Уже в торговом зале магазина Рой чувствует, что лекарство начинает работать внутри его тела. Хотя он и знает, что почувствовать это невозможно. Но ему наплевать. Он уже в течение десяти минут не думает о комке, стоящем у него в горле. Да и ковров в магазине нет, так что не о чем беспокоиться. Протертый линолеум. Грязный. Это слегка выводит его из равновесия. Лучше подумать о чем-нибудь другом.

Фрэнки вышагивает вдоль стеллажей, укладывая в тележку все самое худшее из того, что производит индустрия питания. Чипсы. Пончики. Все, что в свое время должно убить его, но, по всей вероятности, не убьет. Для Роя остается загадкой, как Фрэнки умудряется при этом оставаться таким тощим. Особо, впрочем, это его не заботит, так же как и то, что Фрэнки не следит за собой. Фрэнки относится к еде так же, как к деньгам: еда существует для того, чтобы ее есть, так из-за чего волноваться?

Отобрав покупки, они подходят к кассе. Позади прилавка установлена витрина с лотерейными билетами, перечнем игр и номерами билетов, выигравших накануне.

— Дайте мне один билет с пятью цифрами, — говорит Рой. Он протягивает доллар и зачеркивает на билете цифры, выигравшие накануне.

— Я хочу поучаствовать с этим билетом в розыгрыше двадцать первого числа.

— Сэр, — говорит продавец, рассматривая билет, — шансы выигрыша в лотерею по билету с теми же цифрами в том же месяце, тем более с цифрами, которые только что выиграли, ничтожны.

— Вы что, мой финансовый советник?

— Нет, сэр…

— А-а, вы, наверное, моя мама?

— Нет, сэр…

— Нет, сэр, вы не то и не другое. Поэтому берите доллар и дайте мне лотерейный билет, а заодно наведите чистоту в своем киоске, пока я не подал на вас жалобу в службу санитарного контроля.

Рой не может понять, что творится сейчас в сфере обслуживания.

Они снова в машине; едут в прачечную самообслуживания, и Фрэнки заводит прежний разговор.

— Я опять говорил с Саифом, и он по-прежнему настаивает на встрече.

— Кто?

— Саиф, — отвечает Фрэнки. — Саиф — это тот самый парень из порта.

— А он кто, араб?

— Вроде того. А может, он из Турции.

Рой изучает лотерейный билет, мнет его в руке. Соскребает дату, мусолит бумагу в том месте, где пропечатана первая цифра; билет уже выглядит так, как будто участвовал в розыгрыше 20-го, а не 21-го числа. Он кладет его на коврик пола, ставит на него ногу. Пачкает его. Билет принимает нужный, по его мнению, вид.

— И он интересуется…

— Искусством. Подделками. Он хочет кое-что выгрузить.

— И что нам об этом известно? — спрашивает Рой.

— Так давай для начала встретимся с этим парнем.

— Для чего?

— Встретимся и узнаем все подробно, — Фрэнки с хрустом раздирает пакет, выгребает из него полную горсть картофельных чипсов и отправляет в рот. — Господи, Рой, да ты превратился в лежачий камень.

Прачечная самообслуживания на противоположной стороне улицы. Рой выпрямляет спину и разглаживает на груди рубашку. Заталкивает лотерейный билет обратно в карман.

— Ладно, поговорим об этом потом.

— Всегда потом…

— Давай-ка провернем одно дело, — говорит Рой. — Соберись.

— Ты можешь хотя бы пообещать встретиться с ним, но уж наверняка?

Рой понимает, что легче согласиться. Всего одна секунда — и больше никаких разговоров. Так обычно бывает с Фрэнки. И это заставляет Роя проявлять еще большую твердость, но сейчас появилось дело, и его надо провернуть.

— Возможно, так и будет. Высади меня на углу.

Фрэнки припарковывается, и Рой выходит из машины. Он раздумывает, не надеть ли галстук, но решает, что не стоит. Воротник белый, но уже не очень. Тут уж ничего не поделаешь. Фрэнки открывает багажник, и Рой вытаскивает из него узел с одеждой. Все вещи чистые, но им следует быть еще чище. Так или иначе, сегодня стирка.

Солнце садится, и его лучи светят Рою прямо в лицо. А ведь обещали, что эта неделя будет прохладной. Жару Рой не любит. Он не любит потеть. И даже не из-за своего состояния. Может быть, помогла таблетка, но сегодня это чувствуется не так сильно.

