В этом семестре Черчилль опубликовал свое первое письмо, состоящее из двух фраз: это было предложение организовать более удобное время работы школьной библиотеки. Оно было опубликовано в школьном журнале Harrovian 8 октября 1891 г. Спустя шесть недель в гораздо более пространном письме он призывал к использованию школьного спортивного зала для различных мероприятий.
За неделю до своего семнадцатилетия Черчилль на один день съездил в Лондон. Сразу по возвращении в Харроу он впервые упоминает в письме особу противоположного пола: «Ужасно жалко, что пришлось уехать именно тогда, когда я произвел впечатление на симпатичную мисс Уислет. Еще бы минут десять, и..?!»
В тот день в Лондоне Черчилль узнал, что леди Рэндольф решила расстаться с миссис Эверест. Джеку исполнилось одиннадцать, и в няне он больше не нуждался. «Я грущу и плохо сплю, – писала миссис Эверест Черчиллю. – Но разумеется, когда-то это должно было случиться. Не говори Джеки о моем уходе, он будет очень расстраиваться, бедняжка. Как жесток наш мир». Огорченный неизбежным расставанием с миссис Эверест, Черчилль энергично выступил в ее защиту. В результате пришли к соглашению, что она станет работать у их бабушки, герцогини Фанни, на Гровенор-сквер, где мальчики смогут с ней видеться.
Через неделю после семнадцатилетия Черчилль в письме матери настаивал на своем нежелании ехать во Францию на рождественские каникулы и жить в руанской семье, которую подобрал ему мистер Уэлдон. Он пояснил, что главная причина его нежелания – боязнь пропустить возвращение отца из Южной Африки, и грозил, что, если его все-таки заставят ехать, он будет заниматься мало и плохо. Леди Рэндольф не понравилась угроза. «Дорогой мой мальчик, – отвечала она. – Я очень тебе сочувствую и прекрасно понимаю твое желание побыть дома на Рождество, но, помимо всего прочего, тон твоего письма не может вызвать снисхождения. В нашей жизни, если человек чего-то хочет, он добивается этого не ультиматумами. Скажу тебе прямо: решения принимаю я, а не ты».
Черчилль возразил: «Ты пишешь: «скажу тебе прямо» – пусть так. Но я тоже прямо высказал свои намерения. Ты заявляешь, что решения принимаешь сама. От меня требуется отказаться от каникул. Я вынужден отправиться к людям, которые мне абсолютно неинтересны. Мне весьма больно думать, что вы с папой относитесь ко мне, как к машине. Хотелось бы знать, просили ли папу отказываться от каникул, когда он учился в Итоне». Письмо, занявшее три страницы, Черчилль завершил так: «Нет слов выразить, как я огорчен. Твое недоброе отношение ко мне освобождает меня от всякого чувства долга». Леди Рэндольф рассердилась не на шутку. «Я прочитала только первую страницу твоего письма, – ответила она, – и отправляю его тебе обратно. Мне не понравился его тон». Расстроенный Черчилль отвечал, что больше не будет писать ей длинных писем: «Тешу себя надеждой, что прочесть мое письмо целиком тебе помешала подготовка к рождественским праздникам».
Уэлдон и леди Рэндольф были решительно настроены на то, чтобы Черчилль на каникулах подтянул свой французский во Франции. Решено было, что компанию ему составит недавно пришедший в Харроу преподаватель современных языков Бернард Минссен и что они будут жить у родителей Минссена в Версале. «Мистер Минссен все для него сделает, разумеется, если он будет послушен и прилежен, – писал Уэлдон леди Рэндольф. – Но он не позволит ему зря тратить время и, если это не удастся, отправит домой». Черчиллю было позволено принимать в неделю лишь по три приглашения в гости, а Миннсен должен был обеспечивать его карманными деньгами – «по необходимости».
Черчилль провел в Версале месяц. «Еда очень странная, – сообщает он матери. – Но ее много, и в целом все хорошо. Родители Минссена оказались очень добры. Разумеется, я бы отдал многое, чтобы вернуться, и, если захочешь, приеду хоть завтра, но с учетом всех обстоятельств готов провести здесь месяц». Жизнь в Версале и впрямь оказалась не в тягость. Трое друзей леди Рэндольф приглашали Черчилля на обеды; один из них, австро-венгерский железнодорожный магнат барон Морис де Хирш, сводил его в морг показать трупы, которые достали в тот день из реки. «Всего 3 покойника – не богатый улов», – сострил Черчилль в письме к матери.
