— Чего-чего, а работы в лесу хватает. Лесничество — то же производство, но не знаю, каким
оно покажется новичку.
— Все будет зависеть от начальства… У вас главный начальник — строгий или добрый
человек?..
— Да как сказать, — заколебалась Ольга Карповна. — Как кому. Когда речь заходит о
добрых людях, работящих, а особенно о тех, кто в лес влюблен, — как отец родной. Ну, а если
кто попадет случайно или еще и с нечистыми руками потянется к лесу — очень строгий.
— А как его зовут? — затаив дыхание, спросила Инесса, словно с высокого берега в омут
прыгнула.
— Иван Матвеевич Иваненко.
Инесса чуть не пошатнулась, хотя и желала услышать именно это имя. Попутчица шла
впереди, так как тропка была узенькой, поэтому не видела выражения лица девушки.
Рассказывала о лесничем:
— Много хороших, положительных, как говорят, сторон есть в характере Ивана Матвеевича.
Лес он знает и любит, как немногие из его коллег по работе, каждое дерево в этом неисходимом
лесу его знает и к нему клонится, а он разве что не здоровается с каждым деревцем, знает, чем
каждое из них полезно, чем оно болеет и какая ему нужна помощь. За свой лес, за все то, что
растет и живет в лесу, наверное, не задумываясь жизнь отдал бы, сам живет лесом и всех к
этому призывает. Кто не любит лес, тому в нем нечего делать — так он говорит. Не заботится о
себе, весь в заботах о лесном деле, все остальное ему безразлично, словно оно и не существует…
Так что и не знаю, как на вашу просьбу посмотрит Иван Матвеевич. Если сумеете вы его убедить
в том, что не случайно попали в лес, вероятно, и примет, а почувствует, что… пересидеть
некоторое время, то может и отказать…
Инесса слушала этот рассказ безразлично, другое она и не надеялась услышать, так как
предполагала, что ее отец именно таким и должен был быть: сухим и безразличным к людям,
фанатичным лесовиком, для которого самая последняя деревина в его диком лесу дороже
сердцу, чем родная дочь. Она ему выскажет все. Или даже не скажет, а многозначительно
промолчит. Только гордо и презрительно посмотрит в глаза. Нет, нет, она обязательно выскажет
правду: не работу искала, а хотела видеть человека, бросившего несчастную жену и дочь. Да,
да, она ему это гордо бросит в лицо, поднимет голову и неторопливо уйдет прочь. Если у него не
до конца окаменело сердце, он почувствует собственную никчемность и вспомнит и проклянет
тот час, когда бросил беспомощную дочь на произвол судьбы.
Они вышли на берег реки.
— Вот это и есть она, наша Таль. А почему ее так назвали? В честь гроссмейстеров, кажется,
речек не называли. Чтоб в честь подвесного механизма, с помощью которого поднимают грузы,
была названа, тоже сомнительно… — проговорила Ольга Карповна.
— Разве же это речка? Это же ручеек, — вставила слово Инесса.
— Весной и во время обильных дождей она умеет показать характер, разливается от леса до
леса, тогда вся эта пойма становится морем, хоть пароходами разгуливай по нему.
— А водичка в ней прозрачная, чистая, — похвалила девушка речку.
— Вон там, повыше, плотину запрудили, за лесничеством целое озеро налилось. Вот мы
сейчас снимем обувь, перебредем на ту сторону, а там уже и лесничество…
Инесса забеспокоилась:
— А там есть гостиница? Я смогу где-нибудь остановиться?
— Есть, есть, а как же, без гостиниц у нас не обойтись…
— А может, трудно устроиться?
— Устроим…
Не успела и опомниться Инесса, как прошли через густой, еще не расчищенный сосняк, и,
словно в сказке, перед глазами возникло лесничество. Ей представлялись то одинокий
длиннющий барак, то городишко, то палаточное поселение, но совсем уж не то, что сейчас
увидела.
