Я закрыл магазин на пятнадцать минут раньше. Это плохо, потому что много покупателей заходят
в магазин именно перед самым его закрытием. Однако я больше не мог терпеть, меня так и подмывало продолжить столь неожиданно удавшееся мне начало. Неожиданный поцелуй после неожиданной встречи.
Я едва успел добраться до дома, где работала Корина, ко времени, когда она, по ее словам,
заканчивала работу. На многих светофорах мне пришлось проскочить через перекрестки, пренебрегая всеми чувствами предосторожности и переругиваясь с сонными водителями, возвращавшимися в свои спальные районы. Не в моих привычках находиться на взводе. Хмель от выпитого вина необычайно обострил зрение и слух, сделав меня лихим водителем. В этом городе я жил с самого своего рождения, но теперь цвета и звуки преобразились; улицы, здания, памятники стали выглядеть по-новому, и это мне нравилось. Вот что значит поцелуй, вот что значит желание, когда ты в одном шаге от него. Все великолепно, ничего плохого, и жизнь кажется тебе чудесной.
Территория дома, где работала Корина, была огорожена. От калитки ограды к автобусной
остановке вела дорожка. Если я опоздал хотя бы на минуту, то Корина могла уже быть на остановке. Если сегодня ей удалось отпроситься и уйти пораньше в честь дня рождения, то она от меня улизнет. На стоянке я провел пять минут, но для меня они стали вечностью. Моя радость померкла вместе с яркими цветами и сочными звуками, о которых я говорил. А вдруг я просчитался? Приехал слишком рано или слишком поздно? Я мог позвонить Корине на мобильник, но тогда все планы скомкались бы, и сюрприз уже не был бы сюрпризом. Но было и другое, более серьезное препятствие. Если бы я позвонил ей, у нее была бы возможность отклонить мое предложение подвезти ее, сказав со своим особенным акцентом и ужасной грамматикой что-нибудь вроде: “ ранешнее не может снова повториться”, и этим она закрыла бы мне двери. Мне казалось, что при личной встрече ей будет труднее отказаться, потому что желание, которое двигало мной в эти минуты, непременно охватило бы и ее. Впрочем, “непременно”, это сильно сказано. На самом деле я всего лишь надеялся, что она ответит на мои чувства, как просто и естественно ответила на мой поцелуй. Мне и самому было ужасно трудно позвонить ей на мобильник и сказать: “Привет, это Висенте”, потому что я всегда боюсь услышать в ответ: “Кто-кто, простите?” Мои родители дали мне имечко, с которым никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Оно требует чуть больше умственного напряжения, чем другие. В школе, где я учился, не было ни одного Висенте, кроме меня. Только совсем недавно я начал знакомиться с другими Висенте, а быть единственным – не очень хорошее ощущение. В детстве, а особенно в подростковом периоде, мое имя было мне ненавистно, я его стыдился. Это правда – я стыдился своего имени. Я даже подумывал сменить его, но мне в голову не пришло никакой альтернативы. Короче, имя усложняет все с самого начала отношений. Мне трудно произнести свое имя перед женщиной, за которой я ухаживаю. Так с какой, спрашивается, стати она должна помнить мое имя, если я сам не признаю его? Даже поджидая Корину в этой новостройке, я был безымянным сам для себя, и это составляет еще больший разрыв между нами. Наконец-то я ее увидел. Она торопливо спускалась по дорожке с пригорка. Вопреки моим опасениям, Корина ушла с работы даже позже обычного. К остановке подъезжал автобус, и я выскочил из машины, чтобы Корина не села в него.
- Корина! Корина! – громко окликнул я ее.
Она чуть помедлила, прежде чем обернуться. Корина не относила призыв на свой счет, потому что
не ожидала встретить знакомых в этих краях, и тем не менее, все же обернулась. Увидев меня, она улыбнулась, что наполнило меня радостью и придало уверенности в себе.
- Надо же, ты приехал сюда, – промолвила она, быстро садясь в машину.
- Приехал, как видишь. – Я умирал от желания поцеловать ее, но поскольку она сама не проявляла
инициативы, и мы находились недалеко от ее работы, я сдержался. – Хочу пригласить тебя на ужин.
Эта мысль пришла ко мне сходу. До этого я представлял, что перехвачу ее у работы и отвезу домой
в честь дня рождения, чтобы этот день не закончился для нее, как обычно, долгим странствием в общественном транспорте, но после совместного обеда и неожиданного поцелуя мне показалось самым что ни есть естественным пригласить ее на ужин.
