"А почему нет? — в голосе Совести слышался упрек. — Почему ты считаешь, что извиняться — это бесполезное сотрясание воздуха?"

— Плюс трата времени даром. Какие‑нибудь еще светлые мысли?

"Это была основная…"

— Ты серьезно считаешь, что прокатит? Какие‑то глупые извинения?

"Да, — уверенно произнесла Совесть, — Думаю, прокатит".

Рич посомневался, но других вариантов не было. Так что с грехом пополам планы дальнейшие определили. Теперь он вспомнил, что намеревался разобраться с некоторыми безответственными лицами, по роковой ошибке облеченными властью в родном городке…

Разбитый грузовичок, гордо именовавшийся в документах автомобилем быстрого реагирования, натужно кряхтел по дороге, собирая разболтанными колесами все выбоины и ямы. У Тима каждый раз челюсть прыгала, как йо — йо, но поддерживать её руками он не смел, потому что тогда пришлось бы отпустить края сиденья, а ремней безопасности в грузовичке не имелось. В конце концов, у него появилось ощущение, что зубы рассыплются сразу после остановки таратайки. Это, да и еще незабываемый запах, породивший мысль, что закрепленные за автопарком участка умельцы по небрежности или шутки ради завели выхлопную трубу в салон, создавало внутри непередаваемую атмосферу уюта и праздника. И напоминало о том, что муниципальная собственность — единственная в своем роде, абсолютно уникальная. От воровства застрахована на все сто процентов. Разве что самоубийца какой позарится.

Кроме того, Тиму пришлось нацепить форму. Жарко в ней, как в печке, но поскольку именно такую в участке закупили — извольте носить, сотруднички. Другой не будет, пока эта до дыр не сотрется. И совершенно не факт, что в следующий раз выберут что‑нибудь лучше. Знакомства, чтоб им, связи…

Тима запихнули в машину вместе с парочкой других рядовых, предупредив напоследок:

— Наши уже там. Работают в поте лица. Будете на подхвате, а то людей как всегда не хватает. Дело архиважное.

Когда парень поинтересовался, куда они едут, ответом ему стала захлопнутая со всего маху дверца машины. Окошечки в салоне были до того маленькими, а стекла — грязными, что возможности самостоятельно выяснить этот вопрос у Тима не было. Впрочем, вариантов было немного — либо к нотариусу домой, либо в его контору. На этом он и успокоился. Переживать о том, на что он в данный момент никак не в силах повлиять, было не в его характере. Сначала надо встретиться с проблемой лицом к лицу, а там… действовать по обстоятельствам.

Случалось довольно часто, что рядовых направляли на первичный осмотр места преступления и не только — служащие в участке были и оперативниками и следователями и иногда криминалистами в одном лице. Поэтому на вопрос "Чем ты там занимаешься?", Тим обычно затруднялся дать краткий и правдивый ответ, начинал что‑то говорить, путался, повторялся, обрывал сам себя и емко резюмировал: "Всем".

Тут была, разумеется, своя предыстория, и насколько принятые давным — давно решения справедливы и приемлемы, оценивать приходилось потомкам. Еще лет пятьдесят назад муниципальные власти резонно постановили, что раз городок у них маленький — всего десять тысяч живых и не только, полный штат служащих одного — единственного участка держать слишком накладно, а улицы патрулировать, да кражи дамских сумочек расследовать смогут и прыщавые студенты, которых с той поры и привлекали по мере сил к служению родине. Кроме них, в участок шли работать находившиеся в бедственном положении, потому как платили там копейки, а работы и ответственности было сверх всякой меры.

В связи с этим преступников, по большей части, находили и наказывали те, кому это надо — и без привлечения сил участка, что негласно властями поощрялось. Либо пострадавшие граждане обращались в частные конторы, коих развелось как тараканов, потому что многие люди, знавшие сыскное дело, на муниципальную службу идти не желали.

