Маги перебирала в уме имена самых знаменитых фотографов и поняла, что ей придется обратиться к Фальку, одному из трех великих мастеров камеры. Он был сейчас более или менее свободен.

«Это все равно, что отправиться на гильотину, — думала Тедди, — или готовиться с вышки прыгнуть в кольцо пламени над водой бассейна». Она стояла перед входом в переделанную из каретного сарая студию Фалька между Легсингтон-авеню и Третьей авеню. Была пятница, пять часов, по улицам торопливо шли люди, спеша домой в предвкушении уик-энда.

Отличная погода для футбольного матча, сказала себе Тедди, дрожа на холодном ветру. Ей следовало бы находиться за сотни миль отсюда и готовиться к предстоящему свиданию. Она перебирала в памяти имена знакомых студентов из Гарварда. Как ей хотелось оказаться сейчас рядом с ними! А вместо этого ее причесали, накрасили, одели в новый наряд и отправили сюда. Тедди понимала, что выглядит великолепно, но от этого почему-то не становилось легче.

Фальк согласился сделать фотопробы для новой девушки из агентства «Люнель» при условии, что она придет в пятницу. Если бы Дора Мэзлин, главный букер Маги, не упросила секретаршу Фалька сделать ей личное одолжение, Фальк вообще не стал бы этим заниматься. Но секретарша была обязана Доре. Та не раз выручала ее в сложных ситуациях. Каждому фотографу иногда требуется топ-модель в последнюю минуту, и именно Дора могла ее прислать.

На звонок Тедди дверь открыла жизнерадостная молодая женщина маленького роста.

— Это вы новая девушка из агентства «Люнель»? Заходите.

Тедди вошла в приемную и огляделась. Комната выглядела достаточно уютно, но обычно, если не считать развешанных по стенам фотографий.

— Можно мне посмотреть? — обратилась она к секретарше, потому что нервничала и никак не могла усидеть на месте.

— Конечно, пожалуйста.

Тедди медленно переходила от одного фотопортрета к другому, а внутреннее напряжение росло с каждой секундой. Она никогда не обращала на подобные снимки особого внимания, но эти казались отражением сна, представляя мир, в чем-то похожий на мир реальный, но чудесным образом возвышенный, более значимый, наполненный магической силой. Маги узнавала лица девушек из агентства «Люнель». Ни одна из них не выглядела в жизни настолько интересной. Камере удалось каким-то образом обнажить их личность. За красивыми чертами проступало нечто таившееся в душе каждой модели. Это были не просто фотографии моделей, а фотопортреты женщин, и автору словно удалось подслушать их самые сокровенные мысли.

— Послушайте, — неожиданно обратилась к Тедди секретарша, — если я пробуду здесь подольше, то точно опоздаю на свидание. Звонить сегодня больше никто не должен, так что я ухожу. Вы не могли бы сказать боссу, что мы увидимся с ним в понедельник утром?

Девушка схватила пальто и сумочку и выскочила за дверь, махнув Тедди рукой на прощание.

Тедди присела на край кресла в пустой приемной. За следующие томительные двадцать минут не произошло ровным счетом ничего. В бывшем каретном сарае царила особая тишина, которая устанавливается в офисах только в конце пятницы, когда вся работа на неделю закончена. Неужели ей неправильно назначили время? Неужели она осталась здесь одна? Тедди не находила себе места.

Наконец она не выдержала, поднялась с кресла и, медленно переступая одеревеневшими ногами, вошла в студию и остановилась у самого порога. Она попыталась стянуть с рук плотно прилегающие перчатки, но те словно приклеились к пальцам. Сесть было негде, яркий свет ламп заливал все пространство. Тедди почувствовала, что обливается потом.

— Есть здесь кто-нибудь? — отважилась еле слышно крикнуть Тедди. Ответа не последовало. Неожиданно дверь темной комнаты распахнулась, в студию вошел мужчина с листком бумаги в руке и мельком взглянул на Тедди.

— Я сейчас вами займусь, — пробормотал он, потом вдруг уставился на нее во все глаза.

— Рыжик?

Тедди вздрогнула, прищурилась.

— Рыжик!

Выражение лица Тедди изменилось, предвещая бурю. Прикрывая глаза ладонью, она уверенно шагнула навстречу фотографу.

— Только один человек называл меня Рыжиком, и именно этот сукин сын несколько раз сводил меня в кино, научил целоваться по-французски, а затем бросил без всяких объяснений.

