Бессмертные явились толпой, но встали в стороне, ожидая, пока Лоой поговорит со всеми остальными. Капитан обнял и расцеловал каждого, с кем пережил столько приключений и опасностей. Особенно тепло он простился с Номмо и Куланном.

– Мне отчего‑то страшно, – сказал альв, когда Лоой уже не мог его слышать. – Словно он перед смертью прощается.

– Мне тоже так показалось, – согласился князь Алглоранн.

А капитан подошел к Каэтане и бессмертным, которые вдруг все вместе решили проводить его.

– Что вы думаете по этому поводу? – поинтересовался Нингишзида, обращаясь к татхагатхе. – Я никогда не замечал, чтобы Солнцеликий Кэбоалан, или, скажем, Курдалагон, или Тиермес испытывали дружескую привязанность к нашему доброму Лоою. Конечно, он человек достойный и всеми нами любимый, но как‑то непонятно все сложилось. И Аннораттха стоит среди них как равный, – что это за птица, до сих пор ума не приложу?

Тхагаледжа о многом догадывался, многое поведала ему и сама Богиня Истины накануне вечером. Отчего‑то Каэ торопилась избавиться от всех секретов и была откровенна с правителем Сонандана как никогда. Потому он почти наверняка знал, что капитан Лоой умер еще тогда, во время столкновения с отрядом тагар, а его место занимает кто‑то другой, не имеющий иного пристанища в этом мире, что полное преображение еще не свершилось и тот, кто занял место капитана, не захотел огорчать его друзей и до последнего играл его роль. Но в миг расставания явились к нему и другие, и он не мог пренебречь ими. Татхагатха смотрел с печалью, как прощаются с Лооем Траэтаона и Тиермес, Курдалагон и Астерион, Кэбоалан и Новые боги. И вот только Каэ осталась стоять на берегу, не обращая внимания на то, что волны лижут ее ноги.

– Что бы ни было, – говорит капитан, волнуясь, – как бы ни сложилось... Я очень хотел вернуться сюда, правда. Я не забыл об Арнемвенде. Обещай рассказать им, что не по своей воле я так долго отсутствовал.

– Расскажу, обещаю. И еще, спасибо за подарок, без него я бы не вернулась с Шеолы, – отвечает Каэ.

– Все равно не понимаю, как это тебе удалось. Ну что, останусь жив – расскажешь.

Он наклоняется и крепко целует ее в обе щеки, целует как равный, как брат. И это немало удивляет ее подданных. А капитан взбегает вверх по трапу, затем трап поднимают, и корабль медленно отходит от пристани.

– До свидания, – шепчет Каэ. – Возвращайся с победой.

Она поворачивается и уходит прочь, потому и не видит, как капитан Лоой, стоя на носу корабля, нетерпеливо разворачивает переданный Аннораттхой сверток. Что‑то вспыхивает на солнце.

– Вы видели, вы видели, что там? – взволнованно спрашивает Нингишзида, становясь на цыпочки, чтобы разглядеть.

– По‑моему, какое‑то оружие, – отвечает Тхагаледжа. – Вроде меча на длинном древке, если я не ошибаюсь.

– Нет, не ошибаетесь, – говорит Аннораттха, почему‑то оказавшийся рядом с ними. – Единственный в своем роде предмет – знаменитый меч Йабарданая.

И уходит вслед за Каэтаной прежде, чем его собеседники успевают спросить, а откуда это, собственно, у простого паломника обнаружилась такая вещь?

