© Марина Алиева, 2015

© Марина Владимировна Алиева, дизайн обложки, 2015

© Марина Владимировна Алиева, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Женщина рожала очень тяжело. Она уже не металась по постели, как час назад, когда усилились схватки, а только глухо рычала, зажав зубами, скрученное жгутом полотенце. Голова её, со спутанными, взмокшими волосами, вдавилась затылком в подушку. Шея словно удлинилась, выгнулась дугой – вся красная, со вздутыми, напряженными мышцами. И только пальцы по-прежнему скребли по простыне с монотонностью, говорившей о том, что боль совершенно измотала женщину.

Над постелью озабоченно склонилась суровая повитуха. С недовольным бормотанием она без конца ощупывала живот роженицы, отрываясь на то, чтобы бросить пару слов своей помощнице, да в очередной раз развести в стороны сведенные болью колени рожающей женщины.

– Неправильно идёт, – ворчала повитуха. – Плохо… Но ты терпи. Даст Бог, пересилишь… Колени-то не своди! Задохнётся дитё-то!

– Я не хочу его! – глухо застонала женщина, роняя кляп на подушку. – Не надо… Нельзя, м-мм… Его отец… Ни за что!

Она сгребла рукой простынь, и на сжатых в кулак пальцах, кровавой искрой полыхнул драгоценный рубин в перстне, который роженица так и не пожелала снять. Тут же, словно привлеченная этим сверканием, от стены в глубине алькова отделилась женская фигура. Кутаясь в меха, она почти упала перед постелью, обхватила обеими руками дрожащий в судороге кулак рожающей и страстно зашептала:

– Кто же отец, ваше величество? Может, ему следует сообщить?

– Не-е-ет!!! – почти завизжала роженица и снова забилась по постели. – Не хочу, не хочу!!!…

Повитуха сердито глянула на женщину в мехах, но не прогнала. А та, словно уловив одобрение в глазах повитухи, ещё сильнее навалилась на постель, приближая губы к уху рожающей.

– Кто же отец, ваше величество?

Внезапно всё стихло. Голова роженицы повернулась к спрашивающей, в глазах её появилось осмысленное выражение.

– Кто отец? – настойчиво, но ласково спросила женщина в мехах.

– А ты кто? – тихо и покорно, как не говорила даже на исповеди, спросила её роженица.

– Я ваш друг, королева.

Женщина на постели коротко всхлипнула.

– Я не хочу этого ребёнка.

– И не надо, – осторожно, словно боялась что-то спугнуть, прошептала женщина в мехах. – Мы отдадим его отцу… Кто он?

Целое мгновение роженица смотрела куда-то вглубь себя, потом вдруг застонала, выгнулась дугой и резко опала, уронив подбородок на грудь.

– Эй, эй! – всполошилась повитуха. – Нельзя, нельзя, ваше величество! Сознание не теряйте!

Она кинулась к изголовью кровати, и принялась хлестать роженицу по щекам, почти крича:

– Давай, давай, очухивайся!

Женщина в мехах испуганно отскочила от кровати и снова погрузилась в тень.

– Я не могу больше – прохрипела роженица, с трудом разлепливая почерневшие веки, и в сотый раз повторила: – Я не хочу его…

Повитуха нахмурилась.

– Ежели дитё помрет в вашей утробе, вам тоже не жить, ваше величество.

В глазах роженицы мелькнул испуг.

Повитуха кивнула помощнице, и та подстелила на кровать бурый кожаный фартук.

– Уж, как Бог даст, – пробормотала повитуха, – а родить вам надо.

Она обошла вокруг постели, взобралась коленями на её изножье, почти рывком раздернула ноги роженицы и, нахмурившись, бросила в темноту алькова:

– Скоро уже…

Потом велела помощнице:

– Вставь ей кляп – скоро начнётся, а дитё ножками идёт… Орать будет… Да факел поднеси.

И, почти через мгновение, хлопнув по оголённому бедру роженицы, прикрикнула:

– Тужьтесь, ваше величество, тужьтесь! Авось выдюжите!

Подскочила помощница с факелом, и в его пляшущем свете, засверкали жадным любопытством глаза женщины, кутающейся в меха.

