- Алис, солнце, скажи, а телефон тут есть? - доброжелательно кивнула подруге и присела рядом с ней на диван. - Мне бы позвонить.

   - Мобильный только. У тебя разве нет? - удивилась Алиса.

   - Есть. Разряжен только, а зарядку я забыла.

   - Возьми мой, - она потеряла ко мне интерес и уткнулась в толстенный глянцевый журнал, один из сонма многих, что были раскиданы по всему дому. - Он в моей комнате на комоде. Найдешь?

   - Да-да. Спасибо.

   - Не за что, Аль.

   - А Рома не приехал еще?

   - Должны через час вернуться.

   Отлично.

   Многие к обеду воскресенья уже разъехались по домам, осталось меньше половины, поэтому никто не мешал. Заперев за собой дверь, я взяла аккуратную и миниатюрную ракушку приятельницы, расписанную лаком для ногтей, прошла в смежную ванную и еще раз закрыла дверь. Элеонора Авраамовна ответила сразу.

   - Я на аппарате, - ленивый и старческий дребезжащий голос был усладой для моих ушей.

   - Как я рада вас слышать!

   - Ах, это ты, - протянула она с разочарованием и шумно вздохнула. - Чего тебе?

   - У меня ЧС.

   - Все равно нечего делать...Валяй уж.

   Последующие десять минут старуха на удивление внимательно слушала мои жалобы и разглагольствования, а также описания наших выходных. И Рому она вспомнила сразу, стоило мне сказать, что он был тем самым врачом-блондинчиком.

   - Я такие попки не забываю, - мотивировала она. - Даже в возрасте. Мой склероз касается исключительно неприятных вещей.

   - И что мне делать? - сложив руки на коленях, я повесила голову и пригорюнилась. - Не выходит ничего.

   - Что значит "ничего"?

   - Он меня не хочет. Как женщину. Понимаете?

   - Ну и что? Он же тобой восхищается?

   - И что?

   - Тебе мало?

   - Я за него замуж хочу.

   - Вот даже как, - тихо хмыкнула старушка. - Он же тебя не хочет.

   - Научите меня, чтобы он захотел.

   - Дай ему то, что он не сможет получить от других.

   - Вы издеваетесь?! Я и так уже как кошка лащусь к нему. Только что в рот не заглядываю.

   - Значит, это не то, что ему нужно, - меланхолично пропела бабулька. Послышался щелчок зажигалки. - Ты упираешь на физическое влечение, милочка, а для него твой муж, как ты выразилась, слишком тонок и благороден. Хочешь совет? Позвони своему танцору, вот он тебя будет глазами раздевать, а этот мальчик другой.

   - Ну и что, что другой? Мне не нужен Антон, мне нужен Рома!

   - А зачем?

   - Потому что он лучше.

   - Даю последний совет и кладу трубку, - ей со мной надоело пререкаться, и она начала повышать голос. - Он тебе не подойдет, потому что у вас темпераменты разные. И будут такими всегда. Этот Роман будет тебя любить, обожествлять и всячески обожать, но если ты хочешь, чтобы он захотел тебя как женщину...такого не будет. У меня второй муж был, как этот твой Рома...Одно название муж. Хороший человек, милый, понимающий, даром что немец, но только через два года он мне настолько опротивел, что я из чужих постелей не вылезала. Слишком хороший и слишком милый. Оставь мальчика, милочка.

   - Нет. Спасибо вам за совет, но нет. Не волнуйтесь, на свадьбу я вас все равно позову.

   - Баран упрямый...

   - Всего доброго.

   Разговор с ней мало что дал, хотя что-то все-таки дал. По крайней мере, стало понятно, что стратегию с Герлингером придется менять. Манящая чувственность, с какой я уже успела срастись и даже полюбить, не приносила плодов. И для него мне пришлось стать другой - настоящей принцессой, романтичным ангелом из сказки. Такой маски мне еще не доводилось надевать.

   К вечеру домой засобирались все. У кого работа, у кого учеба, кто-то просто рвался в город, но оставаться никто не желал. Алиса с компанией ехали в одной машине, еще четверо друзей - в другой, и только Рома возвращался один, но просить и навязываться к нему было нельзя. Пришлось сымпровизировать.

   Лестница в дачном домике приятельницы была винтовой и крутой, так что спускаться нужно было очень аккуратно. И какая же неприятность, когда я чисто случайно на предпоследней ступеньке оступилась и - о, ужас! - подвернула лодыжку. Сдавленно охнув, я оказалась на полу и схватилась за ногу, застонав от боли. На этот звук прибежал мой доктор.