- Даже не знаю, – ответила она.
Мы покидали район этих затхлых новостроек, оставляя позади сторожей в будке. Сие поселение
показалось мне неподходящим местом для любовного наступления. Было здесь что-то такое, что делало нас обоих персонами нон грата. Я не говорю о каком-либо конкретном месте, просто в этом необычном жилом массиве мы с Кориной оба были пришлыми чужаками, и это уравнивало нас. Она была уборщицей-эмигранткой, а я торгашом, не принадлежащим к этому кругу. Я не считаю себя торгашом, но знаю, что кое-кто может охарактеризовать меня именно так. Я говорю о некоторых владельцах этих домов. Тем не менее, мне нравилось находиться с Кориной на одной социальной ступени супротив этой враждебной рати. Это только подтверждало правильность моих идей. У нас с Кориной имелось много общего, и наши чувства могли быть взаимными. У нас был этот вечер, и я сказал:
- Я думаю, мы должны поужинать вместе. Так твой день рождения будет полным. Или, может, у
тебя какие-то другие планы с родными? У тебя есть родственники? Я имею в виду здесь, в Испании.
- Мои родные живут в Алькала́-де-Эна́рес, а я в Косладе. [прим: Алькала-де-Энарес, Кослада –
испанские города в автономном сообществе Мадрид на расстоянии чуть больше 20 километров друг от друга]
- Тогда мы поужинаем, а потом я отвезу тебя в Косладу.
- Не знаю, – снова повторила она, но в ее голосе я отметил весьма значительное сомнение. Ей и
хотелось, и не хотелось.
Я ни на минуту не задумался о том, что мы вместе работаем. Я не подумал о том, что на
следующий день нам придется снова смотреть друг на друга, как мы делали это каждое утро, и что это, вероятно, тревожит ее. Я еще не настолько прочно вошел в повседневную жизнь Корины, и это мешало ей. Я видел только ее зеленые глаза, восхитительное тело, мягкие, нежные губы. В тот миг я воспринимал ее как подарок, посланный мне из других миров, где повседневные мелкие банальности не берутся в расчет.
11. Путы
Я поужинал с Кориной и добился от нее кое-каких обещаний, не словесных, а телесных. Я пришел
к выводу, что ты ложишься с кем-то в постель, не контролируя себя, по недоразумению, но мне безразлично, что первопричина заключается в химии, в гормонах. Природа диктует свое, она хочет, чтобы мужчины оплодотворяли женщин, и человеческая раса продлевала свое земное существование. Мне безразлично, что в постели мы ищем замену любви, которую наши матери и отцы недодали нам в детстве, и таким образом восполняем ее. Это не имеет значения. Дело в том, что во время занятий любовью наши тела ведут себя, как им заблагорассудится. Они познают друг друга, разговаривают, могут давать взаимные обещания независимо от твоего мозга и тебя. Теперь уже не ты, а твое тело владеет ситуацией. Я говорю не о твоих половых органах – в этом с младых ногтей разбирается каждый – я говорю о чем-то более объемлющем.
Мы слегка перекусили и тотчас же пошли в гостиницу. Корина поддалась искушению, потому
что никогда не была в отеле. Там ей очень понравилось. Отель был современным, а ей нравится все современное. Я насладился ее телом, она – моим, а потом Корина рассказала мне о своей жизни, о ныне здравствующих дедушке и бабушке, живущих в Румынии, которым она любила посылать подарки; о том, что в детстве она была изрядным лодырем и забиякой. В школе она была заводилой, хотя теперь испытывает жалость к своим бедным, натерпевшимся от нее учителям, которые никогда не понимали, в чем ошибались. Она рассказывала о своей юности, о раннем замужестве и скором разводе; о дочери-подростке, очень ответственной и старательной, полной противоположности своей матери в ее годы, которая жила с родителями Корины, в Байя-Маре, румынском городе с довольно забавным названием, намекающим, как мне казалось, на его близость к бухте или морю. На деле же там нет ни того, ни другого, потому что на румынском языке название указывает на то, что город находится вблизи огромной шахты внутри страны. Еще Корина говорила о том, что, приехав в Испанию, она чувствовала себя очень потерянной, но открыла для себя религию, которой не существовало при социализме во времена ее детства, и о том, как это открытие полностью изменило ее жизнь. Она рассказала мне о приходском священнике из церкви, куда она ходит, или его преподобии, как величают себя сами служители веры.
