Примерно в это же время человек по фамилии Уилер подарил музею крышку гроба жрицы*; мистер Стед и мистер Мюррей осмотрели ее и заявили, что изображение кажется им портретом измученной души. Они хотели провести в музее спиритический сеанс, чтобы облегчить страдания несчастной. Но официальные лица, естественно, на это не согласились.
Об этой истории стало известно, и публика приняла жрицу Амона-Ра за мумию, разбившую посуду в пригородной гостиной. В музей приходили письма из таких далеких мест, как Новая Зеландия и Алжир; авторы их прилагали деньги и просили положить к подножию гробовой крышки лилии. Деньги были приняты с благодарностью, но потрачены на более прозаические нужды, как-то содержание музея.
Что касается «Титаника», то сэр Эрнест может сказать лишь следующее: гробовая крышка никогда не покидала музей, хотя во время воздушных налетов ее безопасности ради переносили в подвал; став частью национального собрания, она постоянно находилась во владении музея.
Яркие краски футляра по-прежнему привлекают беспечных посетителей, а сведения о его зловещих свойствах можно получить, тактично обратившись к ближайшему музейному служителю.
[5]
Роджер Лакхерст
ПРОКЛЯТИЕ МУМИИ: Опыт исследования слухов
{57}
Первое, о чем напоминает идея «проклятия мумии» — это открытие гробницы фараона Тутанхамона зимой 1922-23 г., совершенное археологом Говардом Картером и его богатым патроном, пятым графом Карнарвоном. Гробница была обнаружена в ноябре 1922 года. Для Картера раскопки в Долине царей были последним шансом: уже более десятилетия никто не находил новых гробниц, и считалось, что все сохранившиеся усыпальницы эпохи Нового царства давно были найдены. Получив известие об открытии, Карнарвон приехал в Египет из Англии. Желая убедиться, что в гробнице сохранились сокровища, они с Картером тайно взломали внутреннюю дверь; последовал знаменитый обмен репликами: «Вы что-нибудь видите?» — «Да, чудесные вещи»
[6]
. Тамбур был вскрыт в конце ноября, и новости об открытии быстро распространились по миру. К погребальной камере исследователи подобрались лишь в феврале 1923 г… К этому времени лорд Карнарвон продал эксклюзивные права на репортажи о находке лондонской «Таймс» за 5,000 фунтов и 75 процентов выручки от перепечаток репортажей; близились к завершению переговоры с Сэмом Голдвином о постановке голливудского фильма.
Представители мировой прессы собрались в Египте. Эксклюзивное соглашение с «Таймс» вызвало большое недовольство, и репортеры «Дейли экспресс» и «Дейли мейл» были направлены в Египет со специальной целью сорвать сделку. Место раскопок бдительно охранялось, однако вскоре у репортеров появился новый сюжет — в начале марта заболел лорд Карнарвон. Ранка, предположительно от укуса комара, вызвала заражение, после жар, заражение крови и наконец пневмонию. Карнарвон умер 5 апреля. Когда он находился на пороге смерти, знаменитая романистка Мария Корелли заявила: «Я не могу не думать о риске, связанном с проникновением в место последнего упокоения царя Египта… В моем распоряжении имеется редкая книга, которой нет в Британском музее… в ней говорится, что неосмотрительно проникшего в запертую гробницу ожидает самое страшное наказание»
[7]
. Через день после смерти Карнарвона с корабля в Нью-Йорке сошел Артур Конан Дойль; он прибыл в Америку для нового лекционного турне, рекламировавшего спиритуализм. Дойль, сообщила газета «Морнинг пост», «в определенной степени склонен разделять мнение о том, что проникновение в гробницу Тутанхамона, в связи с оккультными и иными духовными влияниями, представляло опасность для лорда Карнарвона. Он заметил: “Смертельная болезнь лорда Карнарвона могла быть вызвана пагубным элементалем”
[8]
. Генри Райдер Хаггард, египтолог-любитель с солидным багажом знаний и собственной коллекцией артефактов, публично отверг эти идеи, которые, по его мнению, только «служили на пользу растущей волне суеверий»; в то же время он осудил любовь к сенсациям, втянувшую царственных египетских мертвецов в этот спектакль вульгарной современности
[9]
. Хаггард выступил за перезахоронение Туганхамона, чтобы тот «не превратился в объект насмешек туристов самого примитивного сорта»
[10]
. Автор метафизической прозы ужасов Алджернон Блэквуд, в заказанной ему «Дейли миррор» статье о «магическом проклятии»
[11]
, отстаивал реальность проклятий, но утверждал, что в случае Карнарвона подобное вряд ли имело место. Проклятие, объяснял он, является «яростным и сконцентрированным напряжением мысли, на что, к счастью, едва ли способны обычные умы». Блэквуд был уверен, что энергия проклятия не может сохраняться на протяжении тысячелетий’’. Помимо этих готических писателей, распространявших сенсационную историю, другим и влиятельным источником представлений о «проклятии» стал египтолог Артур Вейгалл.
