вдвоём смотреть на бледно-зелёную звёздочку.

Потом мама зажгла свет.

- Да, - сказала она, - это волшебство! Но всё-таки как ты

решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого

червячка?

- Я так долго ждал тебя, - сказал я, - и мне было так

скучно, а этот светлячок, он оказался лучше любого самосвала

на свете.

Мама пристально посмотрела на меня и спросила:

- А чем же, чем же именно он лучше?

Я сказал:

- Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой!

И светится!"

Я никогда я не забуду этот зимний вечер. На дворе было

холодно, ветер тянул сильный, прямо резал щёки, как кинжалом,

снег вертелся со страшной быстротой. Тоскливо было

и скучно, просто выть хотелось, а тут ещё папа и мама ушли

в кино. И когда Мишка позвонил по телефону и позвал меня

к себе, я тотчас же оделся и помчался к нему.

Там было светло и тепло и собралось много народу, пришла

Алёнка, за нею Костик и Андрюшка. Мы играли во все игры,

и было весело и шумно. И под конец Алёнка вдруг сказала:

- А теперь в прятки! Давайте в прятки!

И мы стали играть в прятки . Это было прекрасно, потому

что мы с Мишкой всё время подстраивали так, чтобы водить

выпадало маленьким: Костику или Алёнке, - а сами всё время

прятались и вообще водили малышей за нос.

Но все наши игры проходили только в Мишкиной комнате,

и это довольно скоро нам стало надоедать, потому что комната

была маленькая, тесная и мы всё время прятались за портьеру,

или за шкаф, или за сундук, и в конце концов мы стали

потихоньку выплёскиваться из Мишкиной комнаты и заполнили

своей игрой большущий длинный коридор квартиры.

В коридоре было интереснее играть, потому что возле каждой

двери стояли вешалки, а на них висели пальто и шубы. Это

было гораздо лучше для нас, потому что, например, кто водит

и ищет нас, тот, уж конечно, не сразу

догадается, что я притаился за Марьсемёниной

шубой и сам влез в валенки

как раз под шубой.

И вот когда водить выпало Костику, • он отвернулся к стене и стал громко

выкрикивать:

- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать!

Тут все брызнули в разные стороны, кто куда, чтобы прятаться. А Костик

немножко подождал и крикнул снова:

- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду

искать! Опять!

Это считалось как бы вторым звон ком.

Мишка сейчас же залез на подоконник,

Алёнка - за шкаф, а мы

с Андрюшкой выскользнули в коридор. Тут Андрюшка недолго

думая полез под шубу Марьи Семёновны, где я всё время прятался,

и оказалось, что я остался без места! И я хотел дать

Андрюшке подзатыльник, чтобы он освободил моё место, но

тут Костик крикнул третье предупреждение:

- Пора не пора, я иду со двора!

И я испугался, что он меня сейчас увидит, потому чтоя совершенно не спрятался, и я заметался по коридору тудасюда,

как подстреленный заяц. И тут в самое нужное время

я увидел раскрытую дверь и вскочил в неё.

Это была какая-то комната, и в ней на самом видном месте,

у стены, стояла кровать, высокая и широкая, так что я моментально

нырнул под эту кровать. Там был приятный полумрак

и лежало довольно много вещей, и я стал сейчас же их рассматривать.

Во-первых, под этой кроватью было очень много

туфель разных фасонов, но все довольно старые, а ещё стоял

плоский деревянный чемодан, а на чемодане стояло алюминиевое

корыто вверх тормашками, и я устроился очень удобно:

голову на корыто, чемодан под поясницей - очень ловко

и уютно. Я рассматривал разные тапочки и шлёпанцы и всё

время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху

будет, когда Костик меня тут найдёт.

Я отогнул немножко кончик

одеяла, которое свешивалось со

всех сторон до пола и закрывало

от меня всю комнату: я хотел глядеть

на дверь, чтобы видеть, как

Костик войдёт и будет меня искать.

Но в это время в комнату вошёл

никакой не Костик, а вошла

Ефросинья Петровна, симпатичная

старушка, но немножко похожая на

Бабу-ягу.

Она вошла, вытирая руки

о полотенце.

Я всё время потихоньку наблюдал

за нею, думал, что она обрадуется,

когда увидит, как Костик вытащит

меня из-под кровати. А я ещё

для смеху возьму какую-нибудь её

туфлю в зубы, она тогда наверняка

упадёт от смеха. Я был уверен, что

вот ещё секунда или две промелькнут,

и Костик обязательно меня

обнаружит. Поэтому я сам всё

время смеялся про себя, без звука.

У меня было чудесное настроение.

И я всё время поглядывал на

Ефросинью Петровн~

А она тем временем очень спокойно

подошла к двери и ни с того

ни с сего плотно захлопнула её. А потом, гляжу, повернула ключик - и готово! Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной

и корытом. Заперлась на два оборота.

В комнате сразу стало как-то тихо

и зловеще. Но тут я подумал, что

это она заперлась не надолго, а на минутку, и сейчас отопрёт

дверь, и всё пойдёт как по маслу, и опять будет смех и радость,

и Костик будет просто счастлив, что вот он в таком трудном

месте меня отыскал! Поэтому я хотя и оробел, но не до конца,

и всё продолжал посматривать на Ефросинью Петровну, что

же она будет делать дальше.

А она села на кровать, и надо мной запели и заскрежетали

пружины, и я увидел её ноги. Она одну за другой скинула

с себя туфли и прямо в одних чулках подошла к двери,

и у меня от радости заколотилось сердце.

Я был уверен, что она сейчас отопрёт замок, но не тут-то

было. Можете себе представить, она - чик! - и погасила

свет. И я услышал, как опять завыли пружины над моей головой,

а кругом кромешная тьма, и Ефросинья Петровна лежит

в своей постели и не знает, что я тоже здесь, под кроватью.

Я понял, что попал в скверную историю, что теперь я в заточении,

в ловушке.

Сколько я буду тут лежать? Счастье, если час или два! А если

до утра? А как утром вылезать? А если я не приду домой, папа

и мама обязательно сообщат в милицию. А милиция придёт

с собакой-ищейкой. По кличке Мухтар. А если в нашей милиции

никаких собак нету? И если милиция меня не найдёт? А если

Ефросинья Петровна проспит до самого утра, а утром пойдёт в

свой любимый сквер сидеть целый день и снова запрёт меня,

уходя? Тогда как? Я, конечно, поем немножко из её буфета, и,

когда она придёт, придётся мне лезть под кровать, потому что

я съел её продукты и она отдаст меня под суд! И чтобы избежать

позора, я буду жить под кроватью целую вечность? Ведь

это самый настоящий кошмар! Конечно, тут есть тот плюс, что я

всю школу просижу под кроватью, но как быть с аттестатом, вот

в чём вопрос. С аттестатом зрелости! Я под кроватью за двадцать

лет не то что созрею, я там вполне перезрею.

Тут я не выдержал и со злости как трахнул кулаком по корыту,

на котором лежала моя голова! Раздался ужасный грохот!

И в этой страшной тишине при погашенном свете и в таком

моём жутком положении мне этот стук показался раз в двадцать

сильнее. Он просто оглушил меня.

И у меня сердце замерло от испуга. А Ефросинья Петровна

надо мной, видно, проснулась от этого грохота. Она, наверное,