И теперь, вспомнив о нём, мне почему-то очень захотелось пересмотреть его. Даже странно — но как будто сейчас это будет правильно, чувствовал я. Как будто в этом — что-то приятное и доброе.

Ника вошла в комнату с двумя чашками чая. Поставив их на столик перед телевизором, она подкинула в печь ещё несколько поленьев и подошла ко мне. Я в этот момент, уже давно завершив все технические подключения, засунул кассету в магнитофон. Тот звучно проглотил её, и вскоре на выпуклом экране телевизора серость сменилась чёрным цветом. Появилось название киностудии. Фильм начинался…

Мы сели, облокотившись спинами о корпус кровати. Ника укрыла нас толстым одеялом и под ним вдруг тесно прижалась ко мне, положив голову на моё плечо.

— Смотрим, — улыбнувшись, сказала она.

— Смотрим… — тихо повторил я.

Часть третья: Игры с дождём

18

На пятой песне «Ласкового мая», звучащего на весь автобус, Роберт достиг внутренней гармонии. Всё превосходно: кресло мягкое, рядом никто не сидит, в окне — цветущий августовский пейзаж. Да лучше и не придумать!

И чем дальше Роберт отдалялся от города, тем лучше себя чувствовал. Вся суета и проблемы оставались позади. Он отодвигал кулисы новых мест, новых мыслей, новых переживаний. Утренние солнечные лучи, проникавшие в окно, будто заряжали его благодатью. Ему даже казалось, что и остальные пассажиры пребывали в глубокой эйфории, что и они сидели, чувствуя всей душой это чудесное утро, несущее их автобус куда-то далеко-далеко, к чему-то прекрасному и верному. «Пазик» — и тот кряхтел как-то по-особому тихо, лишь изредка его слегка потрясывало, когда он проезжал по неровному асфальту.

«Может, это знак, что пора что-то менять? — всё думал Роберт прошлой ночью, глядя в темноту и не в силах уснуть. — Но что менять? Меня ведь и так всё устраивает. Вон — развлекаюсь как могу. Зарплата нормальная. Но отчего же тогда это короткое письмо не покидает голову и бередит сознание?..»

Роберт оторвал взгляд от окна и вынул из кармана письмо. Письмо, которое уже изрядно помялось от его частых прочтений.

Ну, здравствуй, Роберт!

Не думала, что когда-нибудь напишу тебе. Но, видно, иногда нужно совершать что-то непредсказуемое. Тут у нас про тебя уже легенды ходят! Говорят, ты там в Москве стал известным журналистом. Я очень рада твоим успехам. В таком молодом возрасте и добиться таких результатов — это похвально.

Мне не хочется спрашивать, как ты поживаешь, как твоё здоровье, чтобы не отягощать тебя надобностью отвечать. Раз успешен, раз карьера идёт в гору, то, наверное, всё у тебя хорошо.

Единственное, что я хотела бы сделать, это попросить тебя приехать. Туда, откуда ты родом. Я здесь. Всё ещё здесь. Никуда не уехала, живу и, наверное, так и будет дальше. Поэтому если найдёшь время и сможешь выбраться, я буду очень рада и благодарна тебе.

Сильно хочется тебя увидеть. Восемь лет прошло с тех пор, как ты уехал. Наверное, не так уж и много. Но столько всего за это время изменилось…

Евгения

Роберт откинул голову на спинку кресла и снова стал вспоминать её. Женю. Перед глазами возникла девочка с двумя косичками.

Все в единственной деревенской школе знали, что он любил её. Со второго класса чуть ли не каждую ночь Роберт засыпал, представляя их двоих в осеннем лесу: падают листья, он крепко держит её за руку, она привстаёт на носочки и нежно его целует…

Воспоминания тех лет, точно громадным красочным баннером в небе, прикреплённым к самолёту, проносились теперь в голове Роберта.

Женя…

Самая красивая девочка в школе. Он считал себя особенным уже только потому, что сидел с ней за одной партой. И был близок с ней так, как никто другой.