Уровень преступности, как, собственно, и уровень раскрываемости преступлений в городке был чрезвычайно низок. Во — первых, пострадавшие, как уже было отмечено, предпочитали разбираться с обидчиками сами, путем проведения разъяснительной беседы на тему "Что такое хорошо и что такое плохо". Хотя, безусловно, находились и такие, кто мог тихонько прикопать виноватых под деревцем в лесу. Во — вторых, потому что даже те немногие преступления, что оставались на долю муниципальных трудяг, требовали правильного подхода к их раскрытию. Знаний требовали и опыта, которыми практически никто в участке похвастаться не мог.

"Нехитрое это дело — найти виноватых. Белых и пушистых не бывает, каждый в чем‑нибудь да провинился, — рассуждали чиновники, — и даже если в участке ошиблись и не того посадили или казнили, что ж, в любом случае, безвинной овечкой обвиняемый вряд ли был… Вот законы придумывать, да жизнь общественную планировать в перерывах между чаепитиями — это да, это настоящее дело, а улики искать и свидетелей допрашивать любой дурак сумеет. И еще время останется шашлыки пожарить. Из обвиняемых".

Таким образом, все были довольны. Власти — что уровень преступности низок. Народ — тем, что со стороны участка их практически никто не контролирует.

Так или иначе, правы чиновники были или нет, но всех пришедших на работу в участок заставляли не только улицы патрулировать, но и одновременно пару — тройку смежных профессий осваивать, чтобы в будущем иметь возможность подключать их к расследованиям. Опять же из соображений банальной экономии. Специалистам с надлежащим образованием и опытом платить надо много, они свой труд ценят. Остались энтузиасты своего дела — всего парочка; или такие, как сержант Клаус, которым чувство власти, даруемое удостоверением, и сомнительный статус кружили голову; или такие, как Тим — неопытные и молодые. Но у последних желание трудиться на благо города быстро иссякало, и они пачками увольнялись. На их место приходили новые, и так до бесконечности. Тим в этом плане поразил всех, просидев в участке аж два года, хотя обычно больше месяца никто не выдерживал.

Казалось бы, при таком раскладе городок должна была захлестнуть волна анархии и беззакония. Однако ж, умные и дальновидные чиновники придумали выход. Тогда же, пятьдесят лет назад. Зыбкое равновесие на улицах сохранялось за счет того, что наказание за доказанное убийство или причинение вреда здоровью было одно — смертная казнь. Кроме того, каждый городок в империи, даже такой захолустный, как этот, находились под наблюдением колдунов империи, которые примерно раз в год наезжали в гости. После подобных визитов вежливости даже добропорядочные граждане еще долго боялись выходить из домов не только по ночам, но и днем, и вздрагивали от любого громкого звука. Ну, и вдобавок патрульные несли — ни шатко ни валко — свою службу.

Машина в который раз остановилась, и рядовой Брайт по инерции качнулся вперед.

— На выход! Приехали! — заорал водитель и выпрыгнул из салона. Шваркнул дверью так, что замок не успел сработать, и она отскочила обратно.

Тим вдохнул, собираясь с духом, и вылез на свежий воздух. И удивился.

Он‑то ожидал, что его привезут к нотариальной конторе или к дому Третьякова и заставят с лупой в руках ползать по полу в поисках улик три часа кряду, а потом еще и на потолок загонят с той же целью. Однако ошибся.

Они остановились у небольшого домика в так называемом "тихом центре". Здесь практически отсутствовало автомобильное движение, а люди жили в маленьких, но жутко дорогих домишках, с виду больше напоминавших деревенские хибарки.

Тим недоуменно нахмурился — а как же дело нотариуса? Получается, что приоритетное не оно? Или этот дом тоже принадлежит Третьякову? Но даже если так, убили‑то его не здесь…

Тим огляделся в поисках того, кто сможет разъяснить ситуацию, но никого подходящего поблизости не увидел. Зеваки, да снующие туда — сюда с жутко занятым видом полицейские. Неожиданно его пихнул в спину тот же водитель и скомандовал: