. Пошатнулась ее вера в правдивость слов матери.
После обеда Ольга Карповна заспешила к своим пациентам.
Отец тоже взял портфель, сунул в него какие-то бумаги, сказал, что спешит на заседание
бюро райкома партии. Инесса попробовала напроситься к нему в спутники, ей так хотелось быть
все время рядом с ним, она словно боялась остаться одна, но он решительно отказал дочери. Во-
первых, ей нужно отдохнуть; во-вторых, освоиться в отцовском доме, побыть некоторое время в
одиночестве, а в-третьих, он не знал, сколько продлится заседание, может быть, и до поздней
ночи, поэтому в незнакомом городе ей одной будет не по себе. Обещал, что в ближайшее время
специально повезет ее туда и покажет районный центр, а там и до Киева доберутся, так как
Инессе необходимо ознакомиться с его памятниками и музеями. Она подчинилась отцовской
воле.
Несмело, как это всегда бывает, когда человек остается один в чужом доме, рассматривала
все, что привлекало ее внимание. С особенным интересом изучала отцовский кабинет — шкафы с
книгами. Художественная литература, научные труды, справочники, сборники, таблицы, и не
только на русском и украинском языках, но и на иностранных. Горы папок, наполненных самыми
разнообразными материалами, как это поняла Инесса, собранными отцом здесь, в лесничестве,
во время ежедневных наблюдений и опытов. С благоговением брала в руки книги и брошюры, на
которых значилось имя отца, рассматривала их внимательно, и как-то не по себе становилось,
даже страшновато было: так вот какой у нее отец!
Она сосредоточенно перекладывала папки, прочитывала надписи: пестрели мудреные
термины.
Глаз случайно выхватил из кучи папку, на которой стояла надпись: «Личные документы».
Что же там у отца за документы?
Это были дипломы отца — об окончании сельхозакадемии, кандидата наук, здесь же
хранились и орденские книжки, наградные удостоверения, Почетные грамоты, благодарности.
Бросился в глаза пожелтевший конверт. Сердце встрепенулось, даже зашлось — увидела на
конверте собственное имя, так и было написано: «Инесса».
На миг замерла, не решаясь открыть незапечатанный конверт, и именно в эту минуту в
дверь постучали, и она, испугавшись, закрыла папку, забросала ее другими бумагами.
С визитом явился не кто иной, как Роланд Яковлевич Карпенко. Шагнул, будто в
собственный дом, словно здесь сидели и ожидали именно его. И хоть бы застыдился или
почувствовал себя неудобно, пришел в чужой дом, хорошо зная, что хозяева отсутствуют, и хоть
бы что…
Заместитель лесничего отрекомендовался полным своим титулом и добавил, что он как
секретарь местной комсомольской организации уже успел узнать, что новоприбывшего члена
ВЛКСМ зовут Инессой, и выразил свое глубокое удовлетворение тем, что их полку прибыло, а уж
как простой смертный заметил, что хотя организация их и не маленькая, но такой комсомолки,
как Инесса, он лично и притальское лесничество ждали давненько.
