Спрей подействовал быстро- она открыла глаза и застонала.
-Терпи коза, а то мамой станешь, - сказал Бонда, - уже не так все страшно, это кетамин. Чего у тебя с ногой, гарна дывчына?
- Пшел нахуй, москаль, - прошептала она и заплакала.
-О, как ожидаемо-то, - засмеялся Бонда, - а ничего, что так-то я тебе, дуре, только что жизнь спас?
- Я сама бы выбралась.
- Я видел, как ты выбиралась. Носом в гальку. Нахрена тебе маска-то? Ты ж вроде не страшная? От комаров?
Девушка попыталась приподняться, но тотчас повалилась на песок.
- Во-во! - сказал Бонда и, схватив ее за капюшон, отволок с берега. Потом наломал ивняка, вернулся, замел следы.
- Короче, ты быстро отвечаешь на мои вопросы, и я тебя попытаюсь вытащить отсюда. Или молчишь, и я сделаю то, что вы там про нас друг другу рассказываете. Якши?
Девушка плюнула Бонде в лицо, но тягучая клейкая слюна только отскочила на пару сантиметров и белесой соплей повисла на подбородке.
- Ясно, - сказал Бонда, - москаляку на гиляку. Зомбиленд. Я кстати, хохол на четверть. Даже обидно.
- Ты хохол, а мы украинцы, - гордо прошептала девушка.
- Да хоть адвентисты, - сказал Бонда, доставая скотч, - здесь тебе не там.
Он взвалил ее на "мельницу" и сделал несколько шагов. Потом остановился, опустился на землю и сказал мычащему извивающемуся свертку:
- Будешь дергаться, дура мокрая, зарежу, прям здесь. Вот этой твоей кухонной трамонтиной. А у тебя еще есть шанс... посмотреть, как можно жить. Не прячась за масками. Никто там тебя хором не употребит. И по частям маме не отправит. У нас нормальных людей побольше.
Глава 41. В пути.
На вокзале было сумрачно и грязно. На каждом шагу, на сумках, на полу, на корточках сидели усталые напряженные люди. Мимо них текли, разбиваясь ручейками, нескончаемые потоки тех, кто еще не нашел себе места. Расталкивая стоящих, сновали какие-то совсем непонятные личности. Время от времени они собирались в закрытую со всех сторон группу. Вскоре оттуда раздавались развеселые прибаутки наперсточников и удивленные возгласы "выигравших". Немногочисленные жертвы заинтересованно подтягивались на "посмотреть" и шоу крутилось уже для них.
Бонда за четыре часа ожидания, от скуки и невозможности читать в тусклом свете, уже начал отличать действительно интересующихся от подставных. Также он отметил двоих парней и неопределенного возраста бабу в разных углах зала, внимательно следящих за публикой и ходом игры. Вмешались они только раз, когда из образованной "зрителями" толпы вывалился игрок с внешностью колхозника и заблажил: "Не, ну ребята, вы чо? Вы чо ребята? Не, ну нельзя же так"
Баба участливо взяла его под руку и, что-то говоря, повела к выходу. Двое парней поодаль следовали за ними. Бонда услышал только "это ж страшные люди...не найдет никто тебя...какая милиция, всё у них повязано".
-Верю, - подумал Бонда, припоминая, как милиционер серой мышкой проскользнул через компанию на второй этаж. Некоторые кивали ему головой.
Бонда в очередной раз поднялся наверх. Света здесь почти не было - лампочки, чтоб не мешали, поразбивали бомжи, вольготно разлёгшиеся на лавках с выломанными подлокотниками. По периметру вытянулся десяток разномастных ларьков. Ночью работал только один.
Бонда купил пару ржавых в угольной крошке беляшей с кисловатым мясом и бутылку тёплого пива. Выдержал взгляд сидящего на корточках побитого жизнью человека, но доедать не стал, а спустился вниз и вышел на улицу. Достал сигарету. После вокзальских помещений воздух казался сладким.
Из скособоченного павильона неподалеку доносились звуки стрельбы - видеосалон работал круглосуточно. Несколько человек, курящих у входа, повернули головы и, заметив Бонду, молча направились к нему. Как огромные овчарки, которые абсолютно беззвучно несутся навстречу жертве. Мертвые их лица выражали какой-то интерес. Первым подошел лысый здоровяк в куртке-пузыре из рыжего кожзама. В руке он угрожающе крутил нержавеющую цепочку с ключами.