В прачечной крылья огромных вентиляторов месят воздух, чуть-чуть охлаждая его и делая присутствие в помещении хотя бы терпимым. Помещение маленькое, в нем всего около двадцати стиральных машин и с десяток громадных сушилок. Но и клиентов, однако, не так много.

Чернокожий мужчина, наверняка холостяк, сидит перед стиральной машиной, читая журнал. Это не то, что нужно Рою.

Смеющаяся парочка; прижались друг к другу лбами и щекочут друг друга носами. Целуются. Нет, это тоже не то, что нужно Рою.

В дальнем конце прохода женщина средних лет сортирует белье: белое в одну кучу, цветное — в другую. В ее руках мелькают мужские сорочки, женские блузки, груда детских рубашек и трусиков. У нее есть дети. На ней минимум ювелирных украшений, но на расстоянии, их разделяющем, кажется, что драгоценностей на ней достаточно. Одежда, приготовленная для стирки, без сомнения с распродаж или со стеллажей уцененных товаров, однако подобрана вдумчиво и со вкусом.

Женщина — крашеная блондинка. Брови остались черными. Пожалуй, это то, что нужно Рою. Итак, она.

Рой медленно, с достоинством, движется по проходу, рассматривая стиральные машины, выбирая самые подходящие. Он тяжело дышит, но напевает при этом что-то веселенькое. Машина, соседняя с той, в которой женщина стирает детские вещи, свободна.

— Здесь занято? — спрашивает Рой.

— Нет, — отвечает женщина.

У нее низкий скрипучий голос. Любит покричать, решает про себя Рой.

— Я хотел спросить, вам эти машины не понадобятся? У вас ведь столько белья.

Она улыбается, и ее лицо сразу молодеет на несколько лет.

— Что вы, разве это много, — говорит она. — Вы бы видели, какая у меня стирка после бейсбольных тренировок.

— У вас дети?

— Трое мальчиков и две девочки.

Видно, что она сама не своя поговорить, а поговорить Рой умеет. Люди в годах любят поговорить.

— В доме, где мы живем, есть прачечная, но она сломана, поэтому я отвезла их в школу и примчалась сюда, чтобы управиться со стиркой до того, когда надо будет забирать их домой.

— Задача не из легких, но дети — это благословение Господне. Я сам из многодетной семьи. Семь братьев и сестер. И до сих пор мы стараемся поддерживать родственные отношения. Куда нас только не забрасывала судьба… подчас мы и не знали, когда удастся снова поесть, но…

— Но у вас была вера, — заканчивает она начатую им фразу.

— Это правда. Сейчас мы снова вместе. Воссоединение семьи, если можно так сказать. Уикенд здесь, уикенд там — для меня нет на свете ближе людей, чем мои братья и сестры. Между нами существуют особые связи, вам-то это понятно.

Женщина улыбается, Рой начинает сортировать белье для стирки, раскладывая по отдельности рубашки, брюки, широкие трусы. Он пока не собирается класть их в машину. Может, ему это и не потребуется. Все в порядке. Она подходит для трюка.

— У вас есть дети? — спрашивает женщина; Рой чувствует, что она уже на крючке.

— Нет, — отвечает он. — Мы… старались, но… мы думали взять из приюта…

Женщина понимающе кивает. Замолкает. Протягивает к нему руку и гладит его по руке. Ей неловко от того, что ее вопрос так опечалил собеседника. Она не собирается углубляться в эту тему. Рой смиренно улыбается и снова начинает возиться с бельем. Когда он нагибается, чтобы взять из кучи сорочку, его правая рука проворно ныряет в карман. Движение молниеносное, едва уловимое. Лотерейный билет, планируя, падает на пол. Женщина ничего не замечает. Пока.

Рой забрасывает белое белье в машину и закрывает крышку. Вот он уже роется в карманах, собирая мелочь. В руке у него несколько двадцатипятицентовых монет, но его пальцы путаются в рубашке, которую он держит в руке; одна из монет падает на пол и, подкатившись к ногам женщины, натыкается на подошву ее сандалии.

— Одна сбежала, — улыбается Рой, женщина тоже улыбается. И наклоняется, чтобы поднять упавший четвертак; у Роя сейчас такой вид, будто билет обронила она. Он думает, что она просто бросила его на пол, где ему самое место.