— Виагра, что ли? — Саша с подозрением понюхал содержимое кубка.

— Намного лучше, — лаконично ответил Амаорон.

Тем временем дракончик пробивал себе в дорогу в жизнь, расширяя проем носом и когтями. Яйцо не выдержало давления и развалилось на две половинки. Новорожденный птенец расправил крылышки и гребень, испустил серебристые газы из-под хвоста и спрыгнул с буханки на стол. Походя, сожрал фазаньи крылышки с ближайшего блюда и, неуклюже ковыляя на кривых лапках, подошел к Саше.

— Что ему надо? — с легким испугом глядя на дракончика, отпрянул тот.

— Это девочка, — надкусывая яблоко, поправил Амаорон. — Она сирота, и раз ты спас ей жизнь, то автоматически стал крестным отцом. Теперь твоя обязанность наречь ее.

— А, может, кто-нибудь другой пойдет в крестные? — Саша совершенно не хотел брать на себя ответственность за новорожденное существо, которое уже сейчас было крупнее взрослого кота.

— Не получится, она уже выбрала тебя сердцем. А драконье сердце крепче камня, горячей огня и сильнее водного потока.

Дракончик ластился, лизал руки и приглушенно мурлыкал. И Саша сдался.

— Блин, у меня, вообще-то, плохо с фантазий. Ну... Назову ее Поппен-Зигель.

Поппен-Зигель согласно фыркнула и плюнула. Серебристое пламя обуглило тушку поросенка и полностью сожгло несколько блюд с фруктами. Сердечко выбралось из кувшина, осмотрело картину разрушений и пьяно икнуло. Тут же появились два гоблина и, недовольно бурча, убрали головешки.

— Эй, малявка, прекращай баловаться, — строго сказал Саша. — Нечего тут пожары устраивать.

Поппен-Зигель покосилась на него, громко зевнула, свернулась калачиком и мгновенно задремала. А сердечко тихонько подкатилось, заползло на ее хвост, перебралось на спину и с удобством устроилось на маленьком гребне.

— Так, ну раз все дети спят, то пора и пожрать, — Саша стремительно обглодал фазанью ножку и закусил грушей.

Желтоватый сок потек по подбородку.

— Ой, ну весь в Митрича. Такой же неряха, — проворкал Амаорон и хватил его за член.

— Ты охуел, извращенец?! — Саша подавился, закашлялся, схватил кубок с амброзией и выпил залпом.

— Да-да-да, гневайся, мой драгоценный, — страстно, с придыханием прошептал тот и придвинул к нему поднос с поросенком.

Решив не обращать на него внимания, Саша схватил нож, отрезал приличный кусок с бока и набил рот нежным мясом. Черт с ним, пусть пока лапает. Надо как следует поесть, а потом можно и сопротивляться, и по шее настучать.

Амаорон ловко расстегнул джинсы, прохладные пальцы ласково погладили живот и скользнули в трусы. И Саша снова не выдержал: пихнул его локтем и потянулся за новой порцией.

— Кушай, Сашка Солдатов. Я просто подержусь за твое орудие любви.

Ладонь обернула напряженный член в шелковистый кокон и замерла.

— А без этого никак?

— Никак, я слишком истосковался, — ответил Амаорон и по-хозяйски закинул руку на его плечо.

Как же трудно питаться в экстремальных условиях. Саша вздохнул и принялся за рябчиков.

В самый разгар пиршества в очередной раз появились гоблины и с некоторым усилием втолкнули пузатую ванну. Она семенила на изогнутых ножках, обутых в сандалии с крылышками, возмущенно скрежетала и яростно сопротивлялась. Вода с лепестками роз обильно проливалась на ковер.

— Что это за безобразие? — изумился Амаорон.

Ванна встала в обиженную позу и громко забулькала что-то нецензурное. Крошечные феи в прозрачных сиреневых туниках, сидевшие на ее краях, покраснели и заткнули остроконечные ушки.

— Это бунт, что ли? — высокомерно поинтересовался Амаорон. — Ты отказываешься мне служить?

Ванна забурлила, исторгла из себя ворох мокрых бутонов и боднула ближайшего гоблина. Тот взвыл и шлепнул ее по гладкой стенке. Феи заплакали. Уродцы в клетках начали бесноваться и биться о прутья. В общем, поднялся просто небывалый шум, и Саша подумал, что происходящее сильно напоминает студенческую попойку после сдачи сессии.

— Всем молчать, — негромко сказал Амаорон и обвел крикунов грозным взором.

В наступившей тишине лишь ванна упорно продолжала раскачиваться из стороны в сторону. На пострадавшей стенке темнел отпечаток гоблинской лапы.

— Что ты о себе возомнила, ничтожная посудина? Значит, не желаешь обслуживать человека? Даже если это мой дорогой гость и будущий наложник? А как насчет того, чтобы поработать войсковой лоханью? Я быстро устрою тебе понижение в должности. Там тебя так отымеют, так замылят, что ты больше никуда не сгодишься и закончишь свои дни в хижине какого-нибудь дровосека.

Ножки у ванны подломились, и она понуро улеглась на ковер.

— То-то же. Слушай, повинуйся и не смей возникать. Значит, отрегулируй воду до приятной теплоты и не вздумай обжечь моего наложника, — удовлетворенно сказал Амаорон. — И добавьте еще цветов.

Гоблины развязали небольшой шелковый мешок и вытряхнули гору лепестков в воду. Ванна громко чихнула, подняв небольшое цветочное облачко. Высокий медный светильник промаршировал мимо стола и застыл в ее изголовье.

— Сашка Солдатов, не желаешь освежиться с дороги? — придвинувшись очень близко, ласково спросил Амаорон.

— Не желаю, — вгрызаясь в очередную фазанью ножку, помотал головой тот.

— Омыть усталые члены душистой водой, — продолжал уговаривать Амаорон.

— Я же сказал, что не желаю, — рявкнул Саша.

— Может, позвать девочек?

— Ладно, ладно, желаю, — мгновенно сдался Саша и демонстративно вытер жирные пальцы о скатерть.

Ну что за жизнь? Дома нет никакого покою: сплошные родительские нотации и дедушкино ворчание. А здесь еще хуже. Невозможно нормально поесть из-за приставаний и угроз всяких сексуальных маньяков эльфийского происхождения.

Саша выбрался из-за стола, стянул джинсы, стыдливо прикрыл возбужденный член рукой и полез в ванну.

— Э, нет, — остановил его Амаорон. — Тряпочку тоже снимай. Врата и орудие любви надо будет омыть особо.

— Чего? — Саша залел.

— А еще умастить душистыми благовониями, так что никаких тряпочек.

— Я не могу.

— Почему?

— Я стесняюсь! — Саше хотелось провалиться сквозь землю. Причем в самом натуральном смысле.

— Тебе совершенно нечего смущаться, — с апломбом произнес Амаорон. — Наоборот, тебе надо гордиться и благодарить Митрича. Для человека ты оснащен просто отлично.