Над тихим озером, на просторной поляне, с трех сторон окруженной синим лесом,
раскинулся городок, прорезанный короткими улочками, по обе стороны которых возвышались
деревья, за каждым домиком красовались сады. Над озером склонялись плакучие ивы, а с
другого конца поднимались в небо корабельные сосны. В лощине, там, дальше, где пряталась в
камышах Таль, почетным караулом выстроились могучие дубы, такие толстые и раскидистые, что
занимали едва ли не половину всей поляны. Это был не городок, а скорее оазис деревьев и
воздвигнутых человеческими руками строений среди густого пралеса, того самого, на который в
наше время можно набрести разве что в глухом Полесье. Они вышли, можно сказать, с тылу,
поэтому и увидели лесничество в таком ракурсе, что оно все было хорошо видно, но показалось
Инессе таким миниатюрным, будто игрушечным. На игрушечные были похожи аккуратные
кирпичные домики, обсаженные стройными топольками и серебрянолистыми ясенями,
игрушечной казалась площадь посреди лесничества, на которой красовалась оригинальная
вышка метров пятидесяти. На вышке стоял человек в зеленой фуражке, направляя стеклышки
бинокля то в одну, то в другую сторону.
— Как там, Пантелеич, спокойно? — задрав голову вверх, крикнула Ольга Карповна.
— Чисто, — долетел тенорок сверху.
— Иван Матвеевич не звонил?
— Спросите Кирилла…
Ольга Карповна пошла по песчаной улице лесного поселка, за ней Инесса.
— А зачем этот человек взобрался так высоко? — спросила.
— Жара, в лесах сухо, пожар может вспыхнуть…
— А что он может сделать? Предотвратить? — совсем по-детски спросила девушка.
Ольга Карповна объяснила:
— С каланчи далеко видно. Если где-то задымит, он немедленно поднимет тревогу, позвонит
в «пожарку», выедут пожарные и огонь зальют…
Перед ними открылась дубовая аллея. Вековые дубы, толстенные и раскидистые,
выстроились в ряд. Солнечные лучи еле пробивались сквозь густые, похожие на выкованные из
железа листья, в непроглядной тени даже трава не хотела расти.
Инесса глазам своим не поверила:
— Вот это дубки! Им, наверное, по сотне лет!
— Немножко больше. Они помнят еще Богдана Хмельницкого.
— Не может быть! Кто это подтвердит?
— Поживешь в лесу, мудрые люди убедят…
Ольга Карповна свернула во двор, а Инесса стояла как вкопанная, все на этих великанов
смотрела, верила и не верила сказанному.
— Заходи, девушка, в нашу гостиницу лесную…
Инесса перешагнула через порог, оглянулась и опять-таки удивилась. Одноэтажный
особняк, очень красивый, весело светился большими окнами и совсем не походил на гостиницу.
К порогу вела ровная дорожка, а по обе стороны ее нежно пахли бархатцы, сальвии, розы, синел
дельфиниум, изгибались ирисы, маттиола свернулась и спала, ожидая вечера, ибо она — барыня
вечерняя.
— Как тут красиво, — удивилась Инесса, — совсем на гостиницу не похоже!
Ольга Карповна открыла дом, Инесса поставила свой чемодан и так и водила глазенками по
всему тому, что ее окружало: в очень непривычное и необычное окружение она попала,
восемнадцать лет прожила на свете, а даже и не подозревала, что существуют такие живописные
уголки.
— Располагайся, детка, как дома, отдыхай, привыкай. Иван Матвеевич не скоро будет,
сегодня у него важное совещание в обкоме, так что время у тебя есть.
Когда девушка переступила порог, то и совсем удивилась: очень странные в этих лесах
гостиницы, никаких тебе коридоров и гостиничных номеров, все здесь похоже на изолированную
городскую квартиру. Увидела на стене портреты неизвестных ей людей. Только теперь
шевельнулась догадка, что это совсем и не гостиница. Заметила портрет. Шагнула ближе — будто
и Джек Лондон, будто и не он, но очень на него похожий.
— Этот портрет похож на Джека Лондона, я очень люблю его произведения.
— В самом деле есть что-то похожее, а я и не заметила. Не писатель это, девушка, это
лесничий, сам Иван Матвеевич в юности…