   - Что случилось? - Роме одного взгляда хватило, чтобы все понять. - Ты упала?

   - Да. Нога...

   - Не трогай.

   Он присел на корточки и нежно обхватил лодыжку, внимательно изучая мою реакцию. Я сморщилась и втянула воздух, когда он с нажимом провел по коже.

   - Больно?

   - Терпимо.

   - Перелома нет. Просто ушиб, Аль - через несколько минут вынес вердикт Роман. - Надо намазать.

   - Спасибо, Ром, - я с благодарностью и благоговением улыбнулась, словно он был рыцарем, спасшим меня от чудовища, а потом поднялась, ойкнув от боли. - Я намажу.

   - Ты куда собралась?

   - На электричку.

   - С больной ногой? - поразмыслив пару минут, мужчина подхватил меня на руки и через плечо посмотрел на сумку. - Алис, помоги.

   Алиса передала ему в руки мои вещи и открыла дверь, выпуская нас на улицу. Я уютно устроилась в прохладных руках, уткнулась подбородком в плечо и размеренно задышала, радуясь тому, что не придется ехать домой в набитом вагоне. А еще тому, что все-таки нашла подход к милому доктору.

   У каждого мужчины свой бзик. Кто-то хочет быть богом, кто-то - мачо, а кто-то - рыцарем и принцем. К счастью или сожалению, Роман относился как раз к третьей категории. Не самая сложная, как физически, так и эмоционально. Что может быть проще, чем притвориться слабой и изнеженной принцессой, если он уж хочет рядом с собой видеть такую? Не проблема.

   Глава 57

   Я ненавижу красивых мужчин. Красивые мужчины - страшное зло. У них есть привилегия, нечто "такое", что выделяет их из общей массы, а значит, делает избранными. И эта избранность влечет невероятную жестокость, которая, множась на мужскую силу и женскую привязанность, порождает зло. Именно поэтому меня тошнит от одного взгляда на Алена Делона. Только красивый мужчина может позволить себе сломать жизнь женщины, а у ее могилы признаться ей в любви.

   Саша

   В университете училось много таких, как я. Не в смысле таких же - я индивидуальна, а в смысле, что многие стремились к лучшей жизни, мало чего гнушаясь при этом. И в параллельной группе была одна девушка, резко выделявшаяся из толпы банальной, по сути, вещью - своей красотой. Приехавшая из Сургута, то ли Олеся, то ли Алла - сейчас и не вспомнишь - выглядела так, что ей вслед оборачивались абсолютно все, причем обоих полов. Потрясающе гармоничные черты лица: высокий чистый лоб, плавные, точеные скулы, маленький очерченный и манящий ротик, а уж про фигуру вообще не стоит заикаться...Само строение скелета было совершенно, а таких изгибов я не видела в своей жизни больше никогда. Ее красоту не могло испортить ни отсутствие денег, ни плохая прическа, ни мешковатая одежда. Ничего. И я ей даже не завидовала, отчетливо понимая и представляя себе разницу. Я была достаточно обычной, с некоей изюминкой, которая при грамотной подаче расценивалась как красота, а при неправильной - не расценивалась никак. Моя внешность не позволяла халатно к ней относиться, а моя красота - тяжкий труд, требующий вложения сил и средств.

   Но суть не в этом. Суть в том, что то ли Олеся, то ли Алла, приехавшая из Сургута, очень хотела хорошей жизни, искренне считая, что ничем не хуже других. Впрочем, так считала и я. Но Олеся-Алла воспринимала свой природный дар как проклятие, страдала от собственной красоты и не умела ей пользоваться. Она даже в зеркало смотреть не любила, отрастила длинную челку, которая совершенно ее не портила, скорее наоборот, и прятала лицо. Она почти ненавидела себя, но хорошей жизни, тем не менее, хотела.

   В какой-то момент ей все надоело, и девушка, не мудрствуя лукаво, нашла себе папика. Очень богатого, очень толстого и очень страшного. Они были карикатурой друг на друга, и на фоне каждого из них красота одного приобретала сказочный характер, а уродство другого - гротескные тошнотворные формы. Вот к чему приводит недооцененность собственных талантов и нелюбовь к себе самой. Иначе как объяснить то, что она добровольно легла в постель к настолько отвратительному человеку? Ведь у Олеси-Аллы было столько возможностей, столько рычажков и методов воздействия, а она выбрала самый некрасивый и самый простой путь. А в итоге на ее лице все сильнее и сильнее проступало отчаянье и гадливость, впрочем, глядя на ее папика, это было понятно.