По завершении месяца в Версале Черчилль надеялся уговорить родителей позволить ему провести неделю без школы, чтобы пообщаться с отцом, которого он не видел более восьми месяцев. Но не получилось. «Потеря недели сейчас, – написал ему отец из Лондона в середине января, – означает, что ты не сдашь экзамены, а это, согласись, будет постыдно». При этом лорд Рэндольф сообщил, что перед началом семестра сможет провести несколько дней с сыном, а вскоре, писал он, «нас ждут пасхальные каникулы, так что, надеюсь, ты будешь пахать как ломовая лошадь вплоть до летних экзаменов, до которых осталось меньше четырех месяцев».
В первые месяцы 1892 г. Черчилль действительно очень усердно занимался. Он также начал готовиться к кубку школы по фехтованию. Продолжали досаждать денежные проблемы. «Я ужасно стеснен в финансах, – писал он матери в феврале. – Ты говоришь, что я никогда не пишу о любви, а всегда о деньгах. Наверное, ты права, но не забывай, что ты мой банкир, к кому еще я могу обратиться?»
В марте леди Рэндольф уехала в Монте-Карло. До соревнований по фехтованию оставалось несколько дней. «Я очень раздосадован, что ты уехала в такой момент», – написал ей Черчилль. Еще больше его огорчило известие, что в казино у нее украли сумочку с деньгами – «как раз в тот момент, – признался он, – когда я был готов попросить un peu plus d’argent[3]». Он поделился и хорошей новостью: «Я выиграл соревнование по фехтованию. Получил очень красивый кубок. Я был на голову сильнее всех. В финале не пропустил ни одного удара».
Теперь Черчилль стал готовиться к межшкольному чемпионату по фехтованию, но, когда он попросил отца приехать в Олдершот посмотреть на него, лорд Рэндольф ответил: «Я должен быть на скачках в Сандауне. Кстати, ты не мог бы быть более расточительным, даже будучи миллионером». В свое оправдание Черчилль указал, что должен каждую неделю платить за чай, завтраки и за фрукты, а по субботам за вечерние бисквиты. Только на это уходил выделяемый родителями фунт в неделю. Объяснение не убедило мать. «У тебя слишком большие потребности, – написала она. – В смысле денег ты настоящее решето».
В этом месяце Черчилль выиграл чемпионат по фехтованию среди частных школ. «Его успех, – отметили в Harrovian, – обусловлен главным образом быстрыми и разительными атаками, которые застигают врасплох его противников». Одновременно он продолжал готовиться к экзамену в военную академию. «Я чертовски много работаю, – рассказывал он матери. – Сегодня без передышки занимался 10 часов кряду». Но все труды оказались напрасны. В июле он провалил вступительный экзамен в Сандхерст. Для поступления в кавалерию требовалось как минимум 6457 баллов; Черчилль набрал 5100. Из 693 кандидатов он оказался на 390‑м месте. Впрочем, результаты были не слишком обескураживающими: по истории Англии он оказался восемнадцатым из более чем четырехсот человек. «Думаю, для первого раза твои баллы и место вполне удовлетворительны», – написал его наставник Луис Мориарти.
Черчилль планировал держать экзамен еще раз. «Если он опять провалится, – написал лорд Рэндольф герцогине Фанни, – буду думать о том, чтобы пристроить его к предпринимательству. Используя связи с Ротшильдом, могу подобрать ему что-нибудь очень неплохое».
Летом 1892 г. правительство консерваторов во главе с лордом Солсбери ушло в отставку. Премьер-министром вновь стал Гладстон. Хотя лорд Рэндольф давно не принимал активного участия в политике, считалось, что в оппозиции он снова будет иметь влияние. «Никто не лелеял этой надежды более страстно, чем я», – вспоминал Черчилль. Но надежда оказалась иллюзией. «Несмотря на то что я тогда мало слышал об этом, – позже писал Черчилль, – любому, выросшему в доме моего отца, было совершенно ясно, что это стало огромной политической катастрофой».