— Рыжик, я могу объяснить…

— Вот как? — Тедди, позабыв о страхе и волнении, схватила мужчину за рубашку. — Я выплакала из-за тебя все глаза, мерзавец! Я не находила себе места, считала себя уродиной, говорила матери, что мы с тобой поссорились, а твоей кузине сказала, что ты распустил руки… Так почему ты мне ни разу не позвонил, Мелвин Алленберг?

— Неужели ты и в самом деле думала обо мне? — спросил он.

— Негодяй, теперь тебе интересно узнать, насколько плохо я себя чувствовала. Ну ты и дрянь! Кстати, что ты делаешь здесь?

— Работаю.

— Понятно. Значит, тебе все-таки удалось умаслить знаменитого мастера, втереться к нему в доверие и устроиться на работу. Черная овца в белоснежном стаде Алленбергов… Держу пари, что твоя мать до сих пор этим расстроена.

— Она привыкла.

— А где Фальк? Я жду уже полчаса, — тоном королевы объявила Тедди.

— Фальк — это я.

— Бред!

— А ты видела здесь кого-нибудь еще?

— Докажи, что Фальк — это ты.

Мелвин Алленберг рассмеялся:

— Рыжик, ты ничуть не изменилась.

Тедди все так же крепко держала его за рубашку. Она даже пыталась трясти своего бывшего приятеля, но он стоял непоколебимо, как скала. Коренастый как медведь, Мелвин заливался веселым смехом, наблюдая за ее усилиями, рассердив Тедди настолько, что у нее из глаз брызнули слезы.

— Идем наверх… Я живу на втором этаже. Я представлю тебе все доказательства.

Он повернулся, вырвавшись из ее рук, и вышел в приемную. Тедди последовала за ним, начиная верить его словам. В движениях Мелвина сквозила уверенность хозяина, а поднявшись за ним по лестнице и войдя в просторное помещение, занимавшее весь второй этаж бывшего каретного сарая, она мгновенно поняла, что он у себя дома. Комната подходила Мелвину Алленбергу. Здесь было тепло, царил беспорядок, отовсюду на нее смотрели фотографии красивых женщин. Письменный стол скрывали наваленные грудой журналы. Низкие диваны и несколько кресел были обиты мягкой темно-зеленой кожей.

— Выпьешь? — спросил Мелвин, направляясь к подносу с бутылками и стаканами, стоящему на старом матросском сундучке.

— Шотландское виски со льдом, но этим тебе не удастся меня подкупить, Мелвин Алленберг.

— Мелвин Фальк Алленберг.

Тедди промолчала и нахмурилась, чтобы дать ему понять, что все еще недовольна им. Мелвин налил им выпить, уселся в кресло, оперся локтями о колени и положил подбородок на руку. Некоторое время он спокойно наблюдал за Тедди.

— Сними шляпку, — наконец велел Мелвин.

— Что? — изумилась она.

— Сними шляпку… Мне не нравится вуалетка, потому что я не вижу твоих глаз.

— Я еще не знаю, стоит ли мне вообще здесь оставаться, — ответила Тедди, сопровождая свои слова ледяной, как она надеялась, улыбкой. К ней вернулась бравада, приобретенная за те три года, что она купалась во внимании мужчин. — Я даже не уверена, что позволю тебе сделать мои пробные снимки. Все зависит от того, почему ты перестал мне звонить. Меня совершенно не волнует тот факт, что ты стал богатым и знаменитым, как и обещал.

— Я говорил, что мы оба будем богатыми и знаменитыми.

— Ты помнишь об этом? Спустя пять лет?

— Я помню все. Когда мы встретились, ты как раз вступала в фазу разрушения. Хотя мне едва исполнилось девятнадцать, я видел ее приближение, неизбежное как восход солнца, и я не хотел оказаться твоей первой жертвой. Поэтому я сбежал, прежде чем все эти безумные поцелуи у твоей парадной двери не свели меня с ума окончательно. — Помолчав немного, он добавил: — Незачем и говорить, что я ошибался. Было уже слишком поздно для спасения.

— Гм-м… — Тедди приходилось слышать подобные заявления в различных вариациях и раньше, но в словах Мелвина ее покорили безграничное терпение и смирение, куда более убедительные, чем любые страстные излияния. Она сняла шляпку. Мелвин все рассматривал ее, пока она проводила пальцами по волосам, разрушая прическу, позволяя электрическому свету заиграть на ее рыжих кудрях.