Говард Картер (справа) и лорд Карнарвон.
Вейгалл был уволен со своего официального поста в Египетской службе древностей в 1914 г. и с тех пор подвизался в качестве романиста, журналиста, художника-декоратора и поэта-песен-ника. Газета «Дейли экспресс» отправила его освещать вскрытие гробницы Тутанхамона; вместе с остальными репортерами, ему пришлось в гневе и разочаровании прозябать снаружи. В книге «Тутанхамон и другие эссе» Вейгалл признавался, что был шокирован неуважением, проявленным к гробнице Карнарвоном. В день вскрытия гробницы Вейгалл «повернулся к стоящему рядом человеку и сказал: “Если он [Карнарвон] спустится туда в подобном настроении, я даю ему не больше шести недель жизни”»
[12]
. Масла в огонь идеи «проклятия» подбросило и сопроводительное эссе Вейгалла «Злые чары древнеегипетских духов», в котором он излагал жуткие истории из собственного опыта и дразнил читателей, отказываясь от научного суждения: «Я лишь расскажу их и предоставлю читателям искать объяснения по своему вкусу»
[13]
. Артефакты, подобные украшениям из гробниц и мумифицированной кошке, обретали у Вейгалла зловещую сущность и служили роковым предзнаменованием. Но возможно, и нет. Не исключено, что все это были только совпадения или легковерие, писал Вейгалл. Ранее он был связан с другой историей о мстительных египетских мертвецах. В 1909 г. Вейгалл и его жена Гортензия решили поставить в Долине цариц пьесу о фараоне-еретике Эхнатоне, однако от постановки пришлось отказаться после того, как многих исполнителей поразили таинственные болезни. Вейгалл описал этот случай в статье для «Pall Mall Magazine» и любил пугать рассказами о нем туристов в Луксоре
[14]
.
В некоторых работах Вейгаллу приписывается сомнительная честь инициирования историй о проклятии, хотя он, очевидно, не несет ответственности за них, как и за бесконтрольное распространение слухов о «проклятии Тутанхамона». Ганс-Иоахим Нойбауэр описывает слухи как «невидимую литературу, постоянно меняющую свои формы»
[15]
. В жутких историях о египетских артефактах слухи играли центральную роль. Так происходило потому, что легитимный и организационно оформленный дискурс, а именно египтология, пытался распространить свою власть и подавить распространение суеверий, связанных с древнеегипетскими достопримечательностями и предметами древности. Это напоминало публичный язык дипломатии и международных финансов, то есть попытки разрешить «египетский вопрос», налагая на воспринимавшуюся хаотической экономику рамки рациональности и порядка. Однако эти официальные дискурсы только множили слухи о сокрытых или неведомых знаниях. Границы «легитимной» египтологии нередко трудно сохранить в неприкосновенности, особенно в области, связанной с торговлей археологическими артефактами и рассказами об них. Легенды, сложившиеся вокруг артефактов, было невозможно опровергнуть, так как слухи питаются собственным опровержением. Слухи или молва, если снова процитировать Нойбауэра, «основываются на отсутствующих рассказчиках, на людях, которых нет рядом…. Цепочка анонимных рассказчиков начинается в неизвестности и ведет в никуда. Именно эта цепочка и придает слухам их странную достоверность»