* * *

Несмотря на отчаянное и героическое сопротивление саракоев, Самаэль захватил Урукур в считанные дни. Одновременно с ним и в том же направлении, только восточнее, двигалась армия под командованием Эр‑Соготоха – великого полководца древности. В ее состав входили лурды – тот самый отряд, который уничтожил войска унгараттов под Маягуаной. Теперь хранители талисмана распределились таким образом: Декла, Элоах, морлок и Шуллат находились при Молчаливом неотлучно. Аджа Экапад служил кем‑то вроде почтового голубя для двух полководцев, и это положение его возмущало. Однако он уже опасался высказывать свои мысли вслух. Сперва он пытался противостоять железной воле Эр‑Соготоха, но был с позором побежден как в рукопашной схватке, так и в поединке с применением магии. Единственное, что Экапад вынес полезного из этого столкновения, – это то, что легендам следует верить. Если они говорят, что кто‑то был непобедимым и непревзойденным, значит, так оно и было. Разъяренный и униженный, он бросился в ставку Самаэля, чтобы попытаться подчинить себе этого безмозглого, как он полагал, великана и уже с его помощью добиться повиновения от Эр‑Соготоха. Каков же был ужас мага Мерроэ, когда оказалось, что использовать против Самаэля магию не только невозможно, но и смертельно опасно. Такую мощь и такую угрозу Аджа Экапад ощущал до сих пор лишь при общении с повелителем Мелькартом. Молчаливый, не носивший талисмана, не представлялся ему грозным противником, пока он не решил сразиться с ним. Клубящаяся бездна мрака распахнулась перед Экападом, и он чуть было не сгинул в ней. К его немалому ужасу, оказалось, что он не величайший в мире, как наивно полагал до недавнего времени, и даже не второй, как считал до сей минуты. Одно только утешение было теперь у Аджи Экапада – Эр‑Соготох тоже не первый и не второй. И отныне маг точно знал, кто будет грядущим властелином этого мира.

Встреча Самаэля и Эр‑Соготоха вышла немного странной. Они только коротко взглянули друг на друга и тут же удалились подальше от посторонних взглядов, в алый шатер Молчаливого, охраняемый его верными и неподкупными багара. Даже прекрасная Жемина не была допущена на их совет, что вызвало ее гнев и досаду. Полководцы договорились в считанные минуты: при помощи талисманов Эр‑Соготох пожелал восстановить свое некогда неодолимое войско, а урмай‑гохон к тому же отдал в его распоряжение тысячный отряд лурдов. В ставке Эр‑Соготоха должны были постоянно находиться Баяндай, Мадурай, а также дочь полководца. Правда, принцесса предлагала и другой вариант, но Самаэль окинул ее единственным долгим взглядом и сказал:

– Ты мне не нравишься, ты бесполезная и глупая, как золото.

После чего подобных разговоров у них больше не возникало. Странно, что мстительная и жестокая Жемина не возненавидела Молчаливого и не стремилась ему отомстить: очевидно, почувствовала такую силу, которую невозможно одолеть, и отступилась.

Согласно плану полководцев, обе армии одновременно должны были наступать с севера на юг. На юге их поддержат хаанухи, вторгшиеся в Фарру, в горах Онодонги – воинство, вызванное в этот мир повелителем Мелькартом. Зу‑Л‑Карнайн будет зажат в страшные клещи и не сможет прийти на помощь свое обожаемой Кахатанне.

Любой ценой двенадцать хранителей должны попасть на Шангайскую равнину. Эльваган и хранитель Дагмар присоединятся в последний момент.

Мелькарт не был великим стратегом, но великие стратеги служили ему, и возможностей у него было гораздо больше, чем у любого божества Арнемвенда, ибо чем больше горя и боли, смертей и трагедий случалось в мире, тем больше росла его сила; все было ему на руку – страдания, гнев, ненависть, тоска, сомнения, страх...

Передовые части тхаухудов приняли на себя удар огромного войска танну‑ула на берегу Даргина, на просторах Джералана, где степь порой кажется небом, а небо – степью, по которой ветер гонит стада белых пушистых облаков. Командовал тхаухудами князь Дзайсан Толгой – весельчак, силач и один из самых близких друзей императора Зу‑Л‑Карнайна. Правда, вначале аита сам хотел вести войска в это сражение, но воспротивились все – начиная с Агатияра и заканчивая самим Дзайсан Толгоем.

– Ты знаешь, кто идет на нас? – спросил князь своего императора, когда они остались наедине. – Дело не в том, кто из нас лучший воин и более талантливый полководец. Спроси меня, и я без колебаний назову лучшим тебя. Но ты подумай о том, что случится со всей империей, с Вардом, с Сонанданом, наконец! Ни для кого не секрет, что ты понадобишься в решающем сражении. А здесь, когда нас станут давить числом, когда на стороне Самаэля идет такая нечисть, что мороз по коже, – чем поможет нам еще один, пусть и прекрасный, воин? Нет уж, Зу, предоставь своим солдатам держать оборону, а сам отправляйся‑ка к сангасоям. Думаю, Самаэль очень скоро попадет туда.