Не отрываясь, она следила за происходящим, словно ожидая чего-то большего от того, что должно было произойти. И, когда в руках повитухи появилось блестящее от слизи и крови тельце ребёнка, вся подалась вперёд.

– Кто там? Говори!

– Девочка, – буркнула повитуха.

Женщина в мехах тут же бросилась к маленькой двери на черную лестницу.

– Погоди ты! – остановила её повитуха. – Может не живая…

И завозилась с ребёнком.

К роженице, потерявшей сознание, подошла только помощница. Но, не решаясь делать что-либо без приказа, лишь обтерла её лицо выпавшим изо рта полотенцем.

Через несколько секунд в комнате раздался слабый детский писк.

– Живая, – сообщила повитуха.

Женщина в мехах тут же исчезла за дверью.

Ближе к утру, когда все следы ночных родов были убраны, и королева заснула, так и не пожелав взглянуть на ребёнка, к повитухе, хмуро смотревшей сквозь бойницу на серый рассвет, подошла фрейлина, час назад спешно разбуженная женщиной в мехах.

– Это деньги, – сказала она, протягивая увесистый кошель. – И помните – одно лишнее слово погубит всю вашу семью.

Повитуха взвесила кошель в руке, перекинула его помощнице и кивнула.

– Недобрая нынче зима, – сказала она со вздохом, – Земля вся голая… В дороге, да по морозу – боюсь дитё на самом деле не выживет.

Фрейлина пожала плечами, давая понять, что эти заботы их уже не касаются и повела глазами на дверь.

Повитуха степенно подняла с полу свой узел. Перекрестилась. Потом указала фрейлине на кровать, за опущенным пологом которой спала королева:

– Жар у неё утром случится. Тайные роды всегда нехорошие. Ей бы лекаря какого…

– Ступайте, ступайте, – замахала руками фрейлина. – На все воля Божья. А вам бы сейчас лучше быть подальше. Да поскорее…

Она почти вытолкала повитуху с помощницей через потайную дверь, потом проверила запоры на той двери, что вела в соседние покои и подошла к бойнице.

Снега, действительно, не было. И в предрассветной январской серости легко растворилась повозка, увозившая новорожденную девочку. Девочку без имени, про которую утром фрейлина должна сказать её матери-королеве – «умерла»… Грех, конечно. Но она возьмёт его на душу и скажет…

Если только про девочку вообще кто-то спросит.

А в это время, в жарко натопленной и наглухо зашнурованной повозке, не старый ещё мужчина, в полосатом, желто-оранжевом камзоле и лиловом плаще, озабоченно всматривался в крошечное личико новорожденной, едва видимое среди простыней и меховых накидок.

– Девочка, – прошептал он удовлетворённо. – Воистину, Провидение на нашей стороне.

И, взглянув на бледную женщину в простом холщевом платье, сидевшую напротив, усмехнулся.

– Неплохо, если бы эти роды ещё и мать на тот свет унесли, да?

Женщина тускло улыбнулась.

– Что-то не так, мадам? – спросил мужчина, не слишком сурово, но угроза в его голосе все же прозвучала. – Вас не устраивает ваша роль? Что-то смущает? Если так, лучше скажите теперь, чтобы мадам Иоланда успела найти кого-то ещё.

Женщина испуганно замотала головой.

– Нет, нет, что вы! Я выращу этого ребёнка! Я слишком многим обязана герцогине… Но.., – она беспомощно развела руками. – Мадам де Монфор сказала, что роды были тяжёлыми, девочка родилась неправильно, очень слабенькая… Что, если она не проживет и года?

– На всё воля Божья, – философски заметил мужчина. – Её как следует обмыли и осмотрели, кормилица уже дожидается, что ещё нужно? Не каждому, родившемуся нормально, так везёт. И, ничего, выживают… Должна выжить и она, – добавил он с нажимом на слово «должна». И, помолчав, снова спросил: – Других причин для вашего угнетённого состояния нет?

Женщина отрицательно качнула головой. Немного подумав, она потянулась к девочке и взяла её на руки. Ребёнок завозился в ворохе покрывал.