-Такси не надо, - сказал Бонда, не дожидаясь, - водки тоже. Просто воздухом дышу.
Лысый так же, молча, развернулся и махнул своим - отбой. Потом что-то вспомнил, и оглянулся.
- Ничего не надо, - вновь упредил его Бонда и добавил, усмехнувшись, - спасибо.
На привокзальной площади ветер крутил куски картона и обрывки газет. На разросшихся за лето тополях висели полиэтиленовые пакеты. Из-за угла дома напротив, пошатываясь, вышла компания из семи человек и, матерясь, загрузилась в подъехавшую угловатую иномарку. Двое при этом задницей сели в багажник, скукожившись креветками и свесив ноги наружу. Водитель вышел из кабины, осмотрел машину, смачно высморкался и вернулся на место. Руль был справа. Таксисты проводили отъехавших взглядами, и по-прежнему, молча, уставились в дверь салона. Пальба ненадолго сменилась визгом шин.
Бонда прошел через арку и оказался на тускло освещенном перроне. Прогорклая чесночно-чебуречная вонь сменилась знакомым ароматом креозотной пропитки. Синие огни, серые пыльные облака цыганских шалей, солдатики в бушлатах, приплясывающие у товарняка с чем-то затентованным. Жизнь, всюду жизнь... Или выживание?
Бонда дождался поезда, не раздеваясь, залез на вторую полку, снял ботинки. Переложил их в приготовленный заранее особо хрустящий пакет и засунул на третью полку над собой. Сумку сунул под голову. Раскрыл складешок и убрал его под матрас со стороны брючной вешалки. Укрылся курткой, привязав ее веревочкой за петельку к скобе в стене. Постель на одну ночь в плацкарте почти никто не брал. В проходах торчали ноги в грязных носках, бегали какие-то бешеные от недосыпа дети, сновала засаленная проводница.
Потянуло табачищем, люди завозмущались, и чей-то бычок полетел в приоткрытое окно. С улицы заорали и несколько раз треснули кулаком по стенке вагона. Внизу на боковушке кто-то рассказывал:
-Спустился в туалет. Нет, не платный, в другом крыле. Встал к стенке, там же вдоль стены лоток идет, наклонный, поливаю, значит, кафель. Тут раз - двое подошли справа и слева. За руки меня - хоп! А сзади шнурок на шее - оп-па! И всё, только шепот в ухо: "Стой, сука!" Страшно, хриплю еле-еле. Вообще ноги подкашиваются. Эти, значит, руки нараскоряку тянут, каждый в свою сторону, не дернешься. И кто-то быстро-быстро по всем карманам, аж трусы прощупал. Потом раз, резко так в угол толкнули, я аж на коленки упал, грязно там. Отпустили. Живой. Повезло. И документы с билетом тут же сбросили на пол. Человек пять, наверное, их было.
Другой голос ответил: "Там зимой шапки срывают, прямо на очках, лучше заранее снимать и прятать, даже если сурок".
Поезд вздрогнул, огни за окном сместились вправо. Бонда уснул.
Глава 42. Песня без гармони.
Вспомним про тех, кто в тылу ошивается, с женами нашими спит. Кто вечерами, сидя в ресторанчиках, "Смерть оккупантам!" кричит. Вспомним про тех, кто командовал ротами, кто умирал на снегу....
Бонда прикрыл дверь, стало тише.
- Игорь, - сказал он, - мне что-то подумалось...навеяло нашими певунами...ты же в городе бываешь...Там действительно... все как раньше?
-Ну, положим, ресторанчики там до девятнадцати, комендантский час никто не отменял. А вот остальное - да, похоже. Местами. Где завод, там вообще без разрушений, ну и в центре подвосстановили почти все. Только что траву не стригут. Толкучка, как в девяностые. Шило на мыло. Я ж патроны на свою иномарку там взял. У какого-то кренделя. Они там ничего не боятся, ни комендатуры, ни полиции. Спица там всех знает. Мне кажется, закажи она ядрен-батон, так через неделю привезут, только башляй. Хочешь, вместе туда съездим? Чего ты себе вбиваешь лишнее?
- А люди, что? - проигнорировал Бонда последние фразы, - Они... чем вообще думают-то? Эта зима уже другая будет. Станция стоит.