«Интересно, какая она сейчас, — всё думал Роберт, возвращаясь вчера с работы вместе с письмом. — Наверное, с годами стала ещё лучше? Да, неплохо бы съездить к ней… проведать. И правда: почему бы и нет? До понедельника время есть. Целых два дня. Завтра же с утра возьму и поеду. Не близко — часов семь на автобусе, но и что ж? Это не самое страшное. Да и город что-то в последние недели изрядно поднадоел. Всё. Еду! Еду в землю своего детства и отрочества. Еду и не беру с собой ничего, кроме денег. Налегке — и с лёгкостью в душе».

Роберт где-то в глубине себя давно мечтал отправиться в какое-нибудь небольшое путешествие. Да всё подходящий случай не подворачивался. А сейчас — прямо-таки идеальное стечение обстоятельств.

Он ведь всего пару дней назад отчего-то стал представлять, что в самое ближайшее время в его жизни что-то произойдёт. Неизбежно. И непонятно даже было — что-то хорошее это будет или плохое. Но факт оставался фактом — что-то произойти было должно.

И вот, произошло.

Письмо.

Из края его давно минувшего детства. Не так уж и «давно», конечно. Ему всего-то двадцать три недавно стукнуло. Но воспринималось им то самое время — именно так. Как нечто бесконечно далёкое. Как догорающий в сумерках закат, с каждой минутой делающийся слабее, призрачнее, холоднее. Он постепенно забывал про Женю. Упускал из виду, что у него ещё имелись яркие воспоминания, связанные с ней. Что время от времени к ним можно возвращаться и согреваться.

И, возвращаясь к ним теперь, в автобусе, у Роберта поднялось настроение. Все последующие часы пути он парил в облаках детства. Нырял в их светлую глубину и выныривал необычайно счастливым. С пятнадцати лет, как он перебрался с родителями в Москву, он не мог вспомнить ни одного случая, когда испытывал бы то, что испытывал сейчас. Окрылённость. Возвышенную радость. Да, он приятно предвкушал встречу с Женей — причинницей своей первой любви.

От этого Роберт даже загорелся творческим энтузиазмом. Потянулся к внутреннему карману пиджака и вынул блокнот. Незаменимый друг журналиста, который всегда был при нём.

Роберт вдруг почувствовал, чего не чувствовал очень давно: он может что-то написать. Какие-то художественные, прекрасные строки. И ему срочно, во что бы то ни стало, захотелось переложить на бумагу те эмоции, которыми он сейчас буквально дышал. Словно приливом большой волны, когда море наваливается на берег, Роберт наполнялся чем-то столь новым, воодушевляющим и трепетным.

«Боже ж ты мой, — всё изумлялся он проворности мысли и руки, строчащей строчку за строчкой. — Как же так! Столько лет я не мог сделать этого, а теперь мощь вдохновенья — не остановить. Бежит, несётся впереди меня, громко призывая поспешить!»

И он спешил. Записывал все переживания. Все яркие детские воспоминания, которые вспыхивали в его сознании. Точно отпущенные с привязи на свободу, мчались они из глубинных областей подсознания с восторженными криками «Ура-а-а!».

Вот и вспыхнул их первый поцелуй в том сосновом лесу, где они вместе с классом играли в прятки. Он нашёл Женю, но при этом подкрался так изящно, что она его и не заметила. И когда подошёл к ней сзади, она от страха как вскрикнула. Мальчик чуть ли не согнулся от смеха.

— Не делай так больше! — перевела дух Женя.

— Извини… — сказал Роберт, когда хохот его отпустил.

— Ты нашёл меня…

— Ага.

И Женя вдруг приблизилась к его лицу и поцеловала.

Каким потрясением это было для десятилетнего мальчугана! Господи! Весь мир в ту минуту перевернулся в его душе с ног на голову. Женя Его Поцеловала! И не куда-то там в щёку, а ведь в губы, в губы!

Сколько маленький Роберт потом проживал снова и снова тот поцелуй в своей голове! О, это было что-то волшебное! В детстве волшебство живёт именно в таких моментах. Мимолётных и прекрасных. А может, оттого и прекрасных, что мимолётных. Но — зато прошибающих так, что хоть костёр разжигай от искр, летящих в такие мгновения